Три этажа сверху (СИ) - Ковалевская Александра Викентьевна (читать книги без регистрации полные TXT) 📗
Я чувствовала, что это не всё, что он хочет сказать.
— Хочешь рыбки? Я припрятал, для тебя.
Я хотела рыбки. Рыбки, мясца, хлеба, сахара… Я хотела есть, ужасно хотела. Мясо, съеденное вечером, давно переварилось в моём в желудке. С тех самых пор, как нас занесло сюда, голод наш постоянный спутник. Но, сглотнув слюну, я отказалась.
— Рыбу есть надо бы втроём! — заметила я.
Карнадут не смутился, пожал плечами.
— Я тебя люблю! — сказал он просто. Так говорят четырёхлетние дети в песочнице. Но мне стало тепло, как в недавнем сне. И нежно. И грустно. Захотелось погладить его по голове. Он стоял близко, и оказался и выше, и крепче, чем я привыкла о нём думать. Видимо, запомнила худощавого мальчишку-девятиклассника, добросовестно корпевшего над чертежами, которому всё время смотрела в темечко, и до сих пор не отдаю себе отчёта, что за два года он возмужал.
Что за жизнь у нас — мы толком не видим друг друга и вообще никого не видим: мы заняты бесконечной работой или вынуждены бежать на зов к кому-то… на помощь бежать…
Я подумала это, а вслух сурово произнесла:
— Маленький ещё!
— Ты думаешь? — фыркнул он, разворачивая плечи. Ироничная улыбка тронула его губы и исчезла с серьёзного лица, сказав больше, чем слова.
Я взвесила всё, в том числе, пугающую откровенность Краснокутского, и жизненную необходимость иметь преданного рыцаря подле себя.
— Спасибо! Ты — лучший!
— Значит, нет?
— Потом.
— Когда?
Я чувствовала, ему трудно даётся нарочитое спокойствие. Ох уж, эта холодная, страшно холодная ночь!
— Я похожа на твою маму?
Он замотал головой, растерявшись.
— Не-ет!
Добавил, подумав:
— Только характером.
— Она могла бы — с учеником?
— Я в нокауте! — признался он. Коротким жестом поднял обе ладони и покаянно опустил лицо. — Я подожду. Согласна?
Женщина во мне, хитрая предвечная Ева, пившая кровь-сок запретного плода, вдруг взяла и шепнула:
— Мы подождём.
Я решила, что срочно женю его. На ком? Девочкам он нравится. Но есть маленький пустячок — нужно, чтобы и он был неравнодушен к кому-то из девушек. А вот этого я не замечала. Нужно подумать, Алина Анатольевна. Их всех надо бы переженить, и пусть бы заботились друг о друге, да только девушек на всех не хватает, как ни крути. И я, неожиданно для себя, однажды обнаружила, что извлекаю немалую выгоду из дефицита невест в деревне. Тайком друг от друга парни — те кто постарше и похитрее, — стараются угодить мне, всерьёз думая, что я имею право распоряжаться судьбой девушек и влиять на их выбор. А девчонки чувствуют мой авторитет среди ребят, и слушаются — по струнке ходят. Хоть и не надо мне, чтобы по струнке…. Но, с другой стороны, кто их организует, кто будет мирить в девчоночьих ссорах? Кто плохих ребят сдержит, а хорошим парням напомнит, что девушки — не мужики, они другие, и нуждаются в них…
Как, однако, жизнь всё сама, без нашего участия расставила по своим местам! И я уже как мать двоим младшим, а девушкам — строгая бона, и при мне они боятся капризничать, боятся показаться ленивыми или неумехами, влюбляться и тискаться по тёмным углам тоже опасаются. Света Конторович — исключение. Проблемная, конечно, особа, но без этого, наверное, не бывает….
Страшный треск и угрожающий шум ветвей падающего дерева раздался рядом. Мы подскочили от неожиданности и бросились с прогалины, которая была местом нашей ночной стоянки. Ломились в чащу, цепляясь рюкзаками за сучья и мокрые ветви густого подлеска. А когда остановились и оглянулись, увидели, что рассечённая пополам старая осина упала поперёк оврага.
Ребята молча изучали, как легло дерево, оценивая варианты: перебираться по осине прямо к лагерной ограде, или обойти овраг лесом? Я, понимая, что у них на уме поход по дереву, грустно призналась:
— Не смогу. Голова сильно кружится…
Женик вопрошающе глянул на Влада. Наверное, что-то прочитал в глазах друга и, повернувшись спиной к нам, отошёл и принялся топтать носком женской танцевальной туфли сорок первого размера угли утреннего костра. Влад подсунул руку под рюкзак на моей усталой спине, приобнял, а я…я смачно чихнула ему в куртку из чебурашкового меха.
