Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ) - "Вансайрес" (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации TXT) 📗
Его зеркальный двойник, переставший улыбаться, обладал седыми прядями в волосах и казался постаревшим лет на пять, а то и больше.
— Я пойду прогуляюсь, — сказал Хайнэ и взял зонтик.
Дождь перестал, и в сизых сумерках появились туманные очертания мокрых деревьев, как будто подметавших тёмно-серое небо взлохмаченными макушками. Отовсюду продолжало течь и капать, ветер трепал ветви, и с них сыпалась холодная вода.
Хайнэ блуждал в этом вечернем полумраке, как в лабиринте, то и дело натыкаясь на клумбы и кусты, которые выскакивали из тумана, как хищные звери, выставившие вперёд когтистые тёмно-зелёные лапы.
Весь мир потерял краски и стал бледно-серым, все цветы теперь пахли одинаково — осенней сыростью и холодом.
Вдруг Хайнэ заметил впереди ещё один силуэт — женщину в тёмной одежде, подчёркивавшей её сильно выпрямленную спину. Она стояла неподвижно, в том участке сада, который обрывался прямо над пропастью, и держалась за деревянную ограду, казавшуюся довольно хлипкой.
На мгновение Хайнэ пришла в голову мысль столкнуть её вниз, но он одумался: с чего бы вдруг? Ведь она ничего ему не сделала, разве что бросила давным-давно.
Он медленно приблизился, но она даже не обернулась.
— Как он? — повторил он тот же вопрос, который задавал дочери этой женщины.
— Он будет жить, — сухо отозвалась Верховная Жрица.
Лицо её было пепельно-серым, примерно такого же оттенка, что и весь пейзаж вокруг.
Все её планы порушены, давно вынашиваемый замысел потерпел сокрушительное поражение, но она будет цепляться за свою власть и за свою жизнь, как цепляется за эту ограду, находясь в полушаге от пропасти — подумалось Хайнэ.
Ему вдруг стало её жалко, но за эту жалость довольно скоро пришлось расплатиться.
— Вы не сможете… ничего сделать? — спросил он чуть дрогнувшим голосом.
Когда-то он верил, что магические силы жриц безграничны, и сейчас ему очень хотелось вернуться к этой наивной вере.
— Даже если бы я обладала силой всех демонов Подземного Мира и всех дэймонов Звёздной Выси, мне не удалось бы вернуть красоту человеку, который желает быть уродливым, — процедила Даран сквозь стиснутые зубы.
Хайнэ вдруг вспомнил, как сразу после того, как он закричал — перед тем, как он сорвался и полетел в бездну — она ворвалась в комнату и увидела их двоих.
Воображение, как обычно, дорисовало картину, разукрасив её романтическими красками: мать услышала крик своего ребёнка и прибежала, чтобы защитить его, своего единственного сына.
Чтобы спасти его от демона.
Хайнэ ни на мгновение не поверил в эту сцену, но представил её себе с пресными чувствами давнего гурмана, внезапно утратившего всякую способность различать вкусы, однако продолжающего по привычке питаться деликатесами.
Тем не менее, он сделал по направлению к Даран ещё один шаг.
Тело его рвалось к её телу, а разум — к её разуму: всё-таки она была единственной, кто знал и видел то же, что знал и видел он.
Плоть от плоти.
И ещё она, вероятно, была единственной, кто бы действительно мог понять его и спасти, если бы она пожелала открыться перед ним — вернее даже, просто принять то, что мог открыть ей он.
Но она не хотела, и он это знал.
Даран повернулась к нему и окинула его взглядом, более холодным, чем осенний туман.
— В городе он подхватил заразную болезнь, от которой на его лице остались следы сыпи, и теперь он будет снова носить маску, — веско сказала она. — Рекомендую придерживаться этой версии, хотя бы просто для того, чтобы спасти собственную голову.
— Спасти от чего?
— От смертной казни за то, что ты изуродовал супруга Императрицы, плеснув ему в лицо кислотой. Свидетели, видевшие тебя в его комнате, были.
— Я? — повторил Хайнэ с какой-то дурацкой изумлённой улыбкой. — Я сделал это?
— Ты, — жёстко повторила Верховная Жрица. — Ты всегда завидовал его красоте.
Хайнэ хотел было рассмеяться, но вдруг вспомнил свои мысли накануне знакомства с Онхонто. «Хоть бы под его маской скрывалось какое-то страшное уродство», — злобно думал он тогда.
