Остров Серых Волков (ЛП) - Нейткотт Трейси (книга регистрации .TXT) 📗

— Я бы мог испортить ему репутацию.

— Так вандализм не работает, — говорит он. — И тебе действительно не следует говорить мне такие вещи. Я же шериф. Я не хочу арестовывать тебя за угрозу нападения.

Я вздыхаю.

— Если вы меня арестуете, то, по крайней мере, мне будет где переночевать.

— У тебя есть, где переночевать сегодня. Моя сестра ждет тебя.

Он говорит так, будто это все решает. Наверное, так оно и есть.

Я собираю свои вещи в небольшую сумку. Краду несколько книг Бишопа. Я думаю, он бы не возражал против этого.

В его спальне я нахожу свое сокровище. Маленький металлический парусник. Я достаю его из комода Бишопа и запихиваю в красный рюкзак.

Закончив, захожу в его кабинет. Из всех комнат в его доме эта скучает по нему больше всего.

Я сажусь за его письменный стол. Провожу рукой по полированному дереву. Индийский лавр.

Мое законченное стихотворение лежит на столе. Как и последняя книга, которую Бишоп когда-либо читал. Он подумал, что было бы забавно спрятать это стихотворение в «Острове Сокровищ». Эта идея вызывает у меня настоящий смех.

Я беру книгу в руки. Переворачиваю на последнюю страницу.

Старик хотел бы, чтобы я закончил это дело.

Я пишу это стихотворение причудливым и старомодным подчерком. Закончив, захлопываю книгу.

Две сумки ждут меня у двери. Сначала я направляюсь в библиотеку.

Мне нужно спрятать книгу, а потом спрятать сокровище.

Я оказываюсь на заднем сиденье полицейской машины, зажатой между дверью с открученными ручками и тяжелым красным рюкзаком. Продолжаю думать, что шериф Марч собирается заглянуть в сумку и арестовать меня за кражу теперь, когда капитан Тирволл вбил ему в голову эту идею.

Мы стоим возле старого дома. Серая черепица. Белая отделка. Эти арочные окна заставляют меня думать об исторических книгах Бишопа.

Шериф шагает к входной двери. Ему отвечает высокая женщина с дикими глазами.

Они исчезают в доме.

Солнце прячется за горизонтом.

Я тоже исчезаю.

Барт ушел. Ушел вместе с Бишопом.

Купер уже уходит. Не знаю точно, куда он направляется, но это не здесь.

Скоро я буду просто безымянным мальчиком, и даже это исчезнет.

Однажды я стану намеком на воспоминание. А может быть, Уайлдвелл вообще меня не вспомнит. Воспоминания сотрут начисто, как и мои в то утро на Острове Серых Волков.

Тихий стук, стук, стук в окно.

Я поворачиваю голову. Рядом с машиной стоит тощий паренек. Он маленький, лет девяти-десяти.

— Открой дверь, — говорю я.

Он рывком распахивает ее. Прохладный сентябрьский воздух холодит пот на шее.

Я стою на ватных ногах. Они покалывают, когда иду.

— Что ты там делаешь? — Мальчик идет за мной к каменной стене. Она соединяется с другими камнями, которые соединяются с каменистым утесом.

— Пожалуй, я останусь ненадолго. — Я расстираю ноющие ноги. — А где же твой дядя?

— Помогает папе. У него была плохая неделя.

Небо темнеет, открывая кусочек луны. Пляж исчезает в темноте. Внизу не было ничего, кроме грохочущих волн.

— А вы знали, что у него посттравматическое стрессовое расстройство после войны? — Мальчик оттаскивает камень от стены. — Мама говорит, что травма происходит от греческого слова «рана». — Он качает головой, но не смотрит на меня. — Я слышал, что говорят о нем в городе. Чтобы он перестал быть таким грустным и злым. Он не пытается быть грустным и злым.

Я киваю.

— Это похоже на рану. Ты же не можешь сказать кому-то, чтобы он перестал так сильно истекать кровью.

Я переваливаюсь через край дремоты, когда странное ощущение толкает меня проснуться.

Кто-то наблюдает за мной.

Волосы у меня на затылке встали дыбом.

Я лежу очень тихо. Держа мои глаза закрытыми.

Глубокие вздохи простыней, пахнущих домашним лавандовым моющим средством Миссис Торн.

Затем раздался скрип.

Я сажусь. Диван подо мной скрипит.

