Под сенью проклятия (СИ) - Федорова Екатерина (бесплатные книги полный формат txt) 📗
— Откуда так поздно?
— В баню ходила. — Отбрехалась я. — А что до прочего — так и тебе подобру, господин Ерша.
Курносый жилец снова ухватил за руку, коротко буркнул:
— Поговорить надо. Дело и слово королевское, так что не кричи.
И потащил меня вверх по лестнице. Остановился только на четвертом поверхе, толкнул дверь посередке — ту, что вела в покои Теменя. Шагнул за порог, не отпуская моей руки.
У самого входа, в первой горнице, горели две свечи. Обе почти без натеков, видать, зажгли их недавно. Но дальше покои стояли темные, пустые, страшные. Ерша утащил меня во вторую горницу, остановился у окна, развернул лицом к себе. Сказал сумрачно:
— Подобру, коль не шутишь. И поздорову, с бани-то идучи. А что волосы не мокрые?
— Ты мне муж, что ли? — Осерчала я. — Кругом шла, вот их и обсушило ветерком.
И быстро спросила, пока он молчал:
— А что случилось с госпожой Любавой? Что-то она исчезла.
Он наморщил лоб.
— Хорошо, что ты сама об этом спросила. Вот о Любаве и поговорим, для начала. Королевишне на тебя наболтала именно она. Но зачем? Может, ты знаешь?
— Да откуда? — Отперлась я. — Саму Любаву о том и спрашивайте.
Ерша придвинулся ещё ближе, навис надо мной. У меня аж ноги подгибаться начали — наверно, от смятенья, что в пустой горнице с чужим мужиком одна стою. Узнает кто, позору не оберешься.
— Я бы спросил, да только умерла наша госпожа Любава. В одночасье, в королевской горнице, едва туда вошла королевская травница с саможорихой. За сердце ухватилась и упала на пол. Ты ведь травница, может, знаешь, как убить человека за миг до допроса?
Я приоткрыла рот от неожиданности. Значит, не уехала госпожа Любава. И не заболела.
— Так знаешь? — Настойчиво переспросил Ерша.
Я мотнула головой.
— Откуда? Наши травы либо лечат, либо калечат. Но чтобы вот так, в одночасье.
— И за миг до серьезного разговора. — Прибавил Ерша. — После саможорихи Любава нам бы все рассказала — но вместо того померла. То ли горе, то ли измена. то ли и то, и другое вместе. А потому, девица, поговорим-ка начистоту. Слишком много вокруг тебя тайн. Ты, говорят, с мужиком каким-то недавно на Воротной площади встречалась. В тот же день, как к Граденю ходила. И разговоры у вас были долгие. О чем?
Я вздрогнула, облизнула враз пересохшие губы. Выходит, за мной теперь глядят постоянно, как за шкодливой козой?
Мысли заметались. Как быть? Помня, что собрался сделать Рогор. вот скажу сейчас о нем, а его тут же искать кинуться. А если найдут? Не только норвина могу под беду подвести, но и Аранию.
— Четвёра это был. — Неспешно сказала я, припомнив имя того мужика, с которым познакомилась в Неверовке, перед самым отъездом. И дальше я говорила ровным голосом, размерено, чтобы веры было больше. — Он у Морисланы в Неверовке служил, кого хочешь спроси. Несколько дней нас с Аранией на площади караулил, все ждал, может, выйдет кто. Худого тут нет. Четвёра домой собрался, вот и хотел от нас весточку в Неверовку привезти. А я как раз вышла на площадь перед кремлем в тот вечер, на Чистоград глянуть, полюбоваться.
— Врешь. — Сухо сказал Ерша.
Сердце у меня замерло. И что я в нем нашла? Правильно этот Ерша о себе сказал — пес он. Собака то есть. А что королевский, так то дело второе.
— Не вру. — Упрямо заявила я. — Чё мне врать? Езжай сам в Неверовку, найди там Четвёру и спроси у него. Если мне не веришь.
Ох ты, мать Кириметь-кормилица, попалась-то я как! Курносый жилец глаз с моего лица не сводил. И хоть лицо у него было застывшее, каменное, страху у меня все равно не было. Неверовка отсюда далеко, не один день пути, так просто мои слова не проверишь.
— Скажем, я тебе поверю. — Сказал Ерша так же размерено, как и я до этого. — А к какому дяде идет завтра Арания?
И про это уже знает.
