Сны Черной Жемчужины (СИ) - Линкольн К. Берд (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации .TXT) 📗
«Как папа держался в стороне все эти годы?» — сон Черной Жемчужины вызывал смех, как от тройного латте с Ред Буллом, и если при этом палец был в розетке.
«Кои-чан, хватит», — голос папы. Он смог коснуться кожи на моем теле в реальности. Прикосновение было редкой связью, успокоившей меня. Центр бури среди эмоций.
Но я едва это замечала.
Сила зажгла каждую клетку моего тела. Я сияла, давление в голове и груди было почти невыносимым. Но я была баку. Я была создана для этого.
«Ты зашла слишком далеко».
Гнев летел со всех сторон.
«Ты не давал мне это наслаждение», — я управляла собой, несмотря на боль, и я могла все исправить. Как только съем достаточно сна Черной Жемчужины.
«Это точка невозврата. Остановись, или заберешь слишком много».
«Старик. Я — это ты и больше. Я — баку, и эта древняя моя», — все мышцы в моем теле сдавило, тьма стала радужной чешуей Черной Жемчужины, а потом треснула, осколки закружились вокруг меня, кружа голову. Но энергия все еще лилась в меня.
«Кои Авеовео Пирс. Увидь это!».
Переливающаяся чешуя стала сияющей обсидиановой стеной вокруг меня. В темном зеркале отражалось мое лицо, а не сестра из сна папы. Темные волосы, острый нос семьи Пирс, небольшая эпикантическая складка над круглыми глазами показывали мое смешанное происхождение. Я пыталась вдохнуть, но не могла набрать воздух в легкие. Давление росло.
Осколки агонии разлетелись как сверхновая в моем мозге.
«Что я делаю?».
«Используй сон кицунэ, как с Улликеми, или древний сон поглотит тебя».
Кицунэ? Боль пронзила когтями мою голову и мешала думать. Но огонек моей силы баку горел, высасывал жизнь из Черной Жемчужины.
«И я. Я не хочу быть мертвым монстром».
С остатками мыслей и силы воли я отдернулась от Черной Жемчужины и нашей связи, отшатнувшись. Голодный огонь мигнул и замер. Энергия выключилась, как кран. Меня поймали сильные руки. Я открыла глаза, слипшиеся от засохших слез.
Я различила отсутствие света. Паникуя, я помахала раскрытой рукой из плоти и кости, помахала в воздухе перевязанной рукой. Я ослепла. Так было и когда я съела слишком много сна Улликеми в Портлэнде — отдача из тьмы.
— Кои, — голос не папы. Ладони удержали мою руку у бока. Кицунэ. Кен был первым после папы, кто мог касаться меня, не передавая жуткие фрагменты. Он был безопасным. Я верила, что он хотел помочь мне и папе. Потому его фрагмент помогал мне раньше.
А теперь я убегала от леса Кена с кедрами и папоротником, словно они были ядовитыми. Нет, не сон Кена. Я не могла. Япония все изменила. Я уже не могла погрузиться в тот сон с наивным доверием. Мне нужно было что-то еще, что-то теплое и безопасное, чтобы укутаться в это как в одеяло мамы.
— Что с ней? — снова голос Кена.
— Она зашла слишком далеко. Ей нужно сосредоточиться.
— Используй мой сон, — сказал Кен, его теплое кислое дыхание окутало мое лицо.
— Нет, — я приоткрыла потрескавшиеся губы, голос был тихим хрипом. Не Кен или папа. Не фрагмент Иных, не что-то чужое и неправильное.
Слепота была меньшей из проблем. До этого она прошла сама. Руки помогли мне лечь, моя голова оказалась на твердых коленях. Наверное, Кена.
Кто-то недовольно зашипел. Папа.
— Черная Жемчужина слишком слаба. Даже с силой Юкико я не смогу это закончить.
— Кои, — сказал Кен, сжав мою здоровую руку. — Не сдавайся. Нужно забрать мой сон.
Но вспыхнул гнев, подпитываемый съеденной силой.
— Ты не будешь мне указывать! — я ощущала, как слюна полетела из моего рта. — Я не твое орудие, и я — не питомец Зеркала.
— Я не думал…
— Молчи! Просто молчи! — я вырвала руку из его хватки и прижала кулак к невидящему глазу. Давление никак не прогоняло мать всех мигреней, разбивающую мою голову. Меня словно сбило поездом. Я должна была в Японии понять, кем была, помочь папе с болезнью, но вместо этого я ослепла, не видела правду, а теперь просто не видела.
