Город (СИ) - Белянин Глеб (читать книги онлайн полные версии TXT) 📗
Огонь в её глазах пропал как только она попала сюда. Это место напомнило ей о её неминуемой судьбе. И уже ничто не могло развеять эти отголоски скорого будущего.
Глаза пожухли, как гниют осенние листья. Под глазами внезапно всплыли синие круги, которых не было или которые не виднелись тогда, в столовой.
Паша ещё раз потрепал её за волосы, коснулся тыльной стороной ладони её лба.
Горячий.
Как и минуту назад. Как и две минуты. Ничего не изменилось. Горячий настолько, что можно обжечься.
Чем она больна? А разве важно? Одной из миллиона простуд, которые готовы в любой момент накинуться на каждого жителя Города.
Что острее кинжала, вонзается глубже ножа, а подкрадывается незаметнее кошки? Болезнь. В любую минуту готовая сразить и поставить тебя на колени.
Люди, долгое время голодавшие, исхудавшие, в вечном холоде, потеряли всякую защиту. В какой-то момент Город просто перестал считать больных. Проще было начать считать тех, кто ещё ничем не болеет. Но их количество вскоре приблизилось к нулю. Если взять любого прохожего и обследовать его, можно выявить ни одно заболевание. И это будет не только простуда.
— Ничего плохого в том, что я умираю, — внезапно сказала девочка. — Это даже хорошо. Скоро увижусь с мамой, а может уже и с папой, — она посмотрела куда-то вверх. Она плакала.
Павел не стал ничего говорить, молча провёл ладонью по её лицу, убирая слёзы.
Люди, россыпью разбросанные вокруг на своих койках, чихали, кашляли, стонали. Хотя кто-то курил.
Большинство кроватей были двухъярусные, прижимались вплотную. Любой лазарет и любой санитарный пункт ломился изнутри. «Просто» больных от работы уже давно перестали освобождать. Теперь отправляют только тех, кто болеет и бороться с этим уже не может. Но и таких достаточно. Эта девочка явно из их числа.
Немного поплакав, она вобрала в себя слёзы, проглотила комок в горле и тяжело, прерывисто выдохнула. С каждым её вздохом и выдохом она слабела. Из неё выходила жизнь прямо на глазах.
Вдруг она начала дышать совсем-совсем прерывисто и из последних сил обратилась к музыканту:
— А рай точно есть?
— Точно. Есть, — сказал он.
Медсестра, до этого всё время находившаяся рядом, обхаживающая пациентов, закончила с одним из них и ринулась к койке, у которой сидел Павел.
Она потрогала лоб девочки, обожглась, но иначе, будто не от тепла, а от холода, пощупала что-то.
В конце помещения раздался голос, кто-то звал её.
Девушка наклонилась к музыканту и прошептала:
— Кажется, всё. Отнесите её к главному врачу, пусть посмотрит и скажет, что делать. Мне нужно бежать.
Его губы задрожали.
Её снова позвали и она ринулась на голос.
Павел продолжал держать руку девочки, а та уже не плакала. Склонилась как-то неестественно на бок и последние слёзки стекали по щеке, окропляя белую ткань.
Внутри у Паши всё затихло, спряталось, съежилось, потяжелело вдруг внезапно. Так же как тогда, когда он вспоминает о родителях.
Он осторожно выпустил её пальцы из своей руки, взялся за край одеяла и сдёрнул его.
Девочка, до этого момента прятавшаяся за белёсой тканью, теперь обнажила своё тело.
Кожа, стягивающая кости. Кости, впивавшиеся в койку. Будто на кровати лежала не девочка, не человек, а груда палок, потускневшее и рассыпавшийся отголосок человека.
И другая рука, за которую Павел не держал её. На другой руке неестественно скручено-сжатые в агонии тонкие пальцы.
Он, боясь прикоснуться к ней так, что её тело рассыпется, протянул к ней руки. Собрал груду костей и прижал к себе как нечто сокровенное и дорогое.
Паша шёл вдоль коек, огибал одну за другой, пробирался сквозь стальнопрутный лабиринт белых кроватей, время от времени утыкаясь в тупики.
Он шёл молча. По его щекам катились слёзы.
Никто на него не бросил даже беглого взгляда.
