Изгнанник (СИ) - Хаецкая Елена Владимировна (мир книг TXT) 📗
Она стояла в прихожей и смотрела на сей раз не в свои бумаги, а прямо на мать четверых спрятанных детей. Смотрела и молчала.
«И что же та мама? — спросила бы сейчас Енифар, если бы она, а не подменыш, слушала эту сказку. — Как она поступила?»
Потому что Енифар была бы чрезвычайно взволнована: приближался тот самый момент в повествовании, когда злая воля должна разлучить мать и ее деток, и это — самый горький момент, но без него и сказки бы не случилось.
«Мама, говори же скорей, как поступила та мама, когда злая гостья с дребезжащим сердцем и смятой в комок душой вошла в квартиру?»
Да, Енифар дергала бы мать за рукава, и за волосы, и заставляла бы все бубенцы в ее прическе вздрагивать и звякать, пока Аргвайр не заговорила бы снова.
Вот что вышло из всего этого, Енифар, слушай…
Гостья носила деловой костюм с квадратными плечами. От всего ее облика разило женским неблагополучием. Иногда так пахнет в старых нотариальных конторах с линолеумными полами. Входишь и сразу понимаешь: все женщины, которые здесь работают, несут на себе печать женского старения, все они заклеймлены этим. Их лица покрыты неопрятными пятнами, их одежда бунтует, не желая облегать столь некрасивые тела, и поэтому ерзает и сползает, а под мышками вдруг обтягивает и идет морщинками. И хотя разные предметы женской гигиены рекламируют по телевизору красивые молодые девушки, именно при взгляде на этих женщин сразу же приходят на ум разные там штуки, которые «дарят» свежесть, уверенность в себе и прочие блага. Эти женщины просто нашпигованы такими штуками, но ни свежести, ни уверенности у них нет и в помине.
Вот такая особа стояла сейчас перед мамой четверых детей и разглядывала ее, словно товар, не выставленный на витрине, но спрятанный под прилавком.
А потом она резко выбросила вперед руку и чем-то брызнула в лицо хозяйке квартиры.
Дети быстро переглянулись.
«Что это?» — подумала старшая сестра.
Младшая подумала:
«Это какой-то яд. Она отравила маму!»
Брат растерялся, побледнел. Раньше он даже не догадывался о том, что иногда случается нечто, чему нельзя улыбнуться.
А самый младший ребенок, в комбинезоне с ягодками, подумал вот что:
«Мы должны спрятаться и проследить за тем, что происходит».
Между тем чужая женщина подхватила их маму, которая вдруг сделалась совсем мягкая, как ненастоящая. Дети заметили, как мелькнуло мамино лицо, бледное, с очень черными бровями и губами. Незнакомка выскочила из квартиры и утащила маму с собой.
Дети выбрались в прихожую и стали оглядываться, как будто теперь, когда чужачка ушла, рассчитывали увидеть свою мать на прежнем месте. Но мамы не было. Остались бумага-Предписание и едва заметная вмятинка от каблука на паркете.
Горбатый мальчик опустился на колени, приложил щеку к паркету и принюхался. Потом поднял голову и сказал:
— У мамы изо рта капнула слюна.
Старшая дочь всхлипнула, а младшая сердито сказала:
— Для чего ты говоришь нам это?
— Мы найдем ее по запаху, — объяснил горбатый мальчик.
Тут все присели рядом на корточки и стали шумно сопеть, втягивая в себя воздух, но никто не различал родного запаха, такой резкой была вонь чужой женщины.
— Не имеет значения, — сказал старший из сыновей. — Мы ведь можем идти и по чужому запаху.
Они кивнули друг другу и посмотрели на младшего братца с завистью. Еще бы! Из них четверых он один пойдет не по отвратительному следу, оставленному похитительницей, а по родному, по следу их матери.
Дети подошли к зеркалу, поправили прически, они взялись за руки и вышли на улицу.
На них не обращали внимания, и они приободрились. Время от времени младший сын опускался на четвереньки и нюхал землю.
— Что это с ним? — спросила вдруг какая-то толстуха, проходившая мимо с авоськами.
Младшая дочь нахмурилась и ответила:
— А вам какое дело?
А старшая покачала головой:
— Он потерял пуговицу.
Толстуха с неудовольствием заметила:
— Нужно лучше следить за братцем.
