Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ) - "Вансайрес" (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации TXT) 📗
— Ах, да…
Онхонто поднялся с постели и, медленно обойдя комнату, погасил все светильники, оставить гореть только один из них. В это время Хайнэ снова содрогнулся и, чувствуя подступающий приступ паники, начал непроизвольно искать глазами то самое зеркало — но, к счастью, его убрали.
— Моя мечта сбылась, — сказал Онхонто, ложась под одеяло. — Больше никаких слуг. Никто не помогает мне одеваться и раздеваться, я ем сам, в постели. Никто ко мне не заходит, не кланяется и не смотрит восторженным, влюблённым взглядом. Теперь осталось найти розы и садовую лопату.
— Тут есть розы, — сказал Хайнэ тихо.
— Вот и замечательно. Не возражаешь, если я вернусь сюда и буду жить в вашем доме? Конечно, это в том случае, если меня выгонят из дворца.
— Не возражаю… А?! — изумлённо вскрикнул Хайнэ, когда до него запоздало дошёл смысл этих слов. — Это возможно?!
— Ну, если ты не выгонишь меня тоже, — улыбнулся Онхонто.
У Хайнэ задрожали губы.
— Я не могу говорить вам «ты», — невпопад сказал он.
— Да ведь я теперь такой же. И даже тоже урод. Надеюсь, ты не обидишься на слово «тоже»? В общем, мы на равных.
— На равных? — повторил Хайнэ, широко раскрыв глаза. Лицо его жалко искривилось. — Да куда уж там. Выше, чем сейчас, вы никогда ни были, а я никогда не был ниже. Вы заявляли, что не желаете быть божеством, но у вас вышел прямо противоположный эффект. Если раньше вы были недосягаемым идеалом, то теперь вы — Бог, никак не меньше. И вы очень высоко в небе, в своей свободе и красоте, а я остался на земле, скорченный и скрюченный, связанный своим уродством. Уж, конечно, не внешним, а другим…
— Бог ближе, чем идеалы, — усмехнулся Онхонто. — Так что, может, это не так уж плохо.
— Вы теперь говорите совсем правильно, — вдруг заметил Хайнэ с какой-то грустью. — Ни разу не ошиблись за сегодняшний вечер…
— А, это всегда так бывает. Полтора года я бился над своим языком, и всё напрасно. Я и сам уже успел разувериться и решить, что мои усилия бесполезны, однако всё-таки не оставлял их, потому что упрям. А потом, в один день, всё изменилось. Это как песочные часы, Хайнэ. Ты же видел их в моей спальне во дворце? Песчинка падает за песчинкой и кажется, что они никогда не закончатся, но однажды последняя из них переполняет чашу, и часы переворачиваются. Вот так же и этот мир. Разница только в том, что песочные часы я вижу с высоты своего роста и могу практически наверняка сказать, когда же песок закончится в одной из половинок. А теперь представь, что ты совсем маленький, что ты живёшь внутри этих часов и не знаешь этого… или же наоборот, что часы находятся внутри тебя. В любом случае, ты не видишь, как падает песок, только чувствуешь это. Ты не будешь знать, какая из песчинок окажется последней, и всё перевернёт. Но любая из них может оказаться той самой. — Онхонто улыбнулся и потрепал Хайнэ по волосам. — А теперь давай спать.
— Мне должно быть пять лет, — сказал Хайнэ, не вытирая текущих по лицу слёз. — И вы должны быть моим отцом и учить меня всему этому. Вот как должно быть на самом деле.
— Ну что ж, так не получилось в этой жизни, — чуть вздохнул Онхонто. — Может, получится в следующей.
И он погасил последний светильник.
В темноте Хайнэ протянул к нему руки и, наполовину стащив с него маску, с величайшей осторожностью дотронулся до обожжённой кожи.
— Не больно? — выдохнул он.
— Нет, уже нет. Даран лечила меня, она знает своё дело.
Всхлипнув, Хайнэ кивнул и медленно провёл пальцем по его щеке. Она была вся бугристая, как будто изборождённая рытвинами, покрытыми жёсткой коркой.
— Зажечь свет? — спросил Онхонто.
Хайнэ хотел было что-то ответить, но не смог. Слёзы бессилия покатились по его щекам.
Онхонто, вместо дальнейших слов, снял с него верхнюю накидку и, дотронувшись до тщедушных плеч, провёл руками вниз до острых локтей.
— Что ты чувствуешь? — спросил он.