Он выдохнул мне в ухо:
— Я готов умереть с тобой!
Я подумала. Если отбросить юношеский романтизм, выходило, что его пожелание, как ни посмотри, самое разумное. Умереть сию же минуту было бы кстати, по крайней мере, мне. Снова холодно, зябко, голод проснулся и накинулся с новой силой, голова трещит, и до лагеря мне всё меньше дела, скрутиться бы калачиком и уснуть вечным сном… Кто знает, что ждёт всех нас дальше?
Но вспомнила почему-то Ксюшу и Матвея — похудевших, с трогательно тонкими шеями, на которых, как одуванчики, сидят крупные полудетские головы. Вспомнила Дениса Понятовского, которому за день до петли времени объявили уточнённый диагноз: злокачественная опухоль. А тренер сказал родителям, чтобы отпустили парня на футбол, пусть, мол, сыграет… или пан, или пропал… И он пропал. Вместе со всеми нами. С диабетиком Юркой из девятого 'А' и астматиком Коляном из девятого 'В'. И они пока не вспоминают о своих лекарствах, но, может, это у них от стресса, непрерывного, растянувшегося на восемь недель? А может, мы все уже того… населяем другой мир?
— Я бы умерла хоть сейчас, да как младших оставишь? Вы-то худо-бедно прокормитесь, а о них кто позаботится? Я учила их подмывать пиписки тёплой водой из баночки… А чему ещё научить не успела?
Карнадут поводил лицом и аккуратно коснулся губами моей щеки:
— Вот такая ты деловая! — сказал, как выдохнул, чуть слышно.
Прошептал: 'Алина! С ума сойти!'
Не было сил метать гневные молнии. Я только хмыкнула в ответ, быстрым движением поправила нос и поплелась в чащу, отдавая себе отчёт в том, что чувствую близость этого человека даже трансцендентально: это когда тело каждой клеткой своей имеет в виду факт его существования. И сигналит: «Он. Он! Он рядом!» Может, есть причина, почему он уходит из деревни со своими ребятами в дальние походы чаще других?
Мы боялись пройти мимо цели, потерять её, призрачную нашу надежду, и приготовились облазать каждый метр здешних зарослей. Мы промокли насквозь, сверху и снизу: всё здесь было густорастущим, мокрым и холодным. Лишь ветра не чувствовалось в этом лесу. Не знаю, много ли времени нам понадобилось на то, чтобы пройти вдоль всего оврага, потом перейти на другую его сторону — я смотрела больше внутрь себя и чувствовала, что жар становится сильнее, а ноги вот-вот подкосятся, я упаду на колени, потом прильну к земле и не найду в себе сил подняться. Мы углубились в лес, продвигаясь едва ли не ощупью. А потом вышли на звериную тропу и увидели искромсанную тушу лося, повисшую на прутьях ограды. Лось выглядел так, словно его обкусывали сзади, со стороны леса, и отрезали ножом куски плоти со стороны лагеря. Кто-то жил в «Солнечном»! Кто-то совсем недавно кромсал звериную тушу, и этот кто-то не в силах был снять тушу с ограды и освежевать её! Сюда бы Вована и Лёху!
Влад и Жека осмотрели тушу и определили её как годную для сегодняшнего обеда. И мы пошли вдоль ограды, держась за прутья и переступая прямо по парапету, достаточно широкому, чтобы поставить на него ногу. Это было удобнее; лес здесь по-прежнему был непролазным, не считая той звериной тропы, на которой нашёл свою смерть лось. Мы дошли до центральных ворот и до калитки, выходившей на главную аллею. Они, естественно, были закрыты. Они всегда закрыты, даже во время работы лагеря, и сторож, сидящий возле входа, записывает всех посетителей… Перелезть через прутья когда-то не было проблемой даже для меня с моим средним ростом: крепления достаточно удобные, чтобы поставить на них ногу и, сильно толкнувшись, подняться, перенести ногу на верхний ряд креплений, соединяющих решетку со столбами-опорами, и потом повторить этот акробатический номер с растягиванием ноги почти в вертикальный шпагат, спускаясь вниз. Но сейчас моя тёплая одежда не рассчитана на такие движения. А ещё я знала, что метров через тридцать в ограде будут ещё одни хозяйственные ворота, и они крепятся довольно высоко от земли. Если ничто нам не помешает, мы пролезем под ними. И мы пролезли под этими воротами и столкнулись нос в нос с большой овчаркой.