Право на возвращение (СИ) - Крутских Константин Валентинович (книги .TXT) 📗
— Не совсем, — призналась я.
Ну, то, что среди людей издавна составляли большинство те, кто недостоин звания разумных существ, ни для кого не секрет. С этим вы, надеюсь, не станете спорить?
— Пожалуй, — кивнула я.
— Но беда даже не в этом, — продолжал он. — Беда в том, что данная ситуация неизменна, и поделать с ней невозможно абсолютно ничего. История двадцатого и двадцать первого веков показала, что человечество не меняется ни при каких условиях. Какой процент хороших и плохих людей был много тысяч лет назад, такой и оставался всегда. Никогда не изменялось соотношение добрых и злых, умных и глупых, порядочных и подлых, разумных и скотоподобных. И первых всегда оказывалось меньшинство. Это не зависит ни от расы, ни от национальности, ни от общественного положения, ни от материального состояния, ни от воспитания или образования. Любой народ всегда как бы делился на два внутренних народа, или даже расы. Ну, примерно, как будто на кроманьонцев и неандертальцев. Но это чисто условное сравнение, не подтвержденное генетически. Неандертальцы и кроманьонцы не были близкими родственниками, хотя и жили в одно время. Но генетические неандертальцы все-таки исчезли, уступив место кроманьонцам, а вот душевные остались. На самом деле, никто не знает, почему, по каким причинам один из людей ведет себя, как подобает человеку, а другой поступает, как скотина, никто не знает, в чем заключается их физическое различие Ясно только одно, что последнее типично. Большинство человечества составляют, как писал поэт Некрасов, "Варвары! дикое скопище пьяниц!.." И внутреннее различие заключается вовсе не в уме. Иной "кроманьонец" может быть несообразительным, и все же человеком. Нет, главное различие состоит в том, что "неандертальцы" не понимают Красоту. Не красивость, а высшую Красоту Вселенной. Я уверен, что лишь Красота может спасти мир. Может, но не спасет, потому, что большинству людей она просто не нужна. У большинства в почете уродство во всех отношениях. В любые времена самым большим спросом пользовалось всё самое низкопробное и пошлое, а великое оставалось недоступным для "неандертальцев". Ну, например, искусство во все века боролось против войн. И что получилось? Ровным счетом, ничего. Все на свете видели, скажем, фильм "Иваново детство". И что, перестали люди после этого воевать? Нет, войны стали еще ожесточеннее, еще разрушительнее и беспощаднее. А всё потому, что на "неандертальцев" высокое искусство не действует.
Условные "кроманьонцы" всегда сознавали всю катастрофичность существующего положения дел и стремились что-то исправить. В средние века считалось, что человека может облагородить религия. Однако многовековой опыт показал, что даже самые горячие ее приверженцы — монахи, по своему поведению ничем не отличаются от обычных людей, и среди них существует точно такое же деление. В восемнадцатом-девятнадцатом веках делалась ставка на просвещение, прогрессивным людям казалось, что стоит только дать всем образование, привить им любовь к культуре, и мир станет счастливым. У вас, славян, в двадцатом веке так и пытались сделать, волевым усилием покончить с неграмотностью, построить повсюду школы, библиотеки, дома культуры. У вас на протяжении нескольких десятилетий не было ни одной малейшей деревушки без всех этих учреждений. У вас повсюду висели плакаты, вроде "Любите книгу — источник знаний!" И что же в итоге? Стоило только произойти политическим переменам, как вместе с прежним строем исчезли и все принесенные им достижения прогресса. Ликбеза как будто небывало уже через сто лет после его начала. Заметим, что еще в начале двадцатого века дрессировщики могли обучить обезьяну носить одежду и пользоваться посудой. Но стоило только дрессировщику, т. е. прежней власти, уйти, и обезьяны снова стали обезьянами. Огромная масса народу вновь погрязла в мракобесии, стала верить во всяких колдунов и ведьм, проводить бессмысленные обряды и забивать дома бесполезными предметами. Но мало того — очень многие люди вообще разучились читать книги. То есть, конечно, не забыли алфавит, но стали избавляться от книг с таким остервенением, будто это были какие-то кандалы или цепи, будто их заставляли читать насильно. На рубеже двадцатого-двадцать первого веков во многих городах помойки были просто завалены книгами, причем самыми лучшими! Во многом этому способствовало появление электронных книг, и все-таки дело было не только в них. Эта эпидемия безумия началась задолго до их появления. Первые документальные свидетельства о выброшенных книгах относятся к 1996 году, когда электронными книгами еще и не пахло. То есть, имел место вандализм, не обусловленный вообще никакими внешними факторами — только скотской природой тех, кто это творил.
Подробно изучая этот период истории, я окончательно разочаровался в человечестве. Я пришел к выводу, что его нельзя исправить никакими мерами. Славяне поставили грандиозный эксперимент по очеловечиванию всего человечества, и он с треском провалился. Соотношение, которое, как казалось, изменилось, снова пришло ко все тем же постоянным процентам.
Никто не сможет ответить на вопрос, почему люди настолько разные. Не просто разные, а катастрофически, убийственно разные. Ну, скажем, один напишет книгу о прекрасной, светлой девушке, а другой нарисует, как над ней надругиваются. Кого только не пытались очернить — от Жанны д'Арк до Алисы Селезневой, или Гайки Хаквренч. Или, скажем, один построит храм величайшей богини, а другой его подожжет. И так было во все времена, пока существовало человечество.
— Я знаю про Герострата, — перебила я. — Но храм Артемиды, который он поджег, люди отстроили заново. Скинулись всем миром, и отстроили. Даже Александр Македонский помог деньгами — не зря его прозвали Великим. И таких людей — настоящих людей — оказалось больше!
— Пустяки, — отмахнулся Дон Карлос. — Все равно через несколько веков храм разрушили. И снова невольно вспоминается Некрасов: "Вот ваш народ — эти термы и бани, чудо искусства — он всё растаскал!"
— И все-таки, еще через несколько веков люди нашли место, где стоял этот храм, и восстановили хотя бы одну колонну, — возразила я. — И именнов нелюбимом вами двадцатом веке.
— Ну, нелюбимый, скорее, двадцать первый, а двадцатый — век великих дерзаний, и я не устану восхищаться славянскими героями, пытавшимися сотворить чудо. Однако, возвращаясь к храму — именно это следовало доказать. Всего одна колонна. Вот и настоящие люди составляют в человечестве всего одну колонну. И так же, как она, одиноки.
— Но разве все усилия славян двадцатого века пропали даром? — снова возразила я. — Вот, хотя бы мой отец — его дальние предки по обоим линям были простыми крестьянами, а он стал знаменитым писателем.
— Ну да, действительно, — кивнул Дон Карлос. — Некая польза от ликбеза все-таки получилась. Но заключалась она лишь в том, что воплотить свой талант, или просто саморазвиваться смогли представители всех классов. Действительно, в двадцатом веке бывало так, что самый обычный рабочий мог запросто обсуждать с иностранным писателем его произведения. Но этот рабочий никогда не выбросил бы книгу, будь он даже безграмотным. А кто-то из его товарищей по цеху выбросил бы и в то время, если бы это было принято. Помнишь, все у того же Некрасова есть о том, как крестьянин во время пожара кинулся, прежде всего, спасать книги? А это было еще задолго до начала великого эксперимента. Таким образом, ликбез лишь позволил выявить в стае обезьян нескольких Тарзанов и превратить их в лордов Грейстоков, но остальная часть стаи по-прежнему осталась обезьянами. Дикое скопище пьяниц!
Похоже, это была его любимая фраза, точно так же, как у моего папы о том, чтобы никто не плакал по тебе.
— Каких только выходов не пытались выдумать "кроманьонцы", — продолжал Дон Карлос. — Авторы многочисленных утопий предлагали внушать презрение к золоту, отменить деньги… Но эти варианты даже никто не пытался воплотить — настолько они оказались несбыточными. И, исходя из исторического опыта, можно сделать вывод, что они не помогли бы — "неандертальцы" все равно оказались бы неисправимы. Отбери у них деньги, начнется натуральный обмен, и кто-нибудь все равно окажется хитрее, а значит, богаче остальных, и будет угнетать их. Да, кстати, и "кроманьонцы"-то не все были совершены. Собственно, абсолютно чистых душою людей за все века наберутся считанные единицы — Гоголь, Андерсен, Тесла, Ньютон, Кант, Константин Васильев…