— Чувствую? — повторил Хайнэ, закрыв полные слёз глаза. — Я чувствую, будто пытаюсь всеми силами выбраться из того, что связывает меня. Из этого кокона, свитого из всего, что меня составляет — из моих представлений о счастье, красоте и уродстве, из страхов, из надежд, из несбывшихся мечтаний, из детских обид и слёз, из всего плохого, но и хорошего тоже. Я считал, что мои представления о прекрасном, воплощением которых были вы, — это самое лучшее во мне, но теперь оказалось, что они-то и связывают меня больше всего. И эти нити, наверное, сложнее всего разорвать. Хуже всего, что это так больно, что хочется кричать. И у меня ничего не получается.
— Они будут синими, — неожиданно сказал Онхонто мечтательным голосом. — Точнее… ярко-лазурными. Да.
— А?.. — вздрогнул Хайнэ.
— Ну, крылья, — пояснил Онхонто. — Ты же говоришь о коконе. Из кокона появляется бабочка. У нас на Крео были именно такие, с лазурными крыльями. Очень красивые.
— Я так хочу поехать туда с вами, — прошептал Хайнэ, прижавшись к его плечу.
— Или полететь, — улыбнулся Онхонто. — У бабочки есть крылья, она может летать. Зачем ей куда-то ехать? И корабль ей не нужен.
Так они проговорили ещё около получаса, а потом почти одновременно уснули.
Наутро Хайнэ проснулся первым.
Какое-то время он просто лежал, глядя опухшими глазами в потолок, а потом медленно обвёл взглядом комнату. С тех пор, как в ней прекратили убираться, все предметы успели покрыться приличным слоем пыли, на столе стояли в беспорядке пустые склянки от каких-то лекарств и снадобий, грязная посуда. Очевидно, теперь, когда Онхонто поправился настолько, что смог надевать маску, всё должно было вернуться к прежнему порядку, но Хайнэ всё же сполз с постели и принялся неловко убираться, использовав в качестве тряпки для пыли оторванный рукав от собственного нижнего платья.
Онхонто продолжал спать.
Когда с уборкой было закончено, Хайнэ осторожно поправил его одеяло и, присев рядом на постель, протянул руку к его лицу.
Ему казалось, что уж теперь-то, после всего, что было, и при свете дня, он непременно сможет это сделать, но как только он коснулся маски, все притихшие было страхи ожили с новой силой, и его затрясло от удушающей паники и желания бежать на край света.
С трудом переждав этот приступ, Хайнэ бессильно опустил руки и зарыдал от злости и ненависти к себе.
Потом его взгляд вновь упал на стол, заставленный полупустыми склянками.
«Может, у него осталось ещё этого средства? — подумал он. — Должно было остаться!»
И, охваченный яростным бессилием, он принялся рыться в вещах Онхонто.
В этот момент тот проснулся.
— Что ты делаешь? — спросил он, приподнявшись на постели.
— Дайте мне её! — закричал Хайнэ в исступлении. — Дайте мне эту жидкость, я сделаю с собой то же самое, может, хоть тогда мне будет проще! Я урод внутри, так будет даже лучше, если я стану абсолютным уродом снаружи, так будет правильно!
— Ну нет уж, — возразил Онхонто. — Мне-то всё равно, но если ты это сделаешь, а потом нам захочется пройтись вместе по улице, то это будет выглядеть несколько комично, тебе не кажется? Как будто ни с того ни с сего начался маскарад, которого в этом городе вообще не бывает. Хайнэ, подумай об окружающих. Они будут чувствовать себя неуютно.
Хайнэ упал на пол и закрыл лицо руками.
— Я не устаю вам поражаться, — глухо сказал он несколько минут спустя, зарывшись лицом в колени Онхонто. — Я не понимаю, как такой человек, как вы, вообще может существовать. И можете ли вы быть человеком? Вы абсолютно ничего не добились тем, что сделали. Тех целей, о которых мне говорили. Если вы снимете эту маску, то окружающие на какое-то время, наверное, будут так же парализованы, как был я, но потом придут в себя и вознесут вас ещё выше, чем вы были прежде. Вот увидите.
— Да нет, — сказал Онхонто. — По крайней мере, не все. А если их будет хоть наполовину меньше, то мне уже станет легче.
Хайнэ пробыл с ним до полудня, когда Онхонто снова захотел немного поспать, а потом заковылял через тайный ход к себе, измождённый до полного физического бессилия.