Наконец-то он вынырнул из этого переплетения, врезался в стол, за которым сидела женщина. Главный врач.
Он позвал её тихонько, та обернулась, тоже бегло, как и все, почти не глядя, посмотрела в его сторону.
— А, эту? Направо.
И дальше уткнулась в какие-то бумаги.
А он стоял и ждал, когда она осмотрит её. Скажет что-нибудь. Выпишет есть побольше супа, поменьше выходить на улицу или вообще не выходить, а главное, выздоравливать.
Но врачиха молчала.
Черкнувши ещё пару строчек на своих бумагах, она будто заразилась мыслями Павла, услышала звон в его черепе, снова оторвалась от своих дел. Осмотрела чуть внимательнее его и эту груду костей, которая лишь отдалённо напоминала ребёнка. И сказала:
— Ну, что смотришь своими мокрыми глазами? Смерть. Труп. Причина: истощение. Направо.
У Павла внутри всё ещё сильнее потяжелело. Скрутилось что-то тигровым питоном и тоненько пожирало само себя.
Он повернулся и пошёл направо. Там лежало несколько тел. Просто лежало, сложенные друг к дружке.
Паша знал как это происходит и знал как обращаются с людьми после их смерти. Знал, что их вот так вот складывают весь день, а вечером отвозят в тележке хоронить.
Но сам лично никогда этого не видел и видеть не хотел. Больно было как-то смириться с этим. А ещё больнее было в этом участвовать.
Он уложил её аккуратно рядом с остальными, посмотрел на неё ещё немного.
— Надеюсь, ты сейчас в раю, — бросил он ей и направился к выходу.
На улице Павел упал на колени и разрыдался.
* * *
Город.
Маленький оплот всего человечества. От семи миллиардов остались лишь жалкие крохи. Всего несколько тысяч жизней, и тем суждено умереть холодной смертью.
Когда мир сковала пурга, люди покинули свои прежде уютные дома. Покинули города. Оставили всё то, что возводили и оберегали веками.
Холод отвоевал и отнял у них всё.
Почти всё.
Они двинулись на север, чтобы найти то, что могло спасти их. Что могло дать им надежду пережить очередную аномальную бурю. Пережить нескончаемую и нещадную зиму. И они нашли.
Генератор под номером шестьдесят семь. Это число инженеры обнаружили после на одной из главенствующих деталей.
Вокруг генератора был построен Город.
Последний оплот человечества. Последний шанс сразиться с холодом.
* * *
Из окутавшего его сознание омута начали выплывать обрывки реальности. Они шли беспорядочно и сплетались с галлюцинациями.
Вдруг мужчина ощутил какую-то встряску. Ещё одну. И ещё. Это были шлепки. Шлепки по его лицу. Кто-то приводил его в чувство.
И каждая такая пощёчина выбивала из него как из ныряльщика воздух. Не было сил прятаться в этом омуте, нужно было выныривать.
И он вынырнул. Открыл глаза.
Его, лежачего и распростертого на снежной глади, окружало несколько фигур. Трое человек, укутанных не менее плотно чем он, со снаряжением, уровень которого превосходил уровень его снаряжения в разы.
Они вытащили его из-под снега, чудом оказавшись рядом и услышав его крик о помощи.
Один из них, судя по всему главный в отряде, протянул руку. Бросил сквозь ехидную улыбку:
— Везунчик.
Глава 2 | Фамилии
Архангельск
Температура 0° по Цельсию
— Паспорта?
— Взял.
— Деньги?
— Взял.
— Билеты?
— Да взял, взял.
— В каком отделе?
— Ну… а-а-а…
— Ага, а говоришь «взял». Куда бы мы щас уплыли без билетов? Вот они, на полке, балбес, — он отвесил сочный подзатыльник сыну.
— Гриша-а! — Протянул женский голос последнюю гласную букву.
— Ой, дорогая, ты уже вернулась?
— А я и не собиралась в туалете пять часов сидеть, — она фыркнула. — Это так, к твоему сведению.
— Ах да, прости. Просто обычно ты именно столько и сидишь. Но, изволь извинить за преждевременные выводы, в этот раз ты превзошла саму себя: сидела на толчке все десять часов.
