Летописи Святых земель - Копылова Полина (книги регистрация онлайн TXT) 📗
Элас отрешенно кивнул. Слова звучали как бы со стороны. Смысл их не отпечатывался в его холодном сознании.
– Я хотел бы объяснить вам, Ниссагль, то, что вы не дали мне объяснить в лесу, напустив на меня ваших людей и собак, как будто я беглый убийца. – Голос звучал бесстрастно. Ниссагль склонил голову к плечу и нарочито высоко поднял брови. Это выглядело смешно, но Элас, отрешившись от всего, не мог засмеяться.
– Да? – запоздало повисло в воздухе.
– Рожок, который вы изволили найти, действительно служил для того, чтобы подозвать оленя. Я действительно почувствовал себя лучше и отправился в лес. По пути увидел этого оленя, подозвал. Я вообще не хотел бы про него рассказывать, потому что боюсь, как бы он не оказался в королевском зверинце. К сожалению, раз уж дело идет о моей жизни, придется открыть секрет. Он шел со мной, время от времени отдаляясь. Иногда я его подзывал, и он рано или поздно появлялся. Этот рожок слышен далеко.
– Вы любите этого оленя?
– Да.
– Тогда почему, зная о королевской охоте и даже попросив вашу сестру поехать вместо вас…
– На нее было особое приглашение.
– Пусть так. Я не о том. Почему в опасной близости от охоты вы стали отпускать от себя прирученного оленя, да еще такого красивого? Его могли убить. Очень легко. Вам было бы обидно.
– Во-первых, я не рассчитывал, что Анэху отбежит так далеко. Во-вторых, он обучен спасаться от охоты.
– Ага. Прыгая через овраг. Кстати, выходить к охотникам, насколько я понимаю, он тоже обучен. Но, поскольку вы в этом не были уверены, вы дали Кэри второй рожок, чтобы…
– Я ничего не давал Кэри. Этих рогов несколько, это ведь не талисман. Их часто дарят на совершеннолетие. Согласитесь, очень милый подарок. У этого рога чистый звук, его легко использовать вместо охотничьего. У Кэри мог быть собственный.
– Ладно, Господь с вами, все это похоже на правду. По крайней мере, я не вижу щелей. Если не правда, то хорошо выдумано. Вы, наверное, есть хотите, высокий магнат?
– Я больше хочу пить. Только не вина.
– Я знаю обычаи Посвященных. Сейчас принесут ягодник с медом. У простых людей и у нас он больше идет как лекарство. Укрепляет, знаете ли. Уж вы не взыщите, у нас скромно.
Дневальный внес лаковую ушастую корчагу с ягодником и разлил в оловянные кружки.
– Прошу.
Жидкость была густая и пряно покалывала язык. Порой в ней попадались мелкие терпкие семечки. Пилась легко, только кислинки недоставало. Элас скоро отставил пустую кружку.
– И сыт, и пьян, – слегка улыбнулся он. Ниссагль вежливо улыбнулся в ответ и стал глядеть куда-то вбок, в темный, щербатый, не прикрытый ничем угол, где в пол человеческого роста громоздились один на другом ящики с подлыми доносительными и пыточными пергаментами.
– А знаете, высокий магнат Элас, у меня все-таки еще один вопрос к вам остался, – неожиданно гулко прозвучал голос Ниссагля, и Элас вздрогнул, сразу почувствовав, как к щекам его приливает непрошеный жар, – всего один маленький такой вопросик. Вот вы гуляли, поправляли здоровье, играли с вашим премудрым оленем Анэху, смотрели на воду в речке…
«Что со мной? – в ужасе пытался сообразить Элас, изнемогая от приливающего к лицу жара. Он терял сознание, речь Ниссагля сыпалась грохочущим черным градом, путая мысли. – Что со мной? Что со мной?»
– Господин Элас, вас что, от голода замутило? Что с вами такое?
– Не знаю! – простонал Элас, валясь на спинку кресла, зачем-то закрывая лицо и качая, как сумасшедший, головой. – Не знаю, не знаю…
– Выпейте воды. Воды выпейте, может, полегчает? – Возле губ скралась кружка, и он машинально сделал глоток. Понемногу он приходил в себя. Пульсирующими белесыми молниями поплыли через лицо Ниссагля Руны Круга Покоя, их бы еще нарисовать, но здесь не дадут. Руны помогли, вернули прежнее состояние отрешенности, только легкий жар еще покалывал щеки.
