Неспящий (СИ) - Морриган Барбара (онлайн книги бесплатно полные TXT) 📗
Мужчины быстро бросились к выходу, по возможности прихватив последние мешки и бочки, и вот, когда последний оказался за дверью, мы с Фабером на счёт «три» отпустили балку и выскочили на улицу. Дождь хлестал ещё беспощаднее, чем прежде, однако огонь не торопился утихать. Кузнец Ферриус сдёрнул с лица почерневшую повязку и окинул толпу взглядом:
— Все на месте? — он начал негромко перечислять имена присутствующих, и вдруг у меня внутри что-то похолодело. Отец! Я бросился к дверям амбара и мгновенно залетел внутрь.
— Тори! — послышалось за моей спиной, — вернись, маленький засранец! Тори! — однако, я уже ничего не слышал, сейчас мой мозг лихорадочно искал выход. Одна из балок уже обрушилась, перекрыв половину амбара, и вот с громким треском в мою сторону повалилась вторая. Я еле успел выскочить из-под неё и прокашляться от дыма, пыли и искр, поднятых ей сполна. Я перебрался через поваленные балки и бросился к лестнице на второй этаж. Обгоревшие ступеньки прогибались под ногами, заставляя сердце уходить в пятки от каждого скрипа.
Второй этаж выглядел ещё хуже первого — многие доски прогорели и образовали на месте себя чернеющие провалы, огонь охватил довольно обширное пространство, и самые массивные части обвалившихся балок приземлились на и без того ненадёжный пол. Наконец, сквозь пламя и дым, я увидел грязное лицо отца. Я бросился в его сторону, перемахивая через дыры в полу и горы горящего хлама.
— Тори! — вскрикнул он и закашлялся, — Тори, беги! — однако я упорно двигался вперёд, пока не достиг своей цели. Отец лежал, прижатый обломком балки к полу. Он уже не говорил, только лихорадочно кашлял.
— Пап, где твоя повязка? — прокричал я. Он попытался что-то ответить, однако я не расслышал его из-за оглушительного треска: третья и самая массивная балка зашлась огромной чёрной трещиной. Я, не раздумывая, сорвал с себя повязку, обмотав её вокруг отцовского лица, и, приложив титаническое усилие, приподнял обломок, прижавший его к земле. Отец слабо размахивал руками, протестуя и бормоча что-то о том, чтобы я уходил прочь, однако я подхватил его под руки и потащил к лестнице. По дороге я увидел брошенный мешок и связку снастей. Нужно было как-то вытащить и их… За мгновение мне пришла мысль — я стащил с себя рубашку и, уложив отца на мешок, обвязал его и связку со снастями. Теперь они довольно уверенно держались рядом с ним, и я мог вытащить всё за один присест. Внизу уже собрались мужики, готовые оказать помощь. У лестницы я освободил отца от импровизированных пут и сбросил вниз снасти, а затем, похлопав его по щекам, чтобы привести в сознание, начал аккуратно спускать его вниз по лестнице. Он слабо хватался за перекладины и в какой-то момент потерял контроль, однако внизу его тут же приняли сильные руки товарищей. Они уже тащили его к выходу, когда я собрался спуститься следом, однако последняя балка в этот же момент обвалилась, проскользив прямо по лестнице и обрушив её до основания. Я оказался в ловушке.
Однажды старик Софус, служитель у местного алтаря, сказал мне, что каждые пять секунд где-то в мире в землю ударяет пять сотен молний. Мы нередко наблюдали грозы и вспышки на небе, но никогда это не казалось чем-то осязаемым, реальным и возможным рядом с нами. А теперь я заперт в ловушке из огня и дыма благодаря одной лишь небесной вспышке. Если бы я верил в богов, я бы счёл, что у них странное чувство юмора. Мозг начал лихорадочно искать спасения, но оно упорно не желало показываться мне на глаза. Огонь охватывал амбар, и что-либо разобрать становилось всё сложнее. Прыгнуть вниз казалось просто невозможным — высота была довольно приличной, да и внизу скопилось внушительное количество обломков, о которые легко можно было покалечиться. Дышать становилось всё сложнее, и глаза стала укрывать тёмная пелена. «Неужели это конец?» — пронеслось у меня в голове. Я был неожиданно спокоен и равнодушен, я не думал ни о том, чего не успел, ни о том, что сделал в своей жизни не так, я просто смотрел на искры, танцующие перед моими глазами, и в этот миг мне казалось, что всё идёт так правильно, так… неизбежно. Ноги сами понесли меня вперёд, к проёму в стене. Раньше там было окно, затянутое сукном, но сейчас это больше напоминало просто зияющий кусок пустоты. Я приближался к нему, сам не зная, для чего, может, затем, чтобы в последний раз взглянуть на мир. И ровно в тот момент, когда мои руки коснулись нижней перекладины, я понял, что силы покидают меня, и тут перед глазами возникла тьма. Бесконечная и непроглядная.