Иные не были волшебным способом исправить жизнь моих неловкостей или боль папы. Пожирание снов вызывало наслаждение силой, которое я не испытывала раньше, но это добавило мне кошмаров, где я была монстром, убивала Юкико, ранила Черную Жемчужину, хотя собиралась освободить ее.
Боль мешала думать, но я искала безопасный фрагмент, человеческий, без отвлечения на яркость фрагментов Иных. Что-то простое, чему я могу доверять. Было правильно вернуться к тому, какой я была до Иных. Вот только люди, если не считать Мидори, которая технически оставалась хафу, не трогали меня в эти дни.
Хотя… Я кое-что забывала о слепоте.
Эношима-сан, мужчина с кофе и пробирками. Он отдал мне фрагмент, когда я забирала кофе. Лишь вспышка, еще и слабая, но человеческая.
— Помоги встать. Дай коснуться ее, — заявила я.
— Она умирает, Кои-чан, — сухо сказал папа, это была его версия всхлипов. — Пусть умрет с миром.
— Прошу, Ото-чан, — сказала я, такой версией папы я не звала его десять лет. — Отведи меня к Черной Жемчужине!
Мускулистые руки подняли меня. Кен прижал ладонь к моей спине. Я скользили по траве, вода промочила пальцы моих ног. Вода? Мы покинули реку. Наверное, это был пруд.
— Вот, — Кен погрузил мою здоровую руку под воду, и кончики моих пальцев нашли твердую поверхность чешуи Черной Жемчужины.
— Теперь, — я ткнула его локтем в живот, выпустив вспышку энергии из сна и гнева, — держись от меня подальше.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Он с приятным стуком упал на влажную траву. Жаль, я не видела его лицо. Но, если я использую фрагмент Эношимы, мне не нужны были прикосновения Иных.
— Я это заслужил, — тихо сказал Кен с земли. — У меня была миссия, а ты была там, огненная и сильная. Я не смог удержаться.
Я фыркнула.
— Но я слишком сильно полагался на твою силу и твое сердце. Я… все сломал между нами, — шорох. Кен зло выдохнул. — Ты снова потеряла зрение?
Я кивнула.
— Глаза цвета эспрессо уже не сработают, — не было времени на колкости. — Это ради Черной Жемчужины. Она пострадала. Это нужно прекратить.
Больше шороха, вздох.
— Как хочешь.
Я игнорировала боль Кена, опустилась на пятки на траву и опустила веки.
«Ладно, пора закончить с этим».
Я заставила мозг представить кисть для каллиграфии в чернилах, и я уверенно рисовала на рисовой бумаге начало кандзи, которым училась в японской школе в Портлэнде по субботам: открытая коробка «дня», три прямые линии «горы», извилистые параллели «реки». Этим упражнением я прогоняла из сознания фрагменты других людей, а теперь этим отгоняла кедры Кена, Хэйлунцзян и удушающую тьму.
«Иди к маме, маленький фрагмент», — и он появился — струйка фрагмента Эношимы были на дне моего разума, скрытая от рева силы Иных. Я рисовала кандзи дальше, сосредоточившись, используя чернила, чтобы вырезать иероглиф «глаз» в буде снов Юкико, папы и Черной Жемчужины.
«Вот так».
Сон баристы всплыл, робко расправил крылья в миг спокойствия. Тьма слепоты смягчилась, потеплела — хлопковое одеяло вместо душащего страха. Кожа дрожала, словно ожидала удара, воздух, запахи и живые существа ощущались сильнее, так было из-за отсутствия зрения с рождения.
Я была слепой, но уверенной в пространстве, меня устраивали границы моей плоти. Жареные зерна арабики, сахар и резина в пространстве были как благословение ангела. Я реагировала на любимый запах как собака Павлова, сглотнула слюну, моя спина расслабилась. Бушующая сила Черной Жемчужины смягчилась до тихого рева.
Мои легкие наполнились, я сжала в ладонях большую чашку. Просто. Приятно. Как дома.
«Да, это мой центр. Человек».
«Запах жженой коры тебе нравится?» — голос был удивительно тонким.
«Кто?».
«Ты уже несколько раз ела мои сны, баку. У тебя есть мое имя».
«Мудури Нитчуйхе», — Черная Жемчужина.
«Такая как ты, дитя предателя, не достойна знать мое имя. Но Абка Хехе не всегда выбирает для нас прямую долину или чистую воду. Ты не только баку. Ты… больше».
