Возвращение к себе (СИ) - Огнева Вера Евгеньевна (книги бесплатно без регистрации полные TXT) 📗
Потом Теобальт долго себя уговаривал, что помедли женщина, дай будущему монаху объясниться, может даже молитву прочитать, и отогнал бы беса. Только она не стала дожи-даться. Сумка выскользнула из рук. Женщина перешагнула через нее и пошла плавно и неот-вратимо. А потом обвила руками и зашептала, задышала, возвращая ему ощущение собст-венного тела, так остро, что он вновь почувствовал себя подростком.
Грехопадение послушника было сколь стремительным, столь и сладким. До плавающих в глазах белых кругов и мгновенно охватившей слабости.
Из легкого мимолетного забытья вывел шорох, Теобальт открыл глаза. Над ним скло-нилось лицо крестьянки.
- Пойду, хватятся.
Легкое касание щеки, да рука, скользнувшая на прощание по груди. Шаги стихли зa поворотом тропы. Только коричневая сумка осталась между корней дерева, под которым ос-тался послушник.
Тропа уводила его на восход. Теобальт шел очень быстро. В спину подгоняло. Чем дальше он уходил от прогретой солнцем, грешной полянки, тем громче становился голос совести.
Как всякий человек, принявший решение, уйти в монастырь, в тяжелую минуту по искреннему движению души, Теобальт тогда не предполагал, что избранный путь - не чистая, выложенная кирпичом дорога в Горние выси, а извилистая тропа, полная тягот и соблазнов. Получалось: первое же испытание, посланное ему на том пути, он не прошел. Хуже того, сама дорога вдруг показалось чужой.
Погруженный в невеселые мысли он потерял направление и брел уже, не разбирая ку-да, не оглядываясь на потемневший лес, на тучу наползающую с севера.
Птицы попрятались. Деревья замерли в предчувствии грозы. Только человек в корич-невой рясе шел по лесу, тревожа настороженную тишину.
Невысокий, поросший травой холмик, вынырнул перед ним как из-под земли. На вер-шине бесшумно пошевеливал листьями одинокий куст орешника. Не в силах больше вести безмолвный спор с самим собой, Теобальт опустился на колени у подножья холма, молит-венно сложил руки и забормотал, мешая лангедол с латынью:
- Господи, просвети сына своего! Или я не на ту дорогу встал? Господи, подай знак…
Первые тяжелые капли прочертили застывший воздух, и уже через мгновение темная стена дождя накрыла лес, высокую полянку и согнутую спину человека на ее краю. -… я всю жизнь старался быть честным: не лгал, не крал. Убивал, конечно, но на то я и воин. Господи, я в Палестину пошел, когда Твой наместник нас туда призвал.
За чужими спинами не прятался, прости мне мою гордыню. Может, нельзя мне было в монастырь? Не прошел еще своего пути? Не искупил… Господи, Тебе ведомо, я ведь за стенами обители спрятаться хотел, забыть все, жить мирно, в молитвах. Прости мне трусость мою! Как жить дальше? Подай знак мне, недостойному…
Вспышка разорвала мглу и ослепила, стоявшего на коленях, насквозь промокшего че-ловека.
То, что за ней последовало, не просто распростерло его по траве - вбило в мягкую лесную почву. Это был не гром - ревущий камнепад!
Теобальт пришел в себя, когда дождь уже кончился. Сквозь прорехи в несущихся по небу облаках, мелькала синева. Ничего не слыша и почти ничего не видя, он пополз на холм, просто чтобы выбраться из глубокой лужи, образовавшейся у подножья.
Медленно переби-рая ногами и руками, он кое-как преодолел пологий склон и тут, на гладкой вершинке, обна-ружил выжженную ямку, Края еще дымились. Запах мокрых углей мешался с острым арома-том травы. На краю ямки трепетал листками, чудом уцелевший, опаленный с одного боку ореховый куст.
Здесь Теобальт потерял сознание во второй раз, а в себя пришел только глубокой но-чью.
Как он, оглохший, мокрый, и продрогший, шел по ночному лесу, потом почти не пом-нил.
В памяти остались только ветви, хлеставшие по лицу, и обдававшие потоками воды, да бесчисленные рытвины, которые злосчастный послушник все пересчитал боками.
Что окон-чательно не заблудился и на рассвете все же вышел к первому разоренному владению, Тео-бальт и по сей день, считал чудом.
