Сны Черной Жемчужины (СИ) - Линкольн К. Берд (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации .TXT) 📗
— Не целовать тебя? — он приподнял бровь.
— Не используй мое глупое влечение, чтобы заставлять меня слушаться.
— Ты думаешь, я это делаю? — Кен прищурился. Он широко развел руки. — Меня не может тянуть к тебе, когда ты возмущаешься?
Я нахмурилась.
— Кицунэ традиционно матриархальны, — отметил Кваскви с довольной улыбкой. — Их тянет к сильным женщинам.
— Смотрите, — Пон-сума громко вздохнул. Он указал на моего папу, направляющего драконшу.
Резкая боль пронзила плечо, Мидори воткнула в меня еще один шприц. Тепло окутало мою руку, и тиски пропали с груди, а песнь китов — отчаянная мольба Черной Жемчужины к Абке Хехе — вместе с дыханием проникла в мои легкие. Папа закрыл глаза и прошел к холму, двойные веки Черной Жемчужины дико трепетали, но она последовала за ним, шуршала по траве удивительно громко.
«Держись, пап, я иду за тобой. За Черной Жемчужиной», — Кен пошел вперед, ведь я двигалась. Я подняла здоровую руку.
— Ты меня не остановишь.
— Я и не пытаюсь, — сказал Кен. Он поднял руки и опустил их. — Я был якорем для тебя с Улликеми, так позволь снова им быть. Мне это нужно, Кои. Позволь помочь.
— Ладно, — мы дошли до белой ограды вокруг холма одновременно с папой и Черной Жемчужиной.
Тоджо склонился, уперся локтями в бедра и тяжело дышал, цепь валялась у его ног. А потом пошел к нам с черными костюмами с крюками.
— Ты можешь отогнать их от меня? Это поможет.
Кен медленно улыбнулся, но это не затронуло его глаза.
— Бен!
Бен встала за его спиной, пока Кваскви и Пон-сума заняли места по бокам. Пон-сума зловеще источал угрозу. Кваскви занял смешную позу каратэ. Они были стеной между Тоджо и Черной Жемчужиной.
— Это не выход, — крикнул Мурасэ. Он держал Мидори за руку, или это она удерживала его.
— С переменами не выйдет бороться вечно, — сказал Кен. Было непонятно, говорил он с Мурасэ или Тоджо. Может, с обоими. Он стал хищным кицунэ, скулы обострились, глаза стали щелками обсидиана.
— Я тебя раздавлю, — сказал Тоджо.
— Я — Вестник, — сказал Кен с низким насмешливым поклоном. Пон-сума облизнул губы.
— Ты — полукровка, — сказал Тоджо. — Оружие Совета, которое можно выбросить, — он поднял голову. — Ты не выстоишь против мощи Совета.
Кавано и Томоэ прекратили свое празднование.
— Эй, — крикнула Томоэ. — В чем дело?
— Мощь Совета? — фыркнул Кен. Он махнул на черные костюмы, валяющиеся за Тоджо. — Ваша иллюзия? Сколько тут реального? Сколько кицунэ вы убедили следовать за собой на резню в Нанкине? Я не боюсь ваших уловок.
Тоджо зарычал.
— Я — мощь Совета. И я вас сокрушу, — он поднял кулак в воздух. Черные костюмы расплылись, стали бесцветными и закружились, как пыль, осталось шесть удивленных парней за Тоджо. Они переглядывались, их удивление становилось тревогой.
— Так-то лучше, — сказала Бен. Она размяла пальцы, тряхнула руками, напоминая борцов, а Мурасэ и Мидори продолжали спорить. Мидори впилась изо всех сил в руку Мурасэ.
Кен прыгнул вперед из-за пострадавшей ноги, и ближайший черный костюм отпрянул.
— Мы договорились, — сказала Томоэ папе. Но это был мой бой. Пора было заставить тех, кто устроил этот бардак, разбираться с ним.
Папа не открыл глаза, не убрал руку с медленно движущейся от дыхания шеи драконши, но кивнул, все еще воспринимая то, что происходило в реальности. Черная Жемчужина подвинулась вперед, раздавила ограду, ее песнь стала едва слышной.
Я потянулась к свободной руке папы. Кавано сделал свое странное движение, но я изменила траекторию своей руки, когда он появился передо мной. Мои пальцы впились в голую кожу его шеи. Его глаза расширились, он отпрянул, чтобы я не успела ничего сделать, лишь уловила пылающий мир, ощутила запах горящей человеческой плоти и ужасную печаль, давящую свинцом на плечи.
