Я — хищная. Ваниль и карамель (СИ) - Ангел Ксюша (читаем полную версию книг бесплатно .txt) 📗
— Не уверен, что мне хватит полчаса, — шепнул Эрик мне на ухо.
Мне уж точно не хватит: не то, что полчаса — жизни. И я уже никуда его не отпущу, никому не отдам. Потому что за счастье нужно бороться. Даже если бороться придется с собой.
Глава 10. Точки над «i»
Постельное белье пропахло карамелью. Сердце стучало, как сумасшедшее, дыхание сбилось. Кожа отливала синевой. Переплетенные пальцы, вспотевшие ладони. Приятная усталость. Двигаться совершенно не хотелось, даже глаза открывать было лень. Лежать бы вот так, в темноте, наслаждаться теплом и бездействием. Застыть во времени, зарезервировать себе секунду в прошлом. Остаться в ней навсегда.
— Уверена, что все еще хочешь к атли? — Голос Эрика спокоен, но чувствуется: он не хочет, чтобы я уходила. Я тоже не горю желанием, но обещала Глебу. Давно его не видела, а ему нелегко сейчас.
— Глебу тяжело сейчас. Из-за Ники.
— Пойти против Гектора для Вероники — все равно, что покинуть клан. Она и так рисковала, когда ты пришла.
— Знаю.
— Глеб взрослый человек, и поймет…
— Не поймет, — перебила я. — Если мозги не вставить. Глеб — идеалист, и Ника была его идеалом. Теперь нет. И ему нужно понять: идеальных не бывает. Если хочешь провести с человеком жизнь, нужно уметь принимать не только достоинства, но и недостатки.
— Жизнь? — усмехнулся Эрик. — Странно это слышать от тебя.
— Думаешь, я никогда не хотела? — обиженно поинтересовалась я.
— Думаю, хотела. Только боялась. Трусишка.
— Уже не боюсь.
— Вот как? — Он слегка отстранил меня и в глаза заглянул. Не верит. Хмурится. А я улыбаюсь, потому что поняла — действительно не боюсь. Готова. Хочу этого.
Улыбнулась неуверенно. По напряженному лицу Эрика в последний раз скользнула тень сомнения. Скользнула и рассеялась.
— Правда?
Я кивнула.
— Только… не делай больно.
Глупая фраза. Нельзя этого требовать, понимаю. В жизни может многое произойти. Но вырвалось — назад не заберешь.
Эрик прижал к себе так крепко, что думала, кости треснут. И шепнул одно слово:
— Никогда…
Ничего не значащее слово, которое обычно не оправдывает своего значения. Но в тот момент хотелось поверить. Нельзя оскорблять настоящее — оно может просто уйти искать лучших хозяев.
В мире хищных женщина вручает свою судьбу мужчине. Всегда. Сложно оставаться независимой, когда законы против тебя. Можно сколько угодно хорохориться и говорить, что можно поменять систему, но один в поле не воин. Живя в социуме, нужно считаться с его правилами. А систему можно изменить только изнутри…
Любить — значит доверять. Радоваться улыбке на родном лице. Думать о будущем, строить планы, даже когда знаешь: половина не сбудется. Не потому, что не сумеешь воплотить, а потому, что жизнь хищного опасна. И нередко коротка. Именно поэтому нужно жить настоящим.
Не могу сказать, что никогда не думала об этом. Не мечтала. Не представляла, как у очага Роб будет читать тайные заклинания. Как свечи вокруг, переплетение запахов, струящихся дымом из аромаламп. Танец теней на стенах. Волнение, что становится комом в горле.
Думала. И мечтала. Только тайно, по ночам, когда все спят и из свидетелей — лишь звезды, луна и скрипящие половицы чердака, где пылятся заброшенные картины. А по утрам говорила себе, что все это блажь, да и не мечтаю я об этом всерьез. Так, мысли…
А сегодня вдруг поняла — я готова.
Стать женой. Навсегда.
Полчаса нам не хватило. Нам не хватило и трех — когда я собралась, за окном была глубокая ночь. Бушевал осенний ветер, срывал последние листья с почти голых ветвей. Небо плевалось дождем, барабанило каплями по подоконнику. Уходить не хотелось, но Глеб звонил уже дважды. Кажется, я его разбудила, а теперь он не мог уснуть и злился.
