Дань псам (ЛП) - Эриксон Стивен (библиотека электронных книг txt) 📗
Женщины и мужчины в самом важном одинаковы. Они приходят в мир с талантами, с предрасположенностями, с лицами и телами привлекательными или не очень. Они пользуются тем, что им дано. Перед ними встает выбор, перед каждым из людей. Для некоторых сделать выбор легче, чем для других, им так хочется стать желанными, они видят протянутые руки и считают: вот кратчайший путь. Так мало нужно усилий. Только улыбайся и не мешай бедрам раздвигаться.
Но пути назад нет. Такие пятна не отскоблишь. Луна сияет чистотой и красотой, но только потому, что навсегда заперта в шаре.
Она смотрела в небо, видела, как куски вращаются вокруг быстро чернеющей сердцевины. Движение, казалось, все более замедляется; ей почудилось, что обломки падают внутрь, обратно, а пыль разлетается, формируя копье, и это копье пронзает остаток луны.
«Пыли снится мир, которым она была.
Но пыль, увы, не повелевает ветром».
Резак осознал, что после нее угодил в объятия двух женщин, и каждая была дана ему в наказание. Только одной удалось, и сейчас он скачет к ней, чтобы встать перед ней и сказать, что убил ее мужа. Не потому, что она просила и намекала — ведь, честно говоря, такой власти у нее не было. Нет, Горлас Видикас мертв по иным причинам, к ней не относящимся.
Ты свободна — так он скажет. Делай что пожелаешь. Но, чего бы она не пожелала (скажет он потом), ее будущее не будет — не должно — включать в себя Резака.
«Гляньте, вон он, рядом. Что за наглость! Убил мужа, а она повисла у него на руке. О, эти двое сделаны друг для друга. Надеюсь, Худ отыщет для них яму поглубже, да побыстрее».
Если нужно, он сумеет вынести это. Но ее никогда не сделает жертвой такой судьбы. Даже ради любви.
Он вернулся в город только чтобы потерять его навеки.
Путь к Чаллисе станет последним. На заре он уезжает. Даруджистан скучать не будет.
Она снова поглядела на пленную луну в чаше ладоней. Вот, подумала она, детство во всей его невинности. Замороженное, безвременное, ни за что не дотянуться. Нужно лишь погрузиться взором, найти то, чем она прежде была. Проклятая красотой, благословленная здоровьем и силой. Свечение надежд…
«Пыль снов, ты будешь повелевать ветром?
Пыль снов, пришла пора освободить тебя!»
Было так легко влезть на невысокий парапет, поглядеть вниз, на камни садовой дорожки. Да, так легко освободиться.
Вместе они прорезали дымный воздух; когда ударились о камни, сфера разбилась, крошечная луна искрой взлетела вверх. И погасла.
Сны кончаются, но пыль снов вечно вьется в ветрах.
Крюппу не чуждо горе. Круглому человеку достаточно поглядеть на объем своей поясницы, чтобы осознать трагичность былых излишеств, понять, что преходящее воистину должно пройти. Сердце его столь велико, что приходится класть его в тачку (ну, почти). Не послав никому прощального подмигивания, он покидает мрачные пределы «Гостиницы Феникса», начиная трудный путь в конюшни, где ожидает его мягкий характером мул. Крюпп умело избегает укусов и лягания копытами.
Лик луны разбит и сверкает тысячью глаз. Никому не укрыться, всё видимо. Все могут видеть, что укрыться негде. Ужасное столкновение неизбежно.
Тяжкое давление задувает огни пожаров, как пальцы руки гасят свечной фитилек. Шмяк! Тут и там и повсюду тоже. Но благо это рождено суровой, зловеще нависшей угрозой. Бог умер, пакт заключен, а на улице, в окружении собирающихся зевак, достойный почтения муж стоит на коленях, низко склонив голову. Ветер колышет эфемерные цепи, выходящие из меча в руках его, тянет их, рвет их, возносит призрачными обрывками, пряча в окутавших город дымных тучах.
Поднимется ли он вновь?
Сможет ли ответить на последний вызов?
Кто же он такой? Этот белогривый Тисте Анди, руки которого запятнаны кровью брата, великими потерями народа?
Ах, поглядите поближе. Ядро еще пылает, горячо и чисто, сжимается, покорное необоримой воле. Он получит рану в сердце, ибо Аномандер Рейк из тех, что не видят иного выбора, не приемлют иного выбора.