– Ну как так можно? Вы, можно сказать, уже почти на свободе. Хотя, конечно, волнение-то понятное. У меня, я говорю, еще один зопрос остался: подошвы-то зачем было папоротником мазать?
Этот жар… Он опять беспокойно проникает в сознание. Значит, преграда между сознанием и телом слаба. Забыть о жаре! Забыть!
– Так почему?
Ах, этот папоротник. Проклятый папоротник. Надо что-то сказать, чтобы отвязался этот недомерок. Только нельзя медлить.
Элас отмахнулся со слабой улыбкой.
– Ах, я сделал это просто так, для смеха. Могу я поребячиться, когда меня никто не видит? Не так много лет прошло с тех пор, когда я был ребенком. Увидел папоротник и ни с того с сего решил позабавиться. Разве это запрещено? – Он натужно улыбнулся.
– Ай-ай, лучше б вы этой глупости не делали. – Голос Ниссагля смеялся, но лицо резала пополам зловещая улыбка. – Как вы хорошо врали, господин Элас. Думали небось, что выйдете отсюда. Но отсюда никто еще не вышел. И папоротник этот к вашему вранью, как овце хомут подходит.
– Если вы мне не верите, тогда, боюсь, нам не о чем говорить с вами.
– А не пройти ли нам в соседнее помещение? Там и выясним, есть нам о чем говорить или нет. Покой Правды все-таки.
– Идемте, – Элас встал с величавой легкостью, словно на нем были стола Посвященного, оплечье и родовой венец, – идемте, если вам угодно слушать мое молчание.
– Вам помочь? Вы ногу, кажется, подвернули? – Ниссагль предложил руку.
– Не стоит.
– Ладно.
Элас шагнул…
… Он свалился сразу, даже не взмахнул руками. С кратким стоном рухнул на бок, зажимая ладонями колено. Боль отдалась во всем теле. Он оцепенел, скорчившись и перестав дышать. Тьма поплыла перед глазами.
– … Неужели ты думал, что я дурак, Элас? Теперь вот помучайся, как мучилась она. Чтоб дышать больно было. Клянусь, такое я тебе устрою. Ниссагль стоял над ним, накрывая его своей тенью. – Неужели ты думал, что я не знаю этой уловки с нечувствительностью? Знаю, мой милый, прекрасно знаю. Знаю больше, чем ты. Напоил тебя дурманом, который злее браги, а ты и не заметил. Я все знаю про Этарет, потому что, – он наклонился, приблизив некрасивое и жесткое лицо, – я есть часть вас, ваша изнанка, я ваша тень, я всегда рядом с вами, вы от меня никогда не избавитесь! Что, не придумать ответа? А ты и не придумаешь, не старайся. Думать тут поздно, тут надо вспомнить один день, когда простой горожанин Гирш Ниссагль сделал донесение о раненом короле, а вы даже не подумали его за это наградить. Теперь я возьму свою награду сам – и уж не взыщи, любезный!
– Вы все равно ничего от меня не добьетесь… – Элас пытался привстать хотя бы на одно колено, на здоровое, чтоб только не ползать по полу.
– Я и не собираюсь добиваться. Много чести. Ты, ты сам будешь умолять, чтобы тебя выслушали. Умолять. А пока я с наслаждением послушаю, как ты верещишь на дыбе. И не я один. – Ниссагль распахнул дверь в пыточную и крикнул:
– Откройте окна! Пусть будет всем слышно, как благородные магнаты предают друг друга! Палачам двойная плата!
Назавтра же, точно из мешка, покатились по Хаару такие слухи, что немало камней ударилось в запертые ставни дома Аргаред, откалывая колючие темные щепки и разбивая тонкую резьбу. Дозорные нарочито бездействовали, положив руки на пояса.
Гонец пошатывался на занемевших после скачки ногах. Одежду его полосами покрыла прилипчивая беловатая пыль. Едва завидев Лээлин, он враскорячку упал на оба колена и даже поморщился, ударившись. Глаза его щурились, узкий рот был сжат.
– Что тебе? Что за вести ты принес из города столь поспешно? – Ее голос отстранение плыл над головой гонца вдоль смыкающихся арок серой светлой галереи. Но внутри у нее все дрожало. Что за вести могут быть, как не об Эласе. Какие, как не дурные.
– Очень дурные вести, владычица. Вашего брата обвинили в убийстве королевы. По городу ходят такие слухи, что хоть не надевай вовсе ливреи – побьют. В доме вашем все ставни булыжниками разбили. Того гляди, подожгут. А ночью вот ужас-то был – такие крики слышались из Сервайра, впору ума решиться…
