Дракон должен умереть. Книга III (СИ) - Лейпек Дин (книги .TXT) 📗

— Если это все, то иди, — заметила королева.

Он заставил себя вежливо улыбнуться и поклониться.

— Прошу прощения, моя королева.

Она не ответила и вернулась к своему письму.

Уорсингтон встретил его на нижней галерее.

— Ну что? — хмуро поинтересовался он.

— Пишет нам с тобой письма.

Уорсингтон поморщился.

— Но меня волнует другое, — заметил Бертрам.

— Что?

— Теннесси.

— А что с ним?

— Она говорит, что не знает, где он.

— И что с того?

— Помнишь, какой она была, когда Теннесси только уехал? А когда его пытались убить? Ты можешь себе представить, что он пропадает неизвестно куда, а ее это совершенно не волнует?

— С трудом, — признал Уорсингтон после недолгого раздумья.

— Вот и я — с трудом. Поэтому и думаю, что она отлично знает, где он. И, более того, бывает там сама.

— Это кажется мне все-таки довольно сомнительным...

— Да? Как ты думаешь, сколько времени ей нужно, чтобы долететь до... докуда угодно?

— Хм.

— Вот именно. В любом случае, стоит проверить, чем ее величество занимается по ночам.

***

Джоан прилетала не каждую ночь. Когда она была с ним, Генри не особо задумывался о происходящем. Думал он потом, в те ночи, когда ее не было. Уснуть все равно получалось только под утро, и Генри лежал в темноте, стараясь отпустить свои мысли, как научился это делать в заключении. Образы сменяли один другой, воспоминания смешивались с мечтами, рассуждения путались с игрой воображения...

Мысль пришла настолько неожиданно, что Генри резко сел на постели, застигнутый врасплох.

Он провел в Риверейне три месяца. За это время она пыталась превратиться в дракона несколько раз. Он покинул столицу в конце лета. Месяц назад Бертрам писал ему, что все в порядке. И почему-то Генри был уверен, что и сейчас все в порядке, что она не превращалась с тех пор, как он уехал.

Потому что в этом не было нужды. Джоан прекрасно контролировала себя. Она прилетала к нему — значит, могла свободно превращаться в дракона и обратно. И Генри сейчас был уверен, что Джоан могла бы остановить превращение, даже если оно начиналось помимо ее воли, не прибегая к его помощи.

Могла.

Но не останавливала.

В ту ночь он так и не заснул. А рано утром начал собираться в обратный путь.

Пора было возвращаться в Тенгейл.

***

Джоан смотрела на почти уложенную котомку спокойно, сдержанно, холодно. Генри заметил, как она вошла, но оглянулся лишь на мгновение и продолжил заворачивать еду в дорогу. Он собирался выйти следующим утром — надеясь, что в эту ночь она тоже не прилетит. Ему не хотелось разговаривать с ней.

— Ты собираешься уходить, — тихо произнесла Джоан.

Он кивнул, хотя она и не спрашивала.

— Видимо, есть серьезная причина, по которой ты решил это, ни сказав мне ни слова.

На этот раз Генри обернулся.

— Есть.

Она выжидающе смотрела на него.

— Это ведь ты начинала свои превращения? Якобы непроизвольные, те, которые мне приходилось останавливать?

Ее глаза сверкнули — в подтверждение, она могла бы уже не отвечать. Но, мгновение помолчав, Джоан сказала:

— Да.

— И в ту ночь, когда...

— Нет. Тогда — нет, — ее голос звучал твердо. Он поверил.

И почувствовал некоторое облегчение. Хотя бы тогда она не обманывала. Поэтому следующий вопрос он задал почти мягко:

— Зачем?

Джоан отвела взгляд. Пробормотала глухо:

— Мне нужно было сделать так, чтобы ты точно не мог исчезнуть.

— А просто попросить ты не могла?

Она слабо усмехнулась.

— Могла. Но это бы ничего не изменило, — и добавила едко:

— Ты уже однажды ушел.

На этот раз Генри не удалось сдержаться:

— Потому что ты попросила!

— А ты и не спорил!

— Я дал слово королю! Что, если ты попросишь меня уйти, я уйду!

Ее лицо слегка дрогнуло, но затем она заметила холодно:

— И на это ты тоже согласился.