«Осилит путь идущий. Свет —
узрит смотрящий вдаль.
Каким бы ни был твой ответ,
он будет значить «да»…»
— Ч… что? — непонимающе прошептал я, — кто это? Где я? — однако размытая фигура, как и её гулкий звучный голос, растворились во тьме. Я попытался подняться на ноги, но сил было критически мало. Неожиданно где-то впереди забрезжил свет. Он казался таким тёплым и приятным, что на душе сразу стало легче, и страх неизвестности мигом исчез. Я наблюдал, как голубоватые лучи переливаются, становясь всё ярче, переплетаясь между собой, и вот уже будто окутывая меня…
— Тори! Тори, очнись!
Я открыл глаза. Чувства начали постепенно возвращаться, и я ощутил, как по моему лицу стекают холодные капли, обжигая измученную кожу.
— Он жив! — прокричал склонившийся надо мной человек, заливисто рассмеявшись. Я почувствовал, как меня осторожно подхватили и поставили на ноги, и по моему телу любопытно заскользили чьи-то руки.
— Вроде, целый, не думаю, что он повредил что-то… Но состояние нерадостное, отнесите его в дом, пусть поспит.
Я мало понимал, что происходит, но покорно повиновался. Когда меня уложили на мягкую кровать, я ощутил такое непередаваемое блаженство, что словами просто не описать. Я уснул практически мгновенно, и в ту ночь меня более не посещали какие-либо сны и видения, лишь откуда-то издалека доносился едва различимый шелест дождя.
В ту ночь наша жизнь изменилась. Амбар рухнул, погребя под собой часть наших запасов. Кое-что удалось спасти, но отцовские снасти всё равно оказались повреждены, часть маминых трав также была выжжена дотла. Со мной всё оказалось в порядке — я потерял сознание, вывалившись из окна второго этажа в последний момент перед тем, как всё рухнуло, но я не повредил никаких костей или органов, лишь получил незначительные ожоги. Отцу же повезло меньше — его кожа сильно обгорела, он получил травму спины от балки, упавшей на него, и из-за долгого пребывания в задымлённом помещении, его дыхание сильно затруднилось. Целитель сказал, что отец сильный и здоровый, и всем этим невзгодам так просто не одолеть его. Однако на восстановление потребуется довольно много времени. И это неудивительно — он выглядел крайне плачевно: не поднимался с постели, редко открывал глаза, очень чутко реагировал на свет и температуру, почти ничего не говорил, только лишь глубоко дышал, сопровождая это пугающим неестественным хрипом.
Для нас с матерью настали тяжёлые времена. Близилась зима, а золото утекало сквозь пальцы столь стремительно, что мы едва сводили концы с концами. Из-за голода и болезни отца мама сильно пала духом, похудела, осунулась. Мне пришлось устроиться в подмастерья к кузнецу, но это мало спасало положение — весь основной доход приносил отец, а теперь ему ещё и требовались дорогие лекарства, достать которые можно было только в городе. Но мы держались, как могли, и то, что мы вместе, придавало нам сил.
С того дня, когда в амбар ударила молния, я начал замечать некоторые странности. Видение, которое пришло мне в то время, как я потерял сознание, было далеко не единственным. Почти каждую ночь я стал видеть странные сны, хотя мне довольно редко что-то виделось по ночам. Теперь же они стали яркими, насыщенными, почти осязаемыми. Я видел ясные картины: природу, города, деревни, совершенно не похожие на всё то, что я видел раньше. Люди во снах были довольно расплывчаты — как правило, они появлялись большими толпами, и я никогда не различал их лиц, однако одного я не забуду никогда. Чаще других передо мной появлялся высокий человек. Я никогда точно не мог разглядеть ни цвета, ни покроя его одежды, а лицо его всегда было укрыто то ли капюшоном, то ли маской. Но его голос врезался в мою память, как ничто другое. Он то и дело произносил нечто совершенно невообразимое — это были складные строки, смысл которых, однако, оставался мне непонятен.
