Книга шипов и огня - Карсон Рэй (книги TXT) 📗
Один за другим просители шепчут что-то отцу Никандро. Он молится, потом укалывает палец розовым шипом. Вместе они держат руку над алтарем, пока на него не падает капля крови — жертва. Отец Никандро подносит праведную правую руку ладонью вверх к подбородку просящего, а потом отправляет его к другому священнику, держащему бинт и чашу с гамамелисовой водой.
Когда мальчик передо мной начинает что-то шептать священнику, я медленно поднимаю руку к кушаку, где спрятана записка. Успех моего предприятия зависит от священника, его готовности принять сообщение во время таинства и его способности сохранять спокойствие на лице.
Возможно, я допускаю ошибку и отец Никандро разозлится на меня. Вдруг он прервет церемонию? А если Химена увидит? В конце концов он может и жизнью поплатиться.
Я передумываю и тянусь рукой к кушаку, чтобы спрятать записку обратно, но я недостаточно быстра. Мальчик уже отправился перевязывать палец, и взгляд отца Никандро автоматически опускается на маленький свиток пергамента, зажатый между моим указательным и большим пальцами.
Я становлюсь на место мальчика, прижав записку к груди. Отец Никандро складывает ладонь чашкой и за затылок опускает мою голову ниже и ниже, пока мы не оказываемся лоб ко лбу.
— Ваше высочество, — шепчет он. — Чего вы просите у Бога сегодня?
Рукой, в которой зажата роза, он забирает у меня свиток. В один миг моя записка исчезает в его широком рукаве, как будто он всю жизнь практиковался в интригах.
Он спокойно ждет моего ответа. Я говорю правду.
— Мудрости, — шепчу я. — Мне нужно гораздо больше, чем у меня есть.
В его голосе, произносящем благословление, я слышу одобрение. Укол быстр и глубок, глубже, чем бывает обычно; подозреваю, что под конец священник растерялся. Палец пульсирует, пока мы держим его над алтарем. Жирная капля шипит, упав на горячий камень, и тут же падает другая, поменьше.
Никандро отпускает мою руку и виновато улыбается. Я улыбаюсь в ответ, радуясь, что самой большой проблемой тут стал слишком глубокий укол шипа.
Я отправляюсь в угол, чтобы промыть и перевязать палец, и служанка встает на мое место. Мое сердце колотится от того, что я только что сделала. Я молюсь в надежде, что Химена не видела нашего обмена и что отец Никандро скоро прочитает мое сообщение. «Нам нужно встретиться, — гласит оно. — В первом часу утра, около древних текстов».
После службы я жалуюсь на слабость и ложусь подремать. Нужно поспать сейчас, чтобы суметь выждать время после того, как Химена уйдет в свою комнату. Как и я, она еженощно читает Священный текст, и до того момента, как она задует свечи и ляжет спать, может пройти немало часов.
Из дремоты меня вырывает стук в дверь. Химена откладывает шитье — она кроила просторную юбку из местной ткани — и подходит к двери.
Она едва приоткрывает дверь, и оттуда доносится приглушенный мужской голос.
— Они отдыхают, — отвечает Химена.
— Кто там? — шепчу я с постели.
— Прошу прощения, минутку, — говорит она визитеру и подходит ко мне. — Это генерал Луз-Мануэль. Снова.
— Я не могу отказать ему дважды, — шепотом говорю я. Хорошо, что у Косме сегодня выходной и она не имеет возможности подслушивать мою встречу с генералом. Я спрыгиваю с кровати, Химена подает мне парадную накидку. Я набрасываю ее на плечи и завязываю под горлом.
Химена заговорщицки закатывает глаза, а потом открывает дверь.
— Прошу, входите, генерал.
Генерал стремительно входит, как будто боится, что я передумаю. Он худой и сутулый, с лысой макушкой и усами того же фасона, что у лорда Гектора — да и у всей королевской стражи.
Мысль о лорде Гекторе вызывает у меня улыбку. Я была бы рада снова увидеть его, одного из немногих, кто был ко мне действительно добр с момента моего приезда.
— Ваше высочество. — Генерал низко кланяется.
— Генерал Луз-Мануэль. Прошу прощения за мою неподготовленность к приему гостей.
Он машет рукой в ответ на мои извинения.
— Вы часто плохо себя чувствуете, ваше высочество? — В его глазах отражается беспокойство.
