Год змея - Лехчина Яна "Вересковая" (книги серия книги читать бесплатно полностью TXT) 📗
Мстивой Войлич погладил подбородок.
— Я знаю, что у Гурат-града новый князь.
Говорят, Кивр Горбович не то сгорел заживо, не то был убит сильнейшим из прислужников Сармата, якобы предводителем каменных воинов. Отец изгнал и опозорил Хортима, но юноша желал, чтобы правдой оказалось последнее. Князь всегда оставался безжалостно несгибаем и презирал младшего сына, скроенного не по его воле, но должен был погибнуть в бою. И — Хортим продолжал так думать — его мог убить лишь бессмертный воин, не меньше. Хортиму захотелось выругаться: будь она проклята, сыновья гордость.
— Что за князь без города? — Он и сказал — «города». Гуратскому княжеству принадлежали десяток деревень и обширная степь, в которой до сих пор случались битвы с тукерами. Но Горбовичи испокон веков чтили свою столицу больше, чем что-нибудь другое.
— Я думаю, ты справишься, — все так же бесцветно улыбнулся Мстивой. — Гурат сожгли не впервые, и ты возведешь его снова. Ты замиришься со знатными родами, которые твой гневливый отец выслал глубже в степь, к ханам. Убитых не вернешь, но ты соберешь под соколом разбросанные по Пустоши деревни княжьих людей. Сейчас они охотно пойдут за тобой.
Слова, слова…
Хортим представлял, как много нужно для таких свершений. И для начала — небо без зарева пожара. Когда юноша говорил важные для него вещи, его голос становился тих. Не в пример отцовскому.
— Я ценю твою мудрость, князь, но я и моя дружина пришли не за советами. — Он прошагал вдоль длинных столов. Быстро остановился, но подался вперед и сжал в кулак обезображенную ожогами руку. — Идем со мной бить Сармата, князь.
В зале повисла тишина, и даже малая дружина Мстивоя застыла. Уголок рта Архи криво пополз вверх, а Фасольд привычно стиснул обух топора. Оставшийся отряд Хортима — бравые вояки Фасольда и отчаянная Соколья дюжина — кажется, перестал дышать от напряжения. А синие глаза Мстивоя смотрели из-под медовых ресниц, не меняясь, и в них по-прежнему плескались словно бы отеческая насмешка, хозяйское радушие и волынский холод.
— У меня немного людей, — согласился Хортим, едва не сбиваясь на шепот и не отводя от князя пристального взгляда, — но они прошли со мной огонь и воду. Каждый из них стоит троих. Я говорю с тобой, Мстивой Войлич, потому что из южных княжеств никто не решился встать с нами плечом к плечу. Но тебе, говорят, неведом страх. Говорят, твоя дружина сражается, как стая свирепых волков. — («Не спорим», — хохотнул Тужир.)
— Ты знаешь, что Княжьи горы не будут спокойны, пока жив дракон. Сармат-змей просит дань и убивает…
— Посмотри вокруг, княжич. — Зубы Мстивоя сверкнули перламутром. — Холодноват для него мой город. — Малая дружина посмеивалась: суровые морозы Волчьей Волыни были причиной для гордости. Редкий чужак мог пережить ее обильные пуховые снегопады, страшные метели и зимние ветра. — Твой Сармат-змей здесь даже не летает.
Хортим побледнел.
— Пусть так. Но земли к югу от тебя изнывают, потому что Сармат взбалмошен и жаден. Немногие могут позволить себе редко откупаться от него. Лесьярские Луки, Черногород, Колывань — те платят раз в два-три года, но остальные? К югу от тебя нет покоя, князь. Люди голодают и гибнут, а если и живут, то боятся следующего дня: вдруг дракон пожалует снова?
Мстивой удовлетворенно хмыкнул и поиграл волчьим черепком на пальце.
— Мне рассказывали, что Сармат хоть и жаден, но стережет земли, которые обирает. Что станы тукерских ханов, подаривших ему сундуки и девиц, — почти цари Пустоши, потому что извне к ним не приближается ни один враг. А если и приближается, то тут же сгорает. Еще мне говорили про Колывань — Сармат испепелил целый разбойничий народ, живший на ее болотах. Да и оголодавшее Гренское княжество уже не так скалится на Черногород.
— Приятно ли ждать, что покровитель превратится во врага? — спросил Хортим, сведя черные брови. — Я говорю тебе, князь: южнее Волыни нет покоя. Как справляться с внешним врагом, если сам напуган и обескровлен? Как, если завтра твоих дочерей поведут на заклание, матерей задушат в дыму, а братьев превратят в пепел? Если прислужники дракона разрушат твой дом и вырежут всех до единого? Скажи мне, князь, как можно так вести народ?
