Маша Орлова. Тетралогия (СИ) - Чурсина Мария Александровна (лучшие бесплатные книги TXT, FB2) 📗
Им не хватило той самой половины минуты, которую Маша заложила на пятикурсника. В этот раз форс‑мажором стал ремонт лестницы в левом крыле. Оббегать пришлось через правое. Так что когда они ввалились в аудиторию, семинар давно начался, и Ляля бодро рапортовала о системах слежения.
Хорошо, что Максим – не Горгулья. Он проводил их грустным взглядом от двери до парт, и слова не сказал. Тяжело дыша, Маша упала на стул рядом с Сабриной. Та приветственно улыбнулась краешком губ – тем самым, который был виден Маше.
– Что нам задавали? – успела поинтересоваться она, жмурясь от яркого солнца.
Максим ткнул ручкой в список группы.
– Следующий вопрос, Орлова. Вы готовы?
Максим обращался к студентам всегда на «вы», а они ему радостно тыкали, все, начиная со второго курса. Но это исключительно по большой любви.
Маша поднялась, скользнув взглядом по раскрытой Сабрининой методичке. Не вопрос, а настоящее наказание. Впрочем, если бы не задание Мифа, с которого она вернулась в половине одиннадцатого вечера, она бы подготовилась – Максим всегда спрашивал строго по списку. Тут уж только дурак не рассчитает, какой ему попадётся вопрос.
– Математические методы, – подсказал Максим, решив по доброте своей, что заминка произошла по техническим причинам.
Маша вздохнула и припомнила вдруг, о чём рассказывал по дороге Мартимер. Пусть бы оно оказалось тем самым. Начало вышло путанное, но потом пошло легче. Она говорила, перечисляя по памяти те фамилии, над которыми похихикала по дороге. Плечом ощутила вопросительный взгляд Сабрины.
Притихли над своими конспектами одногруппники, Максим ритмично кивал, уходя в себя под убаюкивающе‑знакомый пересказ.
– Так вот, – заключила Маша, уже наслаждаясь победой. Остался финальный аккорд. – А потом выяснилось, что все эти методы – полная глупость.
Максим медленно поднял на неё круглые, как деканатские печати, глаза.
– И единственное, что они делают, это только запутывают исследования ещё больше, – по инерции продолжила Маша, чувствуя, как в рукав ей вцепляется Сабрина.
Почуяв неладное, головы подняла вся группа.
– Э, где вы такое прочитали? – прохрипел Максим, судорожно цепляясь за журнал.
Только тут смутилась и Маша. Наверное, это было личное мнение Мартимера, высказывать которое не стоило.
– В учебнике, – не особенно уверенно соврала она.
– Кто автор?
Сабрина, тыча пальцем в ламинированную обложку своей книги, прошипела фамилию. Потом ещё раз.
– Петрова, – буркнула Маша, поскорее садясь, чтобы убраться из зоны всеобщего внимания. Сабрина до сих пор держала её за рукав. Может, боялась, что Маша от испуга брякнет ещё что похуже.
– Я такого не читал, – удивился Максим, – берите учебники только в нашей библиотеке, а то понапишут разного…
И все облегчённо выдохнули.
Миф явился на чердак в половине восьмого, заставив Машу вздрогнуть. Она забыла прикрутить конец проволоки к петле в стене и одну страшную секунду всерьёз полагала, что к ней на чердак забрался кто‑то совершенно посторонний.
– Эй, – сказал он вместо приветствия. – Ты здесь? Всё в порядке?
Маша успела вжать голову в плечи, а расслабиться не успела. Она устроилась возле слухового окна, чтобы на экран прибора попадали солнечные лучи, спиной к широкой стропиле, потому что спиной к чему‑то основательному – надёжнее. Сумка, пустая, как сброшенная змеиная шкурка, лежала тут же, на полу.
– Почему не звонишь?
Прежде, чем Маша успела открыть рот и сообщить, что прошло всего три дня, а никак не две недели, Миф улыбнулся и снял очки, чтобы протереть их краем рубашки.
– Решил вот приехать, а то мается бедный ребёнок тут один.
Он присел рядом с Машей, так что пола ярко‑красной ветровки коснулась её руки. Играючи нашёл на приборе нужную волну.
– Поняла, как это нужно делать?
Секунд десять Маша не отрываясь смотрела на прерывистую волну, которая вздыбилась на экране настоящим цунами. Мигающая в уголке цифра стала раз в пять больше всего за каких‑то несчастных несколько секунд.
– Поняла? – спросил Миф снова. Удивительно – в его голосе не было и капли раздражения.
– Почти, – шепнула Маша. Почему‑то не решилась заговорить в голос.
Он поднялся, лёгкий, сейчас какой‑то по‑особенному невесомый, отошёл к противоположному окну и закурил. Сигаретным дымом запахло тоже невесомо – еле‑еле, как будто вместо Мифа к ней на чердак явился его призрак. Маша не могла оторвать взгляда от его профиля – бледного на теневой стороне, и с блестящими искорками в стёклах очков.
Миф заговорил снова, выпустив колечко нежного дыма.
– Ну вот таким образом и выясни, где напряжённость поля самая сильная, там и будем искать дальше. Это ведь просто. Разве нет?
Она перевела взгляд на экран прибора – давешняя волна бесновалась там, то теряя мощность, то набирая снова, как будто вздыхал великан. Ничего сложного, совершенно ничего.
Маша поднялась, отряхивая с коленок приставший гравий. Рыжим солнечным светом резануло уставшие глаза. Она зажмурилась и сжала переносицу. В темноте заплясали цветные бублики.
– Глаза? – участливо поинтересовался Миф.
Если долго смотреть на экран прибора, а потом выйти на солнце, глаза будет щипать так, что хоть вой. Такая опасная работа.
Маша поморгала и снова уставилась на Мифа. Он кивнул отстранённо, словно не Маше, а своим мыслям.
– Я дам тебе защитные очки, чтобы не портила глаза. Напомни только.
Никаких тёмных теней у него под глазами – Маша заметила бы, даже в пропылённой теплице чердака. Может, ей и правда почудилось в тот раз. А если и не почудилось – разве не могло быть у Мифа своих собственных дел, которые её не касаются.
Маша неуверенно прошла к нему по хрустящему, как первый снