На единорогах не пашут (СИ) - Ледащёв Александр (книги регистрация онлайн .TXT) 📗
— Государь, будут у входа в долину завтра днем, между полуднем и вечером.
— Понятно. Значит, войдут, приготовятся — хоть как-то — где-то к вечеру, я думаю, они думают начать битву на стенах Замка Совы. Лысую им козлиную задницу. Как только последний обозник войдет в ущелье, мы начинаем бой. Вы, — я обращался к группе поджигателей, можно сказать, смертников, — все они были, как я понимаю, из семей, столкнувшихся в этой войне с оборотнями Радмарта. Последыши вырезанных семей, осиротелые отцы и дети, братья и мужья, кто еще? Какая разница… — Когда на вар забежит как можно больше оборотней Радмарта или воинов Хелла, или конницы — поджигайте его и дальше решайте сами. Скорее всего, впереди будет конница — что останется. Вы сами выбрали свой путь, и я уважаю вас за это. Можете попытаться уйти в Замок Совы — усилить гарнизон. Можете сражаться. Но подожгите вар вовремя!
… Они окажутся между моим войском и оборотнями Радмарта — теми, кто выскочит из-под стрел, из ловчих ям и проскочит поле с варом. И воины Хелла, конечно… — Все свободны. Все по местам. Всем отдыхать. И удачи — всем. И каждому, — я сжал в кулаке Цепь, словно закрепляя свое пожелание печатью. Начальники молча поклонились мне и вышли. Я остался один.
Встал. Хлопнул в ладоши. Возникший слуга побежал в кухню — за Ча. Мне не хватало Грута. Молчаливого, опытного Грута — я чувствовал, сколько дыр в моем плане…
Мне не хватало Шингхо — язвительного и мудрого.
Мне не хватало Ягой. Мне не хватало Ягой. Мне не хватало ее сейчас. Сегодня. Завтра в битве. И тяжело лежал на руке подаренный ею браслет. Но не дрожал. Он просто был со мной в этот час — час страха, час желания оседлать Буруна и просто уехать. Послать Хелла Цепь и уйти. На границу, должно быть. За смертью. При мысли оставить Цепь другому, что-то взвыло в моей груди — я уже говорил, что здесь я понял цену словам? Это был вой ярости и презрения. Это выл я сам, ярился я сам и презирал себя сам. Государь майората Вейа. Герцог по прозвищу «Дорога».
Последний наследник крови Дини Ши Кромки. Непонятный и непонятый даже Белоглазым, сид.
Где-то далеко, на границе
… Последние дни она перестала убивать находников из-за кромки, не вставая из-за стола. Не роняла палочку, не гнала на синюю ленту, не пускала встречный пал, не пугала, нагоняя в Тропленную Межу, воем великана, идущего по пятам… Нет. Она выходила навстречу сама. Оставив лук в избе. Глаза в глаза. Чтобы не ошибиться. Чтобы убить. Или пропустить счастливца.
… Жесткое, стройное, обнаженное тело в облаке угольно-черных волос. Коса в руках. Выверенный, умелый удар. Красивая смерть.
… Она выходила им навстречу, так как устала. Устала ждать — отгоняя это, смеясь над этим, не веря в это — но мучительно желая услышать бесцветный голос Дороги — герцога майората Вейа, сида-бродяги: «Не трогай его. Я так хочу».
… Этого не должно было быть и не могло быть. Она не хотела, чтобы так было…
… Где же теперь Дорога? Отчего так горит то место, где раньше лежал подаренный ему браслет? Змеиный браслет Ягой, стражницы Кромки? Что еще может выкинуть беспокойный герцог погорелого майората?…
3
— Утро вечера мудренее, — перед пленником стоял Радмарт, — но утро, которое будет, тебе ничего не даст. Только еще день страданий — и смерть ночью, после того, как Дорога будет уничтожен вместе со своим гнездом.
— Герцог Дорога, — спокойно сказал пленник. — Государь майората Вейа. Завтра я увижу, как он поломает вам спины. А тебя, Радмарт, я думаю, он постарается взять живьем. Равно как и охмуренного вами, псами северных грязных луж, Хелла. Это будет славная битва, и мне жаль, что я не увижу ее.
Радмарт колебался лишь миг — желание убить пленника явственно горело в его желтых глазах. Он ударил его — сапогом, с силой, с оттяжкой, в бок. Над печенью. Еще и еще раз. Пленник молчал, лишь скрипели зубы и текла по подбородку из закушенной губы, кровь.
