Изгнанница (СИ) - Булгакова Ирина (электронные книги без регистрации TXT) 📗
Крепкого высокого забора, со всех сторон окружавшего деревню, больше не существовало. Он был сломан. И дальше отчетливо было видно, что от деревенского сруба, стоявшего недалеко от забора, тоже ничего не осталось. Кроме черных обгоревших бревен и обугленного остова печи. Это страшное зрелище необходимо было понять. И что еще хуже - принять.
Лорисс медленно перевела взгляд с потрескавшейся от пожара глиняной печи на то, что прежде было удивлявшим резной отделкой домом. Она глубоко вздохнула, и тут, словно пробки после купания в реке вылетели у нее из ушей. Неугомонный вороний крик сотен, сотен птиц обрушился на Лорисс со всех сторон. Она прижала руки к ушам, пытаясь хоть немного заглушить его. Но крики отдавались в голове, разрастаясь и заполняя сознание.
Лорисс шла по деревенской улице, избитой копытами коней, смешанной с золой и пеплом, размытой дождем. Она смотрела прямо перед собой, старательно не замечая черных, обгорелых остовов домов, но ее преследовал вороний крик, не замечать который было нельзя.
Вот к единственному уцелевшему венцу дома прислонился человек с темными провалами вместо глаз, прижимающий к груди черную обгорелую руку. Черепки глиняных горшков, сломанный сундук, разбитая лавка, воткнутые в землю вилы; тело женщины в разорванной рубахе, лежащей на животе поперек черного месива дороги - и вороний крик. Перевернутая телега, разбросанные тряпки, втоптанные в грязную, мокрую землю. Всюду, с двух сторон от дороги обгоревшие остовы срубов с обнаженными скелетами черных, потрескавшихся печей.
И беспощадный, неумолчный, доводящий до исступления крик ворон.
Если что-то и оказалось страшнее этих криков, то только запах.
Не доходя всего нескольких шагов до места, которое Лорисс считала родным домом, она остановилась. Посреди пепелища, застыла обугленная печь, высоко вытянув в небо длинную шею дымохода. Вороний крик отступил перед приторно-сладким запахом, и Лорисс вывернуло наизнанку у самого крыльца, прямо на черную траву рядом с крыльцом.
Бывшим крыльцом.
Зажав тыльной стороной ладони рот, она глубоко вздохнула - глоток свежего воздуха! - и задохнулась. Вороний крик никуда не делся, но сейчас господствовал запах. Стараясь лишний раз не дышать, Лорисс перешагнула через разбитый кувшин. По власти неба, это оказался именно тот, самый старый глиняный кувшин, про который еще бабушка говорила “он такой старый, что у него уже есть душа”. Лорисс недоуменно огляделась. Всюду лежали узнаваемые вещи, или то, что от них осталось. Полотенце - втоптанное в грязную землю - с удивительно ярким узором, который не смогли заглушить ни пожар, ни дождь, ни грязь. Дедушкина кружка - точнее половина, отбитая по ободку. Но для того, чтобы отличать вещи, знакомые с детства, их целостность не обязательна. Одна деталь и…
-Мама, - услышала Лорисс свой голос.
Домашняя утварь будоражила память, сводя воедино прошлое и настоящее. С той лишь разницей, что прошлое рождало радость, а настоящее рождало чувство, названия которому не было. В немыслимом, разрывающем сердце противостоянии, побеждало жестокое настоящее.
Когда Лорисс осознала себя сидящей на коленях у дома Алинки, одного из срубов, где уцелели не только стены, но и подобие крыши, белый диск Гелиона остановился у верхушек деревьев. Еще немного и на землю опустятся сумерки, и тогда мало что удастся разглядеть. Может быть, в одном из таких домов ее ждет уцелевший человек? Эта задача показалась для Лорисс важнее первых двух, с которыми удалось справиться. Или, по крайней мере, не позволять им завладеть сознанием. Вороний крик и тошнотворный запах.
Лорисс нашла Алинку в горнице у самого стола. Белесый свет, проникающий со двора в разбитое слюдяное окошко, скрадывал яркие детали. В разорванной на груди рубахе, с большим черным пятном у самого сердца, Алинка лежала на полу. Ее лицо было спокойным, а глаза открыты.
Опустившись перед телом на колени, Лорисс попыталась закрыть Алинке глаза, но у нее ничего не получилось - теперь дух будет странствовать по свету, разыскивая убийцу. Холодная кожа поразила Лорисс, но она не спешила одергивать руку. Белое лицо Алинки пугало своей неподвижностью. В углу рта запеклось что-то черное.