— Меня госпожа Арания держит не за сестру, а за бедную родственницу. Если ты о том помнишь, господин Ерша. А бедным родственникам докладов не делают. — Я быстро опустила голову, вроде как засмущалась. — То ли к Ирдраарам хочет пойти госпожа Арания, то ли к своим олгарским дядям — про то мне неведомо.
— Что ж, завтра поглядим. — Ерша чуть отступил назад.
Следить будет, поняла я. Надо бы переговорить с Аранией — да побыстрей.
— Если ты все спросил, дозволь мне уйти, господин Ерша. Не дело честной девице с чужим мужиком в пустых покоях прятаться. Увидит кто, позору не оберешься. И так жильцовские бабы всякое обо мне болтают.
— Да ну? — Спросил он тотчас. И руку вытянул, загораживая мне путь. — И что же?
— Что свадьба у нас скоро. — Ответила я, удивляясь своей смелости. Подняла взгляд, глянула на него, устав пялиться на пол. — И что платье невесте шнуровать не придется, в расслабленном пойдет, по блудному делу. Позоришь ты меня, господин Ерша.
Он только плечами пожал.
— Разве это позор — так, бабья болтовня. А будут сильно болтать, так женюсь. Если ты, конечно, против короля-батюшки ничего дурного не замышляешь. У королевского пса и жена должна быть ему под стать — верная.
У меня зубы сами сжались. От обиды и на него, и на судьбу — злодейку.
— И не стыдно тебе. — начала было я, но тут зубы опять сжались, со скрежетом. И слезы к глазам подступили, так что пришлось их сглатывать, дышать шумно, чтоб успокоиться.
Ерша все это время терпеливо ждал. Стоял спокойно, безмолвно. Я наконец промолвила:
— И не стыдно тебе издеваться над увечной? У меня ведь только лицо да рука покалечены — а разум цел. Разве можно такую, как я, по собственной охоте в жены звать? Или ты на приданое польстился? Так мне то приданое обещали, да не дали. Так что не торопись, молодец, женихатся — дождись сначала, пока дадут.
Он ответил так рассудительно, что мне аж поплохело:
— Приданое вещь хорошая, конечно. Но жена, которая у тебя за спиной ни с кем блудить не станет, стоит дороже приданого. Я и сам не красавец, что уж тут скрывать. Мне ли за красотой гоняться?
— Ах ты, потрох смердячий. — Прошипела я. Потому как поняла если не все, то многое. И руки в боки уперла. — Это кто ж тебя так обидел, что ты бабьей измены боишься больше, чем моего лица? Я, может, снаружи увечная — а ты внутри. Что, невеста сбежала? Или уже был женат?
Он мне тут же вернул то, что я говорила раньше:
— Я тебе что, муж, чтобы на твои расспросы отвечать?
— Да не говори, — сердито сказала я. — Больно надо. Подобру тебе, добрый молодец, бывай-прощевай.
Ерша хмыкнул:
— Я тебе разве позволил уйти? Так что стой на месте, душа-девица. Нет в тебе девичьей кротости, госпожа Триша. Вот ни на бельчу нет. А ведь кротость девку только украшает. Лицо у тебя, конечно, страшное. Но я родом с границы, изувеченных там видел много. И пострашней, чем у тебя, бывают увечья. Я к тебе с добром, а ты дерзишь, огрызаешься. Нехорошо.
Ах, чтоб его. Я зубы сжала, спросила медовым голосом:
— Так ты с Атаньского или с Новинского верчества? Они, говорят, на границах лежат.
— Я из-под Рубели. Это на северной границе.
— А что там, тоже воюют? — Медовость у меня разом улетучилась. Права была когда-то бабка Мирона — нет во мне ничего господского, не умею я долго сладким голосом разговаривать.
Ерша хмыкнул.
— Там дорога на Урьи горы проходит. А по той дороге не только самоцветы с гор и шелка из Урсаима обходом везут, но и шушера всякая гуляет. У нас ведьм мало, приходится самим обходиться. Да и то сказать — нам ещё ничего, мы с людьми деремся, а не с абульхарисами, как в Новинском или Атаньском краю.
Я прищурила глаз. Внизу, в кремлевских садах, уже зажглись фонари. Отблески долетали даже сюда — и в их свете видно было, что стоит Ерша вольно, одну руку забросил на пояс, большой палец завел за кожаный ремень. Значит, никуда не торопиться, и меня пока отпускать не намерен. Ох и раскричится Арания, если приду совсем поздно.
Однако ж мужикам много перечить нельзя — это мне бабка Мирона всегда говорила. Не ровен час, опять начнет пытать про то, куда завтра пойдет Арания.