И поковыляла дальше. Казалось, это авоськи волшебным образом влекли ее вперед, как два надутых мотора.
Уродец поднял голову и прошептал:
— Нам туда.
И показал направление.
Все четверо побежали дальше.
«Кем была та чужачка? — спросила бы сейчас Енифар. — Кто она такая?»
А вот беленькая девочка-подменыш ни о чем не спрашивала. Она перевернулась на другой бок, во сне больно пощипывая запястье матери.
«Та чужачка? — Тут в рассказе полагалось выдержать страшную паузу. — А ты разве еще не догадалась, Енифар?»
«Нет, мама, может быть, я и догадалась, но ты должна сказать это сама… Ну, говори же!»
И Енифар топнула бы ногой. Черной, с нестрижеными когтями. Хорошо бы подарить ей красивые звенящие браслеты, чтобы звонче топалось.
«Эта отвратительная особа была охотницей на троллей, Енифар. Такие есть в любом из миров, кроме нашего. Она выслеживала троллей по рынкам, барам и станциям метро, она ходила по квартирам и везде, везде высматривала, не попадется ли тролль. Ведь троллей гораздо больше, чем принято думать, и в том большом городе они тоже водятся. Вот их-то она и ловила и утаскивала в один большой, страшный подвал… Ты все еще хочешь слушать эту сказку?»
«Больше, чем когда-либо, — сказала бы сейчас Енифар, разрумянившись от негодования. — Я желаю узнать, как дети спасли свою мать и что они сделали с этой гнусной охотницей на троллей!»
Отряд уехал, пыля, и увез с собой пленника.
Енифар продолжала смеяться, хотя солдат, ее собеседник, здорово на нее рассердился. Он вырвал из рук девочки палку и, сломав о колено, выбросил прочь. И при том изругал Енифар:
— Зачем ты это сделала? Зачем ты била его? Мы не бьем пленников! Глупая девчонка!
Енифар не отвечала, ее душил смех.
Солдат никогда не встречал подобных девчонок, хотя, казалось, немало повидал их на своем веку, да и дома у него остались целых три сестренки, и все три, что называется, были «с присыпочкой».
И вот отряд скрылся из глаз, а Енифар вдруг перестала смеяться. Она как будто спохватилась и побежала вслед за всадниками.
Конечно, девочка знала, что не догонит их, но этого и не требовалось. Все равно скоро придет ночь с ее яркой скучной луной, которая точно знает, куда идти и какой следует быть. Скоро придет ночь и расставит все по местам.
Чтобы тролль не удрал, его хорошенько огрели по голове, да так, что он потерял сознание, а потом привязали к дереву. Охраняли пленника вполглаза. Кому бы, в самом деле, вздумалось вызволять тролля — поблизости от замка, в землях, принадлежащих людям? Здесь все желали этому разбойнику лишь одного — смерти.
И скоро уже весь отряд поддался усталости. Строгая белая луна, как бы приподняв брови на круглом, немного скособоченном лице, созерцала в просвет между деревьями, как медленно угасает плоский, жмущийся к углям костерок — крохотный плевок преисподней, укрощенный, с вырванными зубами. Вокруг огня спали солдаты. В темноте ощущалось присутствие лошадей: громадные тени, сгустки жизни, такие теплые и могущественные.
Тролль пробудился от обморока, когда было уже за полночь. Кто-то стоял рядом с ним, скрываясь от лунного света. Тролль морщился, но этого никто не мог видеть. Болела голова, слабость от голода и жажды уничтожала самую малую надежду на освобождение. Пленник попытался перегрызть ту веревку, что стягивала его ноги, но даже этого не смог.
А невидимка по-прежнему таился в темноте.
— Кто ты? — прошептал тролль.
Ответа не последовало.
Тролль закрыл глаза и задышал ровно, спокойно. Он хотел отдохнуть.
— Эй! — донесся до него возмущенный шепот. — Ты что, спать вздумал?
— Почему бы и нет? — отозвался тролль еле слышно.
Невидимка не отвечал. Очень медленно он обошел пленника со всех сторон. Теперь тролль мог рассмотреть силуэт, маленький и хрупкий. Ему пришлось прикусить себе язык и нижнюю губу, чтобы не рассмеяться. Он узнал девочку.
