Сны Черной Жемчужины (СИ) - Линкольн К. Берд (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации .TXT) 📗
— Ты знал, что она это сделает?
Папа кивнул.
— Она не может быть мертва, — сказала Томоэ, когда я воскликнула:
— Ты знал, что Юкико предаст Совет?
— Много лет мы ходили по этой земле вместе, — ответил папа певуче, как на похоронах. — И много лет я буду скорбеть, потеряв ее.
Томоэ посмотрела сообщения на телефоне.
— Они почти тут. Пора выступить единым фронтом, как мы обсуждали, — она схватила меня за плечо, и я зашипела от боли. — Тоджо-сан сломал ее руку. Отойдете от плана, и это замедлит процесс ее попадания под опеку Мидори.
Папа выпрямился. Спина была напряжена по-военному, его осознанность скрыла то, каким хрупким он стал.
Мама писала диплом про обитание ставриды в открытом океане. Она пропадала, отражая лучи солнца, но в тени была плотной, тяжелой и живой. Тихое достоинство папы в его плечах, сильное присутствие, словно его дух пропитал каждую клеточку тела сияющей силой — папа выбрался из тени после лет боли. Боли Черной Жемчужины.
Я годами горевала из-за папы. Сердце сжималось из-за его невозможной ситуации. Я едва понимала, как он жил годами.
— Моя голова взорвется, — выпалила я.
Томоэ фыркнула.
Папа сцепил ладони перед животом и заговорил вежливым тоном:
— Ты сможешь выдержать вес сна Юкико-сама еще немного?
«Смогу ли?».
— Да, — сказала я, обманывая себя, чтобы порадовать папу, такого знакомого и целого, каким он был в ранних воспоминаниях из детства. Он должен был оставаться таким, когда мама была в больнице, или объяснить, что я не была обречена на жизнь отшельника, или сделать что-то еще, а не ужасно провалиться с защитой меня от Кена, удерживая меня в неведении.
— Я жил долго, — сказал он. — Много сожалений. Но у меня есть вы с Марлин-чан, — стоило столько ждать, чтобы крепкий старик-японец признал очевидное. Он сделал бы все, чтобы защитить нас, был готов даже помочь Томоэ. Она, видимо, так и решила, потому что отвернулась, самодовольно улыбаясь.
— Мидори скоро тут будет, — сказал папа. — Она займется твоей рукой.
Я прижала руку к себе. Было хорошо или плохо, что боль утихала? Пальцы покалывало от онемения.
— Что у тебя за сделка с Томоэ? Я думала, что она устроила мятеж?
— Многие в Зеркале предпочитают идти в стороне от открытого восстания Мурасэ-сана.
«Открытое восстание в глазах очевидцев», — Мурасэ пил чай с Тоджо и Кавано и ничего не говорил. Если это было открытое восстание, то Кен, забравший Жемчужину у них из-под носов, оскорбил их до глубины души.
— Идти в стороне? — я приподняла брови, глядя на холм, где Томоэ открывала панель. Даже с верой в авторитет родителей и тревогой из-за моих поверхностных знаний о политике Иных, я не собиралась сидеть и слушаться папу. Жизненная сила Юкико пульсировала в моих венах, как обжигающий лед, и у меня были фрагменты Черной Жемчужины, напоминающие в объемном изображении и звуке, как ощущалось быть в плену вдали от дома. Это было неправильно. И папа подыгрывал этому. Годами.
«Я не могу так».
Это осознание было как глоток неприятного лекарства.
— Томоэ-сан поклялась, что договорится о свободе для Черной Жемчужины через десять лет. Она убедится, что тебе не придется снова трогать драконшу.
— Но Юкико заставила меня забрать ее жизненную энергию! Она… сделала из меня монстра, — крик поднимался в горле. Где-то за остатками препарата Пон-сумы в моей крови было ужасное, разрывающее душу осознание, что я была инструментом в смерти Юкико. Но пока что препарат делал это осознание ждущим призраком.
Мышцы между глаз папы напряглись. Морщины появились между бровей, показывая, как сильно его задели мои слова.
— Да, — сказал папа. — Не будем тратить эту жертву. Но отпустить Жемчужину — мое задание. Тебе повезло с Улликеми, — он сказал на японском фразу, которую я никогда не слышала. — Сеттаи джикко сейгье, — я покачала головой, слеза катилась по правой щеке. — Я не знаю, как на английском, — сказал папа. — Это как… эффект отмывания? От энергии, которая нужна, чтобы выпустить древнего.