— После служб я всегда без сил, — отвечаю я. — Вы не находите таинство боли эмоционально опустошающим?
Он только пожимает плечами.
— Причина моего прихода в том… — Он смотрит в пол. — Я был избран для того, чтобы пригласить вас… эм-м… официально… участвовать в следующем заседании Совета.
Совет пяти Джойи Д'Арена. Совет Алехандро, состоящий из высокопоставленных дворян и офицеров. Сейчас мне нужно быть осторожной, чтобы они не смогли манипулировать мною в отсутствие короля.
— Естественно, я буду рада принять участие. Однако не уверена в том, что смогу что-то предложить.
Он прочищает кашлем горло. Возможно, его злит, что ему приходится выполнять роль мальчика-посыльного, а может, он не согласен с решением Совета пригласить ребенка на заседание.
— Мы готовимся к войне с Инвьернами. — Как и моя сестра в письме, он говорит о войне как о предопределенном деле. — Поэтому мы бы хотели видеть представителя Оровалле на следующем заседании.
В этом есть смысл. Если народ Джойи до сих пор не знает о моем браке с Алехандро, то он также не знает и о том, что мой отец обещал армию. Но это именно то, о чем меня предупреждал Алехандро, так что я понимаю, что надо продолжать играть дальше.
— Когда состоится следующее заседание?
— Ровно через неделю, считая со вчерашнего дня. Сразу после обеда.
— Я буду присутствовать, — говорю я ему с самой уверенной своей улыбкой.
После того как он уходит, Химена поднимает глаза от шитья. Меня всегда поражает, что для любых гостей она остается совершенно невидимой. С их стороны глупо не обращать внимания на мою няню, ибо она ничего не пропускает.
— Будь осторожна с Советом пяти, солнышко, — говорит она. — Судя по тому, что о них говорят, они достаточно умны, чтобы оставить не у дел даже Хуану-Алодию.
Я сердито смотрю на нее. Вот и она сравнивает меня с моей сестрой.
— Я могу справиться с ними, — резко отвечаю я.
— Я и не говорила, что не можешь. Просто будь осторожна. Будь умнее Алодии.
Я смотрю на покрывало, чувствуя стыд за то, что усомнилась в ней.
— Я попробую.
Химена долго не ложится, дошивая мою юбку. Я читаю Священный текст, но даже мои любимые пассажи сейчас кажутся мне неинтересными. Я продолжаю посматривать на няню. Раздражение борется с любовью, когда я вижу, как она поздней ночью пытается совладать с пуговицами и жатым шелком. Она так самоотверженно трудится ради моего блага, а я сегодня собираюсь предать ее.
В конце концов она собирает ткани вместе и поднимается, зевая.
— Прошу прощения, солнышко, но я уже не вижу стежков. Придется закончить завтра.
Я запечатлеваю ее лицо в своей памяти, круглые щеки, возникшие от постоянных тревог морщины на висках. Если бы у меня было больше времени с Аньяхи, чтобы я могла хорошенько запомнить ее лицо. Образ ее смеющихся глаз уже стирается из моей памяти, и я не могу точно припомнить, были ли ее глаза на одном уровне с моими или же она была чуть выше.
— Благодарю, Химена. Юбка замечательная.
Она наклоняется ко мне и целует в лоб.
— Спи спокойно, Элиза.
К счастью, свет из ее комнаты, проникающий на пол атриума, гаснет почти немедленно, и я остаюсь с широко раскрытыми глазами в прохладной тьме.
Я выжидаю.
Мои веки тяжелеют, но стресс удерживает меня от сна. Я не решаюсь зажечь свечу, чтобы продолжить читать. Спустя некоторое время я поднимаюсь с постели, чтобы, обувшись в бесшумные туфли, пересечь холл.
Звук монастырских колоколов, звучащий в отдалении, но отчетливо слышный, влетает в комнату с балкона и объявляет о наступлении полуночи. Я медлю на краю атриума, прислушиваясь, не шевелится ли Химена. Наконец я закутываюсь в длинную накидку и прокрадываюсь за дверь.
Коридоры безмолвно мерцают. Редкие факелы отбрасывают необычные узоры на блестящий песчаник, и я едва удерживаюсь от смеха, так красив ночью чудовищный дворец Алехандро. Меня пугает мысль, что меня могут заметить. Мой силуэт более чем узнаваем, достаточно даже беглого взгляда на меня.