На Закате (СИ) - Шульженок Павел (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .TXT) 📗
Но что это был за дверь. Размерами он напоминал медведя, только изможденного голодом и болезнями. Темно серая шерсть росла короткими клочьями, перемежаясь обширными пятнами проплешин, которые при ближайшем рассмотрении были следами ран и ожогов. Кое-где на большом теле зияли и ещё незажившие язвы, потемневшие и блестящие от выделяемой влаги. Но голова у медведя была необычной, слишком круглой и тупой, с почти человеческими, лишь слегка заостренными ушами. В изуродованной пасти не было видно ни одного клыка, и оттуда постоянно сочилась, тягуче стекающая, пенистая слюна.
И что еще бросалось в глаза, передние конечности, относительно прямые и длинные, не как у медведя, заканчивались культями. Этот зверь когда-то был лишен своих передних лап.
Общее впечатление было таково, что несчастная тварь должна вот вот сдохнуть, столь плачевным было её состояние.
— Ну! Что за Вестер без ликантропов, ведь так? — расхохотался Филипп. — Знакомьтесь, господин, это Сашка!
Барроумор, оказавшийся рядом с Аполлосом, тихо добавил:
— Ликантроп, зрелый… По виду лет сорок, мутация глубокая. Без сомнения шестая степень обсессии…
Кто-то из стоящих людей запустил в зверя камнем, и получив попадание, "Сашка" припал к земле, вжав голову в плечи. Среди народа раздался жестокий смех, и один из копейщиков сильно наподдал ликантропу тупой стороной древка. Оборотень болезненно дернулся, но не издал ни звука. Аполлосу от наблюдения за этой забавой стало гадливо, захотелось скорее уйти.
— И как он к вам попал? — поинтересовался Кастор.
— Год назад его затравили, здесь, у перевала, и очень удачно ранили. Думали сдохнет. А я пьяный был как раз, у меня под этим делом всегда забавные мысли в голову приходят. Дай, думаю, в Шаттери обезьяну заведу такую… Сам видишь, мы его немного… обезопасили что ли, и к нам, на подвал. Живет, свиные потроха трескает. Ну вот иногда покуражиться достаём. Это-ж детям веселье, ликантропу наподдать… Опять же, люди спокойнее относятся к тому что знают. Вот он, ночной демон, как есть… Что-б его… — в голосе Буро прозвучала жестокая ненависть.
— Но, почему бы сразу не убить? — спросил Аполлос, стараясь не выдать негодования.
— Так а смысл? Отлично веселимся. Или ты чёрта пожалел?
— Он тоже чувствует боль… И может страдать.
— Ему и так и так в пекле страдать… — хохотнул Буро. — Причем вечность. Так какая ему разница? Это же даже не животное, это проклятый, едрить его, хренов чёрт, попавший нам в руки.
— Учитывая, что это шестая степень обсессии, это так… — подтвердил Кастор. — Этим телом обладает демон, и именно он воспринимает все эти страдания.
— Да вот! Это гребаный демон, который тысячи лет только и делает, что мечтает отправить каждого человека в ад. Так что, тут некого жалеть, сынок! — уже зло сказал Буро и, подойдя к ликантропу, сильно всадил сапогом ему под брюхо. Зверь издал сиплый стон, и сжался еще сильнее.
Аполлос, несмотря на доводы старших инквизиторов, ощущал какую-то неправильность этой ситуации. Да, если это был демон, сознательная злая сущность, желающая погибели людям, то возможно её не стоило жалеть. Но почему же тогда так отвратительны делались те, кто её сейчас истязал? Может быть это бездумное свойство человеческого сердца жалеть всех без разбору? А между тем эти люди, издевающиеся над ликантропом, мстили за свой неизбывный страх, за всех тех, кого подобные чудовища разрывали, нападая из леса. Их можно было понять.
"Сашка" внезапно посмотрел прямо на Аполлоса. Под тяжелыми косматыми бровями блестнули залитые тьмой зрачки. Но в них Аполлос не увидел ненависти, и желания уничтожить обидчиков. Похоже, из этой плоти была давно вытравлена, выжжена любая агрессия, любая способность драться. Наверное, даже дай ему когти и клыки, этот дух, познавший власть плотской боли, не смог бы воскресить в себе никакой ярости. Он был сломлен. Аполлос прочел в темных глазах зверя только жажду смерти, или даже мольбу. Ну что, демон? Должно быть еще недавно ты был так силен и яростен, презирая людскую слабость. И что же теперь? Вот, ты познал каким слабым и ничтожным ты можешь быть, когда тебя определяет твоя плоть.