Кошмары Второй мировой войны. Нет, спасибо.
Кавано сорвал свою накидку и бросил ее в воздух, целясь в мое лицо. Я заметила широкие испуганные глаза Томоэ раньше, чем ткань упала мне на голову.
— Не выбирай проигрывающих, — сказала я Томоэ и ударила вслепую здоровой рукой, выпуская смятение, страх и энергию сна Юкико. Моя ладонь нашла что-то твердое и мясистое — Кавано.
Я сорвала ветровку с головы, Кавано и Томоэ сцепились на земле и бились.
— Нельзя так, — сказала я папе. — Я не дам тебе повторить ошибку. Это не правильно, — я переплела пальцы с его.
Мир перевернулся, краски и ощущения стерлись, разбились. Желудок сдавило. Я словно была на карусели на ракетном топливе. Осколки красок пропали, стало видно серый неприметный пейзаж. Темно-синие тени падали длинными силуэтами, словно контуры на песке в национальном парке Брайс Каньона. Я упала на колени, меня стошнило, я кривилась, ожидая боль от перелома в руке, но лекарства у Мидори были хорошими. Я ощущала отдаленно покалывание и движение кусочков кости в руке, но меня снова стошнило, и это уже не было важно. Лужа рвоты, грозящая промочить мои колени, была темно-синей.
Холодная ладонь убрала волосы с моего лица. Папа. Но мужчина рядом со мной был не отцом и шефом суши, которого я знала всю жизнь. Это был молодой офицер из снов-воспоминаний Черной Жемчужины. У него были короткие темные волосы без седины, плечи выпирали под тканью. Вместо военной формы папа был в летней юката в традиционных синих узорах и в высоких деревянных гэта.
— Вставай, мы опаздываем.
— Опаздываем? — повторила я, вытирая рот с неприятным привкусом рукавом своей юката. Желудок тут же утих. Я встала и поняла, что была не в своем теле, как подумала сначала, а в какой-то девушке с длинными черными волосами, ниспадающими сияющей гладью мне до колен. Маленькие ножки и тонкие ладони с грязными неровными ногтями ждали мой взгляд внизу.
— Черная Жемчужина близко.
— Что? Где?
Папа потянул меня за рукав вперед. Я споткнулась из-за незнакомой формы гэта. Папа недовольно щелкнул языком.
— Мы все пропустим!
— Что пропустим? — но он бежал, направлялся к синей формации в сотне футах впереди. Это было странно, отличалось от всех снов, которые я видела раньше. Пейзаж выглядел как зеленый экран на съемках, пока на него еще не добавили чудесные фоны и монстров, которых будет видеть только зритель. Эта юная версия папы огибала синие тени и кивала пустым местам, словно приветствовала людей. Я следовала как можно быстрее, стук гэта казался пустым.
— Папа, постой!
Папа остановился и улыбнулся, хмурясь в смятении.
— Сестренка, что у тебя за игры?
Сестра? Мой рот открылся и закрылся без звука.
«У папы была сестра? Почему он о ней не рассказывал? Марлин накричала бы».
Я догнала его.
— Куда мы идем?
— Поворот реки ниже от Тонг Цзянь. Ты потеряла разум, пока расчесывала волосы? Мама рассказывала утром про Черную Жемчужину. Как маньчжурцы смотрят, как она каждый год поет своему божеству. Я хотел увидеть кесикэ, которые приходят подпеть.
Я смотрела на папу. Воспоминания его сестры не были моими. И я только понимала, что он говорил, что его семья жила тут, в Северном Китае, хотя японцы звали его Маньчжурией. Папа там жил? Перед тем, как пошел в армию?
Папу злил мой пустой взгляд. Он схватил меня за запястье.
— Идем!
Серые и синие силуэты вдруг замерцали. На их месте появился поворот реки, обрамленной высокой травой. Я моргнула. Дальше по течению медленно плыл большой черный силуэт, едва заметный под водой. Черная Жемчужина.
Я потерла глаз здоровой рукой, и серый пейзаж оказался поверх реки как призрак. Что происходило? Это место папа мог наполнить любыми воспоминаниями и снами, даже рекой Черной Жемчужины?
— Шиэ-чан, не испорть это. Я больше не буду брать тебя в дела Иных.
— Я не… — но папа снова тянул меня, шел вдоль берега реки среди высокой травы. Что-то кашлянуло в траве. Я замерла. Леопард поднял голову в тридцати футах от нас и посмотрел на меня немигающими желтыми глазами. Мои руки покалывало. Я ощущала страх, но хищник был и красивым. Этого кесикэ папа хотел увидеть.