Хорошо, что я не все вещи забрала из квартиры — блуза оказалась бесповоротно испорченной, а туфли совершенно не хотелось надевать снова. Никогда. Поэтому когда я нашла на нижней полке гардеробной старые потрепанные кроссовки, возникло желание их расцеловать. И джинсы в придачу. Брошь я оставила на тумбочке у кровати — на майке цвета хаки она смотрелась бы по меньшей мере нелепо. Заберу потом, все же теперь нет поводов обходить эту квартиру стороной.
Эрик собираться не мешал. Притих, думал о чем-то своем и ждал. Затем так же молча перенес меня на крыльцо дома атли.
Порывистый ветер забирался под тонкую куртку и заставлял ежиться. В свете фонарей, освещающих подъездной пути, тонкими нитями серебрился дождь. Многочисленными бликами отсвечивала плитка, блестели спины дремлющих машин.
Я обняла Эрика на прощанье и шепнула:
— Я ненадолго.
Он сдержанно кивнул, проверил амулеты, которыми я давно обвешена, как новогодняя елка. Затем поцеловал в лоб, отпустил и… исчез. А я осталась наедине с собственными мыслями.
Ключи у меня остались еще с тех времен, когда я была атли. Назад их никто не требовал, а я и вовсе забыла о их существовании, пока недавно не нашла, прибираясь в квартире.
В гостиной царил полумрак. В камине тлели почти полностью перегоревшие дрова. На диване скомканно притаился забытый кем-то пушистый плед. На журнальном столике лежал томик Дюма с закладкой посредине. Когда-то я вот так же читала здесь по ночам…
Воспоминания — горько-сладкие, острые, пряные — всем скопом обрушились на меня, словно из ведра окатили. И я поняла: никогда больше не буду я здесь читать. Не буду спускаться к ужину, болтать с Глебом на крыльце, кутаясь в клубы сигаретного дыма. Никогда не буду стоять на небольшом балкончике в своей спальне и смотреть на ночное небо. Возможно, скоро, я вообще не буду здесь бывать. Если я и Эрик… если мы…
— Поля?
Голос со стороны коридора, ведущего в кабинет, заставил вздрогнуть и обернуться. Вот она — главная причина того, что никогда уже не будет, как раньше. Глупо было позволять себе поверить — пусть и на миг — что можно войти в одну и ту же реку дважды.
Влад уже шагнул в гостиную, но замер, заметив меня. В руке — папка с документами, рубашка расстегнута. Непослушная прядь упала на лоб, мешая смотреть. Небрежно-очаровательный образ, который он так редко примерял.
И я призналась себе — не все перегорело. Но если я действительно хочу построить семью с Эриком, нужно сжечь дотла. Сегодня же. Облить напалмом и…
— Привет…
Полумрак. Света торшера не хватает, чтобы проявить настроение на лице, отчего оно кажется загадочным и опасным. Тени неизменно приносят с собой романтику недосказанности.
— Случилось что?
Я покачала головой и почувствовала, как меня затапливает вина. Та самая, что воском застывает вдали от тепла, а вблизи плавится и течет, обжигая. Хотя вина эта родилась исключительно благодаря моим комплексам — я ведь ничего Владу не должна.
— Я к Глебу.
Тени рисуют облегчение на его усталом лице. И надежда скользит в улыбке. Тишина гостиной четко выделяет его шаги — мягкие, крадущиеся, кошачьи. Треск поленьев в камине, извержение искр — как предупреждение.
Поздно. Он рядом.
— Ты дрожишь. Замерзла?
Обнял за плечи, по-хозяйски так, словно имеет право не только обнимать, но и все остальные права владельца прилагаются, только он не спешит их использовать, а только дает сигнал: смотри, мне все можно. А я осторожно, но настойчиво высвободилась, словно давая понять: нельзя. Уже нет, хотя еще вчера я сомневалась и думала, или не думала совсем, а творила глупости… Неважно. Вчерашний день был пропитан вседозволенностью, сегодняшний же вернул в реальность.
— Не стоит.
Удивился. Замер. Даже на шаг отступил, наверное, чтобы рассмотреть меня лучше. И лицо мое, скорбное и виноватое, хотя вину я отчаянно гнала. Моя жизнь. Мои решения. Сам ведь говорил: подумай. Подумала.
Несколько секунд, немая сцена в темной, пустой комнате, в которую сочится из окон свет фонарей, а на стекле — полупрозрачные точки сентябрьского дождя. Осень просится в дом, но ее не пускают. Осени нет места внутри.