— Когда я освободила Улликеми из камня Вишап, что должно было случиться? У меня должно быть ужасное похмелье?
— Без меня там твой мозг разлетелся бы, — сказал папа. На его лбу проступил пот. Он потер шею рукой. — Я не буду рисковать тобой, чтобы исправить свои ошибки.
Забавно, как все были готовы жертвовать собой: Кен, Юкико, теперь папа. Мне стало не по себе. Если бы моя рука не была сломана, и мы не были защищены от кошмаров друг друга, я бы схватила его за руки, прижала их к своей груди и попыталась передать свои страх и любовь.
— Нет, — сказала я.
— Поздно, — сказал папа. — Они тут, — он нахмурился. — Это длилось дольше, чем я ожидал, — он прошел к Томоэ, которая настороженно стояла у входа в пещеру.
Гравий захрустел под грузовиком. Три черных седана ехали следом, набитые до отказа черными костюмами Совета. Грузовик неуклюже ехал по кочкам парковки, хрустел травой и цветами, пока не остановился перед холмом могилы.
Пассажирская дверца открылась, и Тоджо выпрыгнул из машины, мокрый белый сверток был в его руках. Мои пальцы ног поджались от отрицания в моих теннисках. Здоровая рука сжалась в кулак, давила на мою грудь. Не сверток. Юкико.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Тоджо прошел к папе, бросил тело Юкико на траву и схватил папу за воротник, силой опустил его на колени, чтобы его нос был в дюймах от ее бледной мокрой кожи.
— Вот что бывает, когда полукровка лезет в дела Совета. Гордишься ею? Своей американкой? — слюна летела изо рта Тоджо, но папа не дрогнул и не боролся.
Я скованно шагнула к ним.
— Отпустите его, — жар гнева Тоджо столкнулся с моим, и я толкнула его в плечо, выпуская каплю энергии Юкико.
Тоджо отшатнулся, удивленно отпустил папу. Пятна проступили на его морщинистых щеках и челюсти.
— Как ты смеешь, — прорычал он и бросился. Боль вспыхнула в моей левой щеке от его кулака. Мои ноги подкосились, и я смогла лишь повернуться, чтобы упасть на здоровую руку в траву.
Кислый вкус дыни и фольги окутал мой язык. Кровь. Капля боли затерялась в общем огне от перелома и пульсирования в щеке. Ладонь попала в поле моего зрения. Я отпрянула, сердце колотилось из-за реальности, которую мозг отказывался принять. Тоджо ударил меня. Кои-борец отметила:
«Он сломал тебе руку, а ты переживаешь из-за этого удара?» — Тоджо был первым и единственным именем в списке тех, кого я ненавидела. Он больше меня не коснется.
— Хераи Кои-сан. Прошу. Встань, — спокойный гул Кавано. Я не была готова вести себя логично. — Мы в шоке из-за действий Восьмерного зеркала, но вряд ли стоит доходить до драки.
«Ага, скажи это своему разбойнику», — я поднялась на колени, скрипя зубами от адреналина и горящих нервов. Где был Пон-сума с его огромным шприцом? Я зажмурилась, пытаясь встать. Нет, мне не поможет сейчас тот препарат. Мне нужна была Кои-борец с ясной головой. Пара ладоней осторожно подхватила меня под руки и подняла. Я была полна энергии Юкико, но даже со слоями одежду между нами ощутила, что это было единственное безопасное прикосновение за годы. Папа.
— Вы не будете трогать мою дочь, — сказал папа.
Кавано прижал ладонь к груди Тоджо, не давая ему броситься на нас как шар в двести пудов весом.
— Мы вам нужны, — сказала я, скалясь. Я вытерла гудящий от боли рот, пальцы оказались в крови. — Но Тоджо придется сделать из меня отбивную, прежде чем я стану вас помогать.
— Как жаль, — Кавано поджал губы и склонил голову. — Черная Жемчужина беспокойна, и ты лишила нас метода утихомирить ее.
Брезент грузовика в этот миг натянулся, металл заскрежетал, оглушая, весь грузовик содрогался. Дверцы машин хлопали. Черные костюмы выскочили из седанов, вытащили крючки и сети из багажников и побежали к грузовику.
Тоджо повернулся и тут же оказался среди черных костюмов, командовал, а потом сорвал брезент.