Лорисс огляделась по сторонам в поисках какого-либо полотна, но вокруг лежала разбитая посуда да сломанная деревянная лавка. Тогда рукавом собственной рубахи Лорисс терпеливо оттерла черное пятно.
Алинка смотрела по-прежнему вверх. Упрямо и спокойно.
-Царь небесный, всеблагой податель Света и Тепла, прими душу дочери твоей, безвременно почившей, - забормотала Лорисс знакомые с детства слова поминальной молитвы. - Уповаю на милость твою, Отец Всего Живущего, что примешь ты дочь свою в загробную Обитель, и дашь покой измученной душе, и оградишь от мучений на черной дороге между Живым и Мертвым, ибо простили мы, живущие дети прегрешения той, что отдана ныне во власть Иного царства. Верую, что явишь ты благодать, Отец Света, и простишь дочь свою, яко мы ее прощаем, дети твои. Да будет так, пока миром правит Свет.
И вдруг, в то время как полагалось благочестиво замереть, прислушиваясь к Высокому Ответу, из глубин сознания, из самой сути, вырвался стон, к поминальной молитве не имевший отношения, растревоживший затаившуюся в пустоте душу.
-И помоги мне Отец, простить то, что свершилось под Светом твоим!… Ибо нет во мне прощенья!!
Стон сорвался в хрип, и Лорисс закашлялась. Волна безысходности и злобы отступила, оставив душу в одиночестве.
Обессиленная после обвиняющего крика, Лорисс некоторое время сидела, собираясь с силами. Она хотела сложить Алинке руки на груди, ближе к сердцу, но это тоже оказалось невозможным. В правой руке у Алинки была зажата какая-то вещица. Что-то похожее на цепочку. Потянув за край, Лорисс с трудом освободила небольшой амулет из желтого металла. Несколько минут она разглядывала миниатюрную оскалившуюся пасть волка - оборотня Шанди, оберегающего от дурного глаза.
В разбитом окошке было видно, как Гелион скрылся за верхушками деревьев дальнего леса. Машинально опустив найденный амулет в единственный нашитый сверху у самого пояса карман плахты, Лорисс поднялась. Только сейчас она услышала, что поднялся ветер, и стены сруба с прогоревшей крышей стонут под его порывами, грозя обрушиться в любой момент.
-Покойся с миром, - еле слышно прошептала Лорисс и вышла из дома, тихо закрыв за собой дверь.
Дождь закончился. Гелион скрылся в лесу, и на землю постепенно опускались сумерки.
Лорисс шла по дороге, порыв ветра гнал ее из деревни. Лорисс не хотела и не могла оставаться здесь. Как разбитые черепки несравнимы с расписанным ярким узором глиняным горшком, так и странные черные бревна и обгоревшая трава не имела ничего общего с прекрасной, полной теплого света деревней. И две деревни никак не хотели сливаться в одну. Мир не мог перевернуться за одну ночь. Значит, где-то стояла ее деревня. Где-то сидела на пороге мать и ждала свою дочь. Где-то пела веселые песни Алинка и говорил волнующие слова Эрик. Нужно постараться найти туда дорогу. Или того человека, который покажет дорогу. Или не совсем человека. Все можно повернуть вспять. На земле случались и более странные вещи. Эта мысль показалась Лорисс ясной и правдоподобной, во всяком случае, все объясняющей и достойной того, чтобы ей следовать.
С наступлением сумерек, а может потому, что по опустевшим улицам теперь гулял ветер, но мертвая деревня заговорила. Заунывно и бесконечно долго скрипели уцелевшие двери, с грохотом, сравнимым со звуком далекого грома обрушилась прогоревшая крыша, на дальней окраине хрипло залаяла собака. Но лаяла так, как собака лаять не могла. Идти туда, хотя бы для того, чтобы увидеть живое существо, желания не было. Наоборот, стоило подумать о его способности исторгать такие звуки, как холодный озноб пробирал тело до костей.
Ветер выл, ветер стонал. Он успокоил ворон и отнес прочь тошнотворный запах. И оставался хозяином сгоревших срубов, оставленных без погребенья тел. Только ветер заставлял уцелевшие двери петь тревожные, хриплые песни. Он со свистом врывался в длинные шеи дымоходов и поднимал тучи серого пепла. И внимая его дыханию, мертвая деревня ожила.