Темнота — это твердая форма, заполняющая каждый дюйм комнаты. Я все моргаю и моргаю. Мои глаза медленно привыкают, но когда это происходит, они цепляются за стул в углу комнаты.

В кресле сидит мужчина.

И он пристально смотрит на меня.

— Мы причинили боль детям, — говорит он.

Я ничего не отвечаю.

— Мы причинили боль детям.

Я сжимаю одеяло в кулак.

Высокая тень наклоняется вперед.

— Ты думаешь, они на небесах?

— Я не знаю.

— Выстрел в голову. Таковы приказы.

Он говорит очень тихо. Почти слишком тихо для человека. От этого по коже пробегает холодок.

— Ты думаешь, они на небесах?

— Конечно, — говорю я. — Они были всего лишь детьми.

— Да. — Мужчина откидывается на спинку стула. — Лучше уйти, когда они еще достаточно невинны, чтобы попасть в ад.

Мужчина встает. Делает паузу перед тем, как выйти из комнаты.

— Не взрослей, — бросает он через плечо. — Это превратит тебя в чудовище.

ГЛАВА 42: РУБИ

Кость на камне. Это звук смерти на Острове Серых Волков.

Гейба прижимается носом к камню. Река сгустков крови в грязи.

— Чарли.

— Я здесь. — Чарли стоит над нами, сжимая руками волосы. Он моргает, моргает и моргает. — Я здесь, рядом с тобой.

— Расскажи Чарли, — говорит Гейб, его голос звучит приглушенным бульканьем. Он вздрагивает. — Больно.

— Я знаю, что это больно, старик.

Глаза Гейба встречаются с моими, и мне хочется отвести взгляд. Я не опускаю глаза. Я так крепко держусь за свою тайну, что это действительно убивает Гейба. Но я не отвернусь. Я кладу руку ему на щеку.

— Ты почти на месте, Гейб. — Я проглатываю все, что ждет своего освобождения. — Ты можешь это видеть? Все эти сокровища? Это мили и мили золота, и каждый кусочек его совершенен.

Он с трудом сглатывает.

— Скажи Чарли, что так будет лучше.

Затем он моргает в последний раз.

— Прекрати это, — говорит Эллиот Гейбу, хотя я думаю, что он действительно говорит с островом. Он опускается на колени возле головы Гейба. Покрытые кровью и освещенные лишь слабым лунным светом, песочно-каштановые волосы Гейба кажутся черными, как вороново крыло. Пряди торчат во все стороны, некоторые устремляются ввысь, другие прилипают ко лбу. Спина мокрая. Ему бы это не понравилось. Нежными пальцами Эллиот приглаживает их над лоскутом черепа, треснувшего при обвале скалы. Затем он осторожно переворачивает Гейба на спину.

Эллиот смотрит на свою руку, дрожащую и багровую.

— Это все не по-настоящему. — Эллиот вытирает руку о землю. Он трет сильнее, как будто воскрешение Гейба так же просто, как вытирание его крови.

— Это… — Эллиот уставился на свою ладонь, грязное месиво из камешков и крови. — Его здесь нет. Нас здесь нет.

Я обхватываю его руками, прижимая его руки к бокам.

— Эллиот, — голос застревает в горле. — Он ушел, Эллиот.

Это сделал мой секрет. Теперь я вижу это, как какое-то предчувствие в прошлом. Четкость в том, что понимание приходит только тогда, когда вы смотрите в прошлое.

Я держалась за правду, и теперь Гейб ушел.

Моя грудь болит от чувства вины и горя. Я уже не нахожусь в пятидесяти футах под водой, как тогда, когда умерла Сейди, но все еще нахожусь посреди океана, кашляя солью из легких.

Мы долго смотрим на него, достаточно долго, чтобы кровь потекла по его затылку, шее, лопаткам. Достаточно долго, чтобы кровь хлынула с обеих сторон. Эллиот отшатывается назад, прежде чем она попадает ему на колени. Анну это не волнует. Она позволяет кровавому перышку Гейба касаться ее кожи, затем наклоняется вперед и окропляет его тело печалью.

Пещера плачет вместе с ней, капая слезами с кончиков сталактитов. Они — жидкий свет в туманном сумраке. Там, где они смачивают землю, сквозь камень пробиваются белые цветы. Они баюкают тело Гейба, прижимаясь так близко к коже, что его пальцы вынуждены раздвинуться. Белые бутоны обхватывают его бока. Лепестки целуют его в щеки.