Тень Феникса (СИ) - Горянов Андрей (лучшие бесплатные книги .txt) 📗
Стоит отметить, что Цикута, при всей его скрытности и показном если не пренебрежении мною, то явном недоверии, целенаправленно, хоть и очень медленно, вводил меня в курс дела. Большую часть времени я исполнял роль, а точнее, роли то секретаря, то уборщика, то мальчика на побегушках. Огромная прорва работы, свалившаяся на меня, была совершенно непривычна, и поначалу невероятно выматывала, учитывая недавнее моё ранение. Я изредка участвовал в его «заседаниях», как он любил их называть, где присутствовали различные доверенные лица, каждый раз разные, в зависимости от перечня обсуждаемых вопросов. По большей части я сидел и просто слушал, пытаясь вникнуть в суть происходящего, и так, достаточно скоро мне удалось выстроить относительно цельную картину происходящего в мире. Война с Ахвилеей, казалось, застыла в мертвой точке, едва успев начаться. Мелькат, на который пришелся удар основных сил группировки легионов, попросту отступил, и вся армия его вместе с большей частью населения ушла к горным хребтам, на перевалах которых воинов Антартеса поджидали неприступные твердыни союзников Ахвилеи. По единственной не слишком протяженной границе между двумя империями, как и всегда, шла ожесточенная взаимная оборона, где наступление любой из сторон конфликта в худшем случае грозило полной катастрофой для атакующих. Единственные активные действия пока происходили только на море, где огненосный флот одержал свою первую, пока еще не слишком убедительную победу, потрепав одну из боевых эскадр союзников.
Здесь же, почти у самой границы фронта, собирались с силами приспешники Цикуты, который, как ни странно, вовсе не был родоначальником этого своеобразного противостояния, целью которого было сохранение прежних устоев ордена. За могучими плечами инквизитора стояла фигура, а точнее, фигуры куда более существенные, чем я мог себе вообразить. И наиболее значимой среди всех них был Великий маршал ордена, Ираклий Иеремий, владевший не только значительной частью военной мощи священного братства, но и поддержкой сената, представленного в нём его супругой и старшим сыном. Но, не смотря на очевидный раскол среди иерархов, на официальном уровне всё оставалось в рамках закона. Пока что. Великий магистр и те, кто поддерживал его начинания, выступали за крупномасштабные реформы, цель которых — переродить орден целиком и полностью. Какие именно изменения имелись в виду, я так до конца и не понял, кроме того, что церковь в лице совета приоров, уже долгие годы жаждавшая независимости, должна была эту независимость обрести. Тонкости же грядущих реформ, называемых в среде сподвижников Иеремия не иначе как «полным крахом ордена» мне никак не давались, поскольку по большей части меня лично даже не касались.
Всё то время, что я торчал в замке, шел на поправку и играл при Августине роль слуги, инквизитор развивал вокруг себя бурную деятельность. И ждал. А ждал он приказа, согласно которому всем нам предстояло явиться в зал Верховного совета ордена в Клемносе, старой столице первых империй и священном городе всех почитателей Антартеса. Несмотря на то, что главный капитул и Большой храм Феникса уже многие годы находился в Стаферосе, перетянув всё религиозное и политическое влияние на себя, Клемнос всё-таки оставил за собой кое-какие права. В частности, именно здесь собирались иерархи ордена для принятия любых решений, которые могли бы повлиять на его дальнейшее существование и развитие. И Великий магистр, сдавшись под напором оппозиции, наконец, отдал приказ общего сбора. Возможно, перед лицом внешней войны священная братия решила договориться мирным путем, но отчего-то мне в это не особо верилось.
— До Клемноса отсюда больше месяца пути. Неужели орден готов тратить столько времени на сборы и обсуждения в то время, когда империя ведет войну?
Перед нашим выездом я занимался одной лишь упаковкой вещей Августина, большая часть из которых представляла собой кипы бумаг, документов, книг и рапортов, непонятно как возникших за время моего отсутствия. Когда последний ящик оказался погружен, я наконец позволил себе задать этот животрепещущий вопрос.