Генри глубоко вздохнул, пытаясь не сорваться.

— Ты знала, как тяжело мне было тебя сдерживать. Чего мне это стоило.

Она снова отвела взгляд.

— У меня не было выбора.

— Был. Если бы ты хоть раз не стала прикрываться драконом и набралась смелости сказать честно, что ты чувствуешь.

Джоан вздрогнула.

— Ты мог бы сделать то же самое, а не радостно уходить всякий раз, когда я предоставляю тебе такую возможность!

Генри не выдержал:

— Я уходил не радостно! И я искал тебя все это время! Все эти проклятые три года я только и делал, что искал тебя! И вовсе не из-за дракона, а потому что по-прежнему считал тебя своей женой!

Сначала Джоан растерялась и явно не знала, что ответить. Но потом ее лицо снова стало спокойным и холодным, и, слегка прищурившись, она бросила:

— Целых три года только и делал что искал меня? И ни разу за это время не был с другой женщиной?

Он замешкался, и этого хватило, чтобы Джоан зло, торжествующе усмехнулась.

Генри снова сделал глубокий вдох и тихо спросил:

— А ты? Скажешь, что ни с кем не была?

Джоан перестала улыбаться — только злой прищур сохранился.

— В моем случае это было невозможно.

— И ты даже не пыталась?

Она долго молчала.

— Достаточно, Генри, — наконец сказала она. Пошла к двери, по пути бросив:

— Счастливо добраться до Тенгейла. По приезду напиши Уорсингтону. И Бертраму. Они тебя искали.

Генри не стал ничего отвечать.

Дверь громко захлопнулась. Он невольно обернулся — но на этот раз в доме никого больше не было.

***

Леди Теннесси ни о чем не спросила Генри, когда тот вернулся в замок. Но на следующий день за ужином заметила:

— Пока тебя не было, в столице происходили интересные вещи.

Генри сделал вид, что пропустил замечание мимо ушей, увлеченный едой. Его мать это, разумеется, не остановило.

— Наша королева сначала собиралась выйти замуж за молодого Лотарского князя, а потом передумала. Ты не знаешь, почему?

На этот раз Генри выразительно посмотрел на мать.

— Как я могу знать? Я все время был там, — он кивнул в сторону гор.

— А где в это время была Джоан? — невозмутимо спросила леди Теннесси.

Он не успел соврать сразу, а потом врать было уже бессмысленно.

— Что произошло? — спросила леди Теннесси.

Генри молчал. Его мать изучала его лицо.

— Вы поссорились, — продолжила она.

Генри снова не нашел нужным отвечать. В конце концов, она даже не спрашивала.

— Кажется, я допустила серьезный пробел в твоем воспитании, — пробормотала леди Теннесси. — Но с мальчиками всегда тяжело говорить о любви.

Генри мрачно посмотрел на нее.

— Сначала они слишком маленькие, а потом вдруг становятся слишком большими.

Он слабо усмехнулся. Генри хорошо помнил эту интонацию — ироничную и чуть усталую, как будто леди Теннесси наперед знала, что все ее слова будут сказаны впустую.

Она задумчиво смотрела на огонь, подперев голову рукой.

— Почему-то среди людей упорно бытует мнение, что любовь — это радость, счастье, блаженство и наслаждение. А потом оказывается, что все не так, и тогда те же самые люди заявляют, что любви не существует. И никому не приходит в голову, что они просто ошиблись, перепутали ее с чем-то другим. Любовь, Генри, — это слышать и понимать другого. Пытаться услышать и понять, во всяком случае. Мы с твоим отцом оба ошибались, — леди Теннесси повернулась к Генри и внимательно посмотрела на него, делая ударение на слово «оба». Он приподнял брови. — Оба, Генри. Но всегда мы пытались понять и услышать друг друга. Мы спорили, не соглашались, ссорились — но все равно пытались. И в моменты сомнения и одиночества мы обращались друг к другу — зная, надеясь, что будем поняты и услышаны. Это не наслаждение, Генри. И не счастье. Это работа. Тяжелая работа, в которой каждый день нужно безжалостно выкладываться по полной. И у тебя будут удачные дни. Будут плохие. Будут те, о которых ты никогда не захочешь вспоминать. Но каждый день ты будешь знать, что есть хотя бы один человек, который поймет и услышит тебя.