Двое худых грязных мальчишек, отправившихся в лес за ягодами, нашли его у самого поселка. Всклокоченного человека, в порванной, измазанной грязью одежде, они приняли за нечистого и с визгом умчались в деревню.
Когда Теобальт вышел на опушку, все население, когда-то довольно большого села ли-хорадочно собирало пожитки. Кое-кто уже скрылся за высокими воротами, видневшегося за селом замка.
Из крайнего к лесу, полусгоревшего дома, выскочила старуха в длинной серой рубахе. Не оглядываясь, она засеменила вдоль единственной улицы. Вслед за ней на пороге показал-ся мужчина с беременной женщиной на руках. Та вскрикивала, хватаясь за поясницу.
Теобальт обернулся, высматривая, от кого удирают местные жители, никого не увидел, и только туту сообразил - стало быть - от него.
- Постойте, люди добрые, - закричал он, кинувшись на перерез мужику с молодухой в охапке.
Посадив жену у забора, мужчина вытащил из-за голенища засопожник и неумело вы-ставил его перед собой.
- Я не разбойник. Я - послушник. С Божьим словом пришел. Хошь, перекрещусь? - Теобальт всей ладонью наложил на себя широкий крест.
Но его обращение не возымело, ровным счетом, никакого действия. Лицо молодца сде-лалось вовсе уж безумным. Он переводил взгляд с корчившейся у забора жены на последних поселян, торопящихся к спасительным воротам.
Он даже нож свой в Теобальта не метнул, так и бежал, зажав его в руке, сверкая босы-ми пятками.
Послушник остался посреди опустевшей деревни. Под ногами у него охала и маялась роженица. Когда страшный человек подхватил ее на руки, женщина с воплем начала коло-тить его по спине. Она то хваталась за живот, то тянула свою худую лапку, норовя вцепить-ся ему в волосы.
В доме отыскалась лежанка, на которую Теобальт и опустил свою беспокойную ношу, строго цыкнув, на попытку уползти:
- Лежи, дурная! Родишь ведь набегу. Ох - народ! Рехнулись вы тут всей деревней.
Послушника с разбойником перепутали.
- О-о-о-й! - Протяжно завыла женщина. - Ты разбойник и есть. Стра-а-ашный… - Как только наступила передышка в крике, Теобальт попытался объясниться:
- Я в лесу под дождь попал. Молния рядом ударила громом, мало, не убило. Полночи плутал. Только к утру слух вернулся, а вижу и сейчас плохо.
Женщина приподнялась на локтях, рассматривая расхристаннную фигуру в рясе. Лицо кривилось от боли. Упав на спину, она опять заорала:
- О-о-о-й! Все равно - страшный.
Под рубашкой обтянувшей огромный живот происходило шевеление. Потом сверху, наверное, от самой макушки вниз пошла волна, сдавливая и деформируя чрево, выгоняя из него дитя.
- Помоги-и-и-и, - взвыла вдруг она по-звериному.
Вассалитету Теобальта было всего ничего. В семье осевшего на земле воина баронской дружины, царили крестьянские порядки. А какой же крестьянин забоится родящей скотины, ну или бабы, например?
Задрав под самый подбородок роженицы мокрую, перекрученную рубашку, Теобальт освободил, исходящий волнами живот; велел женщине раздвинуть ноги пошире и упереться руками.
- Сесть надо, - прохрипела та.
- Ништо. Куда я тебя посажу? И так родишь.
В очередную потугу он подсунул ладонь ей под поясницу, а другой рукой бережно на-жал на уродливый, похожий на грушу живот. Толи природа уже назначила миг рождения, то ли этого, небольшого усилия как раз и не хватало, но именно после него показалась черная мокрая головенка новорожденного. Может интуитивно, может, помня что-то неосознанной глубинной памятью, Теобальт осторожно подвернул головку на бочок. Тут же показалось плечико, за ним другое и ребеночек с хлюпаньем выпал в подставленные ладони. От пупка во внутрь матери тянулась сине-багровая жила. Здесь Теобальт замешкался. Но все решилось само: следом за ребенком, выгоняемый последней потугой, шлепнулся похожий на печенку послед. Перевязав пуповину тряпицей, послушник перерезал ее, взял мальчишку на руки и поднес к лицу матери.
Заполдень, так и не дождавшись нападения, крестьяне начали возвращаться по домам.