Голос Хортима надломился, но он продолжал чуть ли не хрипеть, что народ-то они один, где бы ни жили и кому бы ни поклонялись. А потом он сказал то, что его отец бы не сказал никогда, предпочтя откусить себе язык.
— Ты силен и храбр, Мстивой Войлич, и я прошу твоей помощи. Потому что не справлюсь без тебя.
Фасольд знал, зачем Хортим пошел в Волчью Волынь, но сейчас его хмурое лицо исказилось в судороге. А сам Мстивой откинулся назад, постукивая пальцами по украшенному резьбой камню.
— Что ты еще скажешь мне, княжич?
Хортим сглотнул.
— Моя сестра, Малика… Люди толкуют, Сармат украл ее.
Он никогда не понимал свою старшую сестру. Да и отца тоже, а Малика его боготворила. Сидела у его колен подле древнего престола и ловила каждое слово. Хортим верил, что сестре досталась вся отцовская жестокость, вся его надменность и гордыня, а сыновьям перепали лишь жалкие крохи. Кифа, старший, был добросердечен настолько, насколько вообще возможно Горбовичу. Он еще мальчишкой скакал на коне быстрее, чем взрослые юноши, и в его руках пели и меч, и копье — Кифа обещал быть хорошим правителем. Не сбылось. Тукерский сын вызвал его на поединок и убил, хотя Хортим был слишком мал, чтобы всё помнить. Позже говорили, что тогда развернулся не бой, а резня, и Кифу подло закололи. Кто знает, что было на самом деле? Никого не осталось. Ни отца, ни брата, ни кормилиц и ни кметей. Одна Малика, да и та, может, уже мертва. Но не бросать же ее. В них течет одна кровь, тягучая и злая. «А отец бросил тебя, — зазвенело в голове. — Выставил, как пса, надеясь, что подохнешь до зимы».
Но Хортим никогда не был как его отец.
— А, Малика Горбовна, — усмехнулся Мстивой. — Наслышан. Даже хотел прислать сватов от старшего сына, да кто только к ней не сватался. От сыновей ханов до… как там? Кузнецов? Сапожников? Я запамятовал.
Краем глаза Хортим заметил, как побагровел человек по его левую руку. Отец всегда говорил, что главное оружие Мстивоя Войлича — не меч и не топор. Язык. Он умел хлестать, как плеть, до мяса и кости. Раны, оставленные его словом, дурно заживали. Князь Мстивой неспешно поднялся с места, собравшись отвечать, и Хортим понял, что пропал. «Даже не советовался ни с кем», — заметил он.
— Ты прошел долгий путь, чтобы просить моей помощи. Другие отказали тебе, те, кто, кажется, бедствует и умирает. Значит, есть причина, почему их страх не дает плодов. — Мстивой говорил нерасторопно, но звонко и мерно, будто мурлыча. Хортим догадывался, что такой голос мог мгновенно взлететь до могучего боевого клича, слышного между кораблями. — Так ли все плачевно, княжич?
«Не тебе за каменными стенами рассуждать о чужом горе». Хортим сжал потрескавшиеся губы, а Мстивой, словно услышав его мысли, приподнял брови.
— Почему я должен печься о ком-то больше, чем они сами?
«Потому, что эта беда общая, князь, пусть оно и кажется по-другому. Потому, что ты можешь, и если у кого и хватит сил одолеть Сармата, так это у тебя». Но Мстивой Войлич имел свое мнение на этот счет: он не собирался губить верных людей и разорять ни за что собственные земли. Позже Хортим думал, что правда в их разговоре была о двух концах. Он призывал к достойному свершению, может, сбивчиво, но зная, что это необходимо. А Мстивой, как и пристало правителю, охранял тех, кто доверил ему свои жизни. И едва ли собирался умирать — и видеть, как умирают его близкие, — за чужие княжества.
Мстивой склонил голову вбок, и одна из медовых косичек свесилась у виска.
— Тем не менее я буду рад, если ты и твои люди останетесь моими гостями.
«Он не отступит от своего, как раньше не отступал отец», — почувствовал Хортим. Мстивой кажется мягче и приветливей, но это ложь, и убедить его даже сложнее, чем погибшего гуратского князя. Хортим приложил усилие, чтобы скрыть досаду. Никто не умел предугадывать действия Мстивоя Войлича, и тот мог в равной степени и помочь Хортиму, и зарезать его на пиру. Чтобы лишить Гурат-град последней надежды и пресечь не ладящий с Волынью род.