— Что тебе еще остается, Грут? — весело спросил Радмарт. — Только попробовать взбесить меня или стражу — чтобы тебя убили в ярости. Ничего у тебя не выйдет. Ты останешься в живых до падения Замка Совы. А потом я попомню тебе ворота Замка Вейа.
— Значит, вас все же можно обучать, — задумчиво произнес Грут. — Всего несколько недель плена, а ты уже перестал звать Замок Совы гнездом и осилил его правильное название…
Радмарт рассмеялся и отошел. Грут остался лежать на холодающей земле. Колодки терзали его руки и шею, как огонь — их не снимали ни на миг. Он спокойно думал о том, что если завтра его государь что-то спутает или что-то пойдет не так, он, Грут, не станет дожидаться забав оборотней. Проще простого откусить себе язык и умереть, захлебнувшись собственной кровью. И все. На этой мысли он то ли заснул, измученный и телесно и духовно, то ли впал в забытье. Сам он уже несколько дней не задавался этим вопросом.
Хелла, Радмарт и Советующий расстались почти дружески. Решено было штурмовать Замок Совы, а не ждать смерти Дороги в осажденном замке — или отчаянного прорыва. Все трое были уверены, что Дорога будет ждать штурма в замке — это было самое разумное, что можно сделать. Будет штурм — волнами. С камнями, тараном, зажигательной смесью — Замок Совы не чета Замку Вейа — стены его ниже и тоньше. Кроме того, в стенах Замка Совы будет давка. Паника и все, что бывает вслед за ней, когда загорится кровля и постройки во дворе, Дороге останется только удавиться на своей Цепи. Ничего, Хелла готов взять ее и с удавленника. Размолвку — а точнее, несогласие — вызвало лишь время начала штурма. Хелла настаивал на утренних часах, Советующий промолчал — последнее время его не слушали. Радмарт изначально не принимал его всерьез и считался лишь потому, что за Советующим стоял Хелла. А Хелла все больше и больше отстранялся от реального мира, и Советующий радовался хотя бы тому, что герцог пьет те травы, что он ему дает. Радмарт потребовал ночной атаки. И Радмарт же и разрешил спор: «Хорошо, герцог! Оборотни лучше себя чувствуют ночью, твои воины — днем. Пусть будет вечер!» Хелла согласился с предложением и ушел вскоре в свой шатер. А Радмарт отправился в свой лагерь, попутно навестив пленного Грута.
4
Эта ночь больна. Больна тоской. Тоской по черным локонам стражницы. Смешно. Скажи я кому, что я не люблю ее, описав свои чувства — меня высмеют. Скажут, что я лгу сам себе. Словно я когда-то лгал себе! Но то чувство, что испытываю я к жестокой пограничнице, не любовь. Нет. Что угодно — страсть, тоска, влечение плоти — но не любовь. Как и она. Я знаю, что она думает сейчас, сегодня, под этой убывающей Луной, обо мне. Теплом веет от подаренного ею браслета… Я тоже скучаю по тебе, Ягая. Я смотрю на черные, взъерошенные, кажется, размышлением о завтрашней битве, облака — хотя им плевать на все битвы! — и вижу в черных рваных полотнищах твои раскиданные по ветру волосы…
Эта ночь больна страхом. Я боюсь, что я сделал все мыслимые ошибки при расстановке сил. Недоучел все, что необходимо учесть в первую очередь. Напутал с расстояниями. Не там выставил стрелков. Не там нарыл ям и разлил вар.
Все может быть, х-ха. Все. Даже то, чего быть не может. Единственное, на что я могу рассчитывать, — что совершая ошибки, я хоть что-то сделал верно и мне удастся сократить мечи Хелла и, самое важное — Радмарта, прежде, чем я постараюсь раздавить их о скалы.
Эта ночь больна обидой. Что мне не дали просто жить в Замке Вейа. В своем доме. Хватит об этом.
Эта ночь больна ненавистью. Ненавистью к тем, кто завтра сорвет с меня Цепь и браслет Ягой. Если я буду убит.
И эта ночь больна уверенностью. Что я погибну герцогом, в Цепи и браслете стражницы Кромки. Это то, в чем я могу быть уверен. И этого отнюдь не мало. Будь здесь Грут — мы бы поломали спину Хелла и Радмарту. Уверен в этом. Уверен. Уверен.
Но Грут мертв. Я прошел в свою спальню и громко, но без крика, позвал: «Большак». Невысокий старичок, лохматый, но державшийся с большим достоинством, вскоре предстал предо мною. В шерстке на груди что-то отливало серебром, а левое запястье — золотом, но это, должно быть, шутили блики светильника.