Но… пока подарим ему несколько мгновений покоя.
Круглый человек выезжает в Даруджистан.
Существуют искушения, и некоторые оказываются неодолимыми. Если будет нужно, толстячок может стать на их пути неодолимым барьером.
Спросите у человека с молотом.
Пока одинокий воитель шагал — за ним Тоблакай и ведьма, а по бокам три, потом четыре Гончих Тени — вол волок телегу к стенам какого-то имения. Двое ведших его людей разделились: один вернулся к телеге, положил дрожащую руку на грудь лежащего — страшась, что найдет ее холодной и недвижной — и через мгновение испустил всхлип, звук облегчения. Второй мужчина поспешил к заднему входу и дернул за плетеный шнурок.
Тут он втянул голову, услышав сверху хлопанье больших крыльев, поглядел в небо, но ничего не различил в непроницаемо-плотных слоях дыма. Он ждал и дергался, бормоча под нос ругательства.
Дверь заскрипела.
— Мастер Барук! Рад, что это вы, а не клятый слуга — мимо их не пролезешь никак! Слушайте, у нас раненый — его нужно исцелить. Мы заплатим…
— Сержант…
— Теперь просто Дергунчик.
— Дергунчик, извини, что должен отказать…
Услышав такое, Баратол торопливо обежал телегу; руки сжались в кулаки, он потянулся к здоровенной секире, что висела за спиной. Движения были инстинктивными — он даже не замечал, что делает. Кузнец заговорил тоном, в котором сквозили ярость и отчаяние: — У него череп пробит! Он умрет без лечения… я этого не потерплю!
Барук воздел обе руки: — Я должен уходить — не могу задерживаться. Некие дела требуют немедленного внимания…
— Ему нужно…
— Прости, Баратол.
Алхимик скрылся за дверью. Лязгнул засов. Дергунчик бешено потянул и подергал себя за усы, потом протянул руку, успокаивая Баратола — тот готов был вышибить дверь ногой. — Стой, стой — у меня идея. Рискованная, но ничего больше не придумать. Идем, тут недалеко.
Баратол был слишком озабочен, чтобы спрашивать. Он готов был ухватиться за любую надежду, пусть отчаянную. С пепельным лицом кузнец вернулся к волу. Дергунчик пошел впереди, вол и телега с телом Чаура — следом.
В разбитом рассудке простака оставалось мало искр. Черный прилив затопил почти всё. Вспышки, знавшие себя как Чаура, потеряли из вида друг дружку и потерянно блуждали. Но ведь некоторые — самые важные искры — были привычны к такому существованию. Иногда слепота может пробудить иные, скрытые возможности.
Одна, блуждая без привязи, оказавшись на непривычной свободе, устремилась по темной тропе, которую никогда ранее не исследовала, и прожженный ею след вибрировал. На него наткнулась другая искра.
И что-то зашевелилось в сердцевине быстро гибнущего мира души.
Разумение.
Понимание.
Неуклюжее сплетение мыслей, связей, смыслов, значений.
Они мерцали по собственной воле, а чернота накатывала со всех сторон.
Срезая путь по улочке неподалеку от имения Барука, шедший в десяти шагах впереди телеги Дергунчик вдруг споткнулся. С руганью пригляделся к маленькому объекту на мостовой, наклонился и подобрал. Бесформенная штука исчезла под полой плаща.
Он выругался снова, что-то вроде «воняет, но какое дело мертвому носу?»
Они прибыли к имению, которое Баратол узнал. Дом Коля. Дергунчик вернулся и повел вдруг взволновавшегося вола к диким зарослям у стены сада. Сумрак под ветвями пронизывали мотыльки, и шорох их крыльев звучал невнятным обещанием. Туман полз между кривых стволов. В воздухе пахло рыхлой землей.
Слезы текли по щекам Баратола, намочив бороду. — Говорил ему, оставайся на корабле, — произнес он натянутым, высоким голосом. — Обычно он слушается. Он парень послушный, мой Чаур. Это Злоба? Она его выгнала?
— Что он делал у тюрьмы? — спросил Дергунчик, чтобы отвлечь друга от бесполезных гаданий. — Как он вообще ее нашел — или кто проводил? Прямо — таки проклятая мистерия.