— Удивительно, чего вы смогли добиться… — улыбнулся вдруг Аполлос. — Кажется, вы вытравили из этого демона знаменитую древнюю злобу.
— Не обольщайся, — махнул рукой Буро, — Эта тварь только выглядит жалко, а сама только и думает о том, что бы каждый из нас сдох. Мне не жалко её. Мне жалко детей, трупы которых приходилось искать в лесу по размотанным кишкам.
— Вы правы, инспектор. — сказал Аполлос. — Демон должен получить все сполна. Позвольте мне…
Молодой инквизитор подошел к ликантропу и внезапно обнажил свой меч. Стражники успели только переглянуться, но "Сашка" уже поднял голову, и, закрыв глаза подставил Аполлосу свою чудовищную рожу с разорванными губами и искореженными дёснами.
— Какого…? — взревел Филипп, но в то же мгновение клинок Аполлоса почти по рукоять вошел ликантропу в пасть, выглянул под затылком и снова утонул в массивном загривке. Секундант еще провернул своё оружие, и вырвал его обратно, высвобождая поток клокочущей чёрной крови. "Сашка", захлебнувшись ею, завалился на бок и быстро сдох.
— Это был мой ликантроп! — обиженно взревел Филипп, и подойдя к Аполлосу схватил его за камзол на груди. — Ты что творишь, срань белобрысая?! Это был мой гребаный ликантроп!!
Секундант, словно не видя трясущего его за грудки Буро, с ухмылкой достал платок, и стал вытирать замаранный клинок.
— Успокойся, Филипп. — прозвучал спокойный голос подошедшего Кастора. — Мы решим этот вопрос. Сколько стоила по-твоему эта тварь?
— Тут дело принципа, Барроумор! — обернулся резко Филипп. — Нельзя просто приезжать ко мне и убивать здесь моих тварей, без всякого моего разрешения!
— У тебя есть другие предложения по урегулированию вопроса? Сколко мы должны тебе за… испорченного ликантропа.
— А ты сам подумай! Ты много видел пойманных ликантропов? Его пойди найди еще, а живым как возьмешь?
— Хорошо, пойдем обсудим. И успокойся пожалуйста…
Комиссар и инспектор поднялись в гостевую комнату, где Кастор отсчитал Филиппу пять солидов.
— И что, ты ничего не скажешь своему милосердному ублюдку? — мрачно спросил Буро, приняв деньги.
— По мне, так парень поступил правильно. Знаешь, что я тебе скажу… Я очень доволен им, и, думаю, что у инквизиции не плохое будущее с такими парнями. Он не слишком умен, но честен и психически стоек. Последнее в нашем деле особенно важно.
— Психически стоек? Он только что высвободил демона, который его просто разжалобил как слезливую бабу!
— Дело не в ликантропе, Буро. Не его он пожалел, а тебя, и твоих людей. Ты привык сражаться с демонами из леса, не забывай, что и наша душа это тоже лес. Кто там у тебя, в твоем личном лесу? Подумай.
Альденцы покинули Шаттери еще до обеда, навьючив на коней немного провизии. Провожать их на двор крепости вышла пара десятков человек, включая самого Филиппа, хотя он и был по прежнему зол на гостей. Аполлос тщетно выискивал среди народа Каролину, единственную девушку, которую ему довелось поцеловать.
Она не пришла, потому что в это время стояла на краю той самой рощи, рядом с таинственной могилой Защитника, и смотрела в даль, забирающую её собственного героя. Дорожки слез пробегали по её молодому лицу, высыхая на ветру, так же, как таяла пережитая девичья мечта.
Стоял ясный солнечный день, и бескрайнее синее небо, заливающее землю светом, кажется благословляло двух всадников, покидающих Шаттери и Флаккелок. Бледная песчаная дорога миновала Майский Луг, чуть позже перемахнула по горбатому каменному мостику через безмолвную Эпри, и повела дальше на юг.
Следующим пунктом значился пограничный пост инквизиции в Эшкеборе, небольшом городке в графстве Фонтез. Проделать этот путь можно было довольно быстро, часов за шесть, но Кастор не спешил, и ехали с частыми остановками. Позади оставались похожие одна на другую вестерские деревушки, а по правую руку, возвышались бесконечной грядой громады Срединных Гор. Побеленные сверху снегами, разделенные ущельями и долинами, они были столь величественны, что казались иллюзией подобной облачным массам, исчезающим в небе так же легко, как и возникающим. И Аполлос, глядя на это великолепие, снова ощущал, сколь мал человек и вся его жизнь, по сравнению с этим огромным, незыблемым миром.