Его сотрясла ледяная дрожь.
— Я этого не делал, — произнёс он ровным, безэмоциональным тоном.
Несмотря ни на что, мысль эта казалось ему настолько противоестественной и дикой, что у него даже не было сил пытаться доказать, до какой степени она абсурдна.
— Идиот, — сказала Даран.
— Но он ведь не сможет носить маску всю жизнь. Когда-нибудь кто-нибудь всё равно узнает. Его супруга.
Верховная Жрица вновь посмотрела на него пронизывающим, как ледяной ветер, взглядом и, ничего не ответив, ушла.
Я приехать сюда, чтобы сделать кое-что — вдруг вспомнилось Хайнэ.
«Я хотел вытащить вас из клетки, — подумал он отстранённо. — А вместо этого загнал ещё в одну. Теперь вы до конца жизни будете обречены носить маску, чтобы скрывать уродство. И виноват в этом я, потому что я притащил вас сюда. Если бы я этого не сделал, то и вы, наверное, не решились бы. А я был уверен, что подарю вам здесь самые прекрасные дни жизни».
Невзирая на запрет Верховной Жрицы, он заковылял в основной дом.
— Я сказала, чтобы ты не появлялся здесь, — напомнила она, столкнувшись с ним на первом этаже.
— А мне всё равно, — спокойно ответил он. — Это мой дом. И это я могу выгнать вас отсюда. Потом можете вернуться в столицу и приказать казнить меня, четвертовать, сварить в кипятке или что угодно. Но сейчас дайте пройти.
Даран не изменилась в лице.
— Он в сознании, — только и сказала она, посторонившись и пропуская его. — Спрашивал о тебе.
— И что вы сказали? — спросил Хайнэ, замерев.
— Что ты не приходил.
— А то, что я был болен три дня?
— Скажешь ему сам.
Хайнэ содрогнулся и поспешил на четвёртый этаж, в покои Онхонто.
«Великая Богиня, он ведь решил, что я не хочу его видеть, — мысли скакали и прыгали в его голове. — Как он тогда сказал? Боюсь, что вы меня потом возненавидите, поэтому любите сейчас, пока можете. Он ведь подумает, что так и есть. Что я больше не люблю его, потому что теперь он уродлив. Что я любил его лишь за красивое лицо, которое заставляло забывать о собственном уродстве».
Он уже протянул руку к дверям, как вдруг остановился.
— А, может, так оно и есть? — вслух спросил он у самого себя и бледно, зло усмехнулся.
Ему вдруг вспомнились свои восторг и трепет при приближении к Онхонто, свои стихи, посвящённые ему, замирание сердца от звуков его голоса, от взгляда в его удивительные изумрудные глаза.
Яркие картинки, чистые цвета. Всё это было подёрнуто теперь пепельно-сизой дымкой, как и осенне-дождливый пейзаж вокруг, и казалось невыносимо далёким, как будто происходило тысячу лет назад, в другой жизни, с другим человеком.
Хайнэ знал, что это уже никогда больше не повторится.
Не будет ни Хайнэ-поэта, ни Онхонто-прекрасного существа, при приближении к которому он испытает трепет. Будет только то, что он увидел в зеркале, то, от чего ему парализовало и руки, и ноги, а больше всего — самое сердце.
Красивый, нарисованный на стекле пейзаж вдребезги разбился при столкновении с тем, что шло с самого дна души, с животным, глубинным, подсознательным ужасом, от которого Хайнэ бежал всю жизнь.
И любовь не победила страх.
«Вы меня убили, — с равнодушным отчаянием подумал Хайнэ. — Вы плеснули кислотой не только себе в лицо, но и мне в душу, и теперь там всё выжжено точно так же. Никогда я уже не испытаю прежних чувств. А, может быть, и никаких вообще».
Он развернулся и спустился вниз.
В последующие несколько дней он ещё не раз делал попытку преодолеть себя и пойти к Онхонто, но каждый раз, как тогда, в тот роковой день, что-то словно парализовывало его и делало совершенно бесчувственным, как живой труп.
«Всё бесполезно, — думал он, стоя подолгу перед закрытыми дверями. — Я не могу».
А потом он бросил свои тщетные усилия и появившееся у него свободное время проводил, бесцельно блуждая по серому саду.