— Дело не в том, какое сейчас время. Ни одна из сторон конфликта не может себе позволить отступиться от своей точки зрения даже ради общей цели. Единственное, что мы можем — не разворачивать открытый конфликт, и по возможности не проливать ничьей крови.
— Но кровь и так уже пролилась, — не слишком уверенно ответил я.
— Ни один из приоров не пострадал, твоей жизни теперь ничего не угрожает. А все прочие не имеют никакого значения.
— А как же Трифон?
— Его жизнь, как и прежде, осталась при нем.
До этого момента я почему-то пребывал в полной уверенности, что бывшего дознавателя придушили и зарыли где-то в окрестностях Демберга, поскольку ни единого слова о его дальнейшей судьбе не достигло моих ушей после первого нашего разговора с Цикутой в день, когда я только пришел в себя.
— Ты хочешь представить его суду после того, как совет в Клемносе начнет своё заседание?
— Суду? За что же? Он выполнял прямые распоряжения Калокира, и это меня нужно привлекать к ответу за то, что помешал ему.
— О чем вы пытались договориться? Если переговоры закончились резнёй, интересы ваши, я так понимаю, оказались превыше мира. Но почему именно здесь, на границе с Мелькатом?
— Вот тебе и тема для размышлений на время пути. Когда придумаешь, кто, как и, главное, зачем, тогда и поговорим. Но первая твоя мысль — абсолютно верная.
Августин, вероятно, не был рьяным сторонником выражения «истина рождается в спорах», и, к тому же, использовал весьма странные преподавательские методики. Вряд ли ребенок, который не умеет читать и писать, если посадить его за школьную скамью и вручить ему восковую дощечку со стилосом, наказав чрез месяц предоставить сочинение о природе Бога, даже путем случайных манипуляций сможет вывести в итоге корявое слово «Деус». Но Августин верил, что сможет. Если ребенок этот, конечно же, не обделен умом, дедукцией, логикой и тягой к познанию. Тогда он, несомненно, вначале возьмет алфавит и пойдет с ним в ближайший трактир, где найдет опустившегося пьянчугу, бывшего учителя словесности, который за пару чарок вина обучит его правильному произношению букв. После этого потребуется приложить немало усилий для того, чтобы научиться составлять буквы в слова, а слова в предложения. Останется только выучиться изображать эти буквы, но тут дело за малым. Самое сложное будет — найти толкового проповедника и умного философа, готовых устроить публичные дебаты для обсуждения природы Бога. Останется лишь вникнуть в природу их речей и сформировать у себя в голове собственную мысль. Записать ее на пергаменте — лишь дело техники. А потому, я не стал раскрывать эту тему: всё равно это было бесполезно.
Через час отряд, состоящий из двух крытых повозок и трёх десятков всадников, покинул Демберг, оказавшийся не таким уж и гостеприимным, по крайней мере, ко мне лично. Спустя шесть лет стены его будут разрушены до самого основания, а одноименный город в низине под ним — стерт с лица Хвилеи легионами захватчиков. И спустя еще двадцать лет жизнь здесь снова потечет своим чередом, снова поднимутся крепкие стены замковых бастионов, снова вырастут кривобокие глиняные домишки нищих плебеев и белоснежные каменные виллы богачей, снова заплескается грязь на дощатых мостовых и родниковая вода в мраморных термах. Исчезнет лишь одно — нестерпимо яркое свечение Феникса, возрождающегося из пепла. Людям придется строить своё будущее собственными силами.
***
Погода стояла сухая и ветреная, что было очень кстати. Проливные дожди, которые шли последние пару месяцев, внезапно прекратились, и потоки воды и грязи высохли так же стремительно, как и появились. Впрочем, для имперской дороги не существовало непогоды: брусчатка ее возвышалась над местностью и выгибалась так, что вся вода с нее стекала в специальные канавы, а скапливающиеся мусор и грязь удалялись обслуживающими их артелями. Конечно, будь это не специальная военная дорога, а обычная торговая, мы бы еще рисковали запачкать плащи, но здесь, особенно в военное время, всё было убрано с особой тщательностью.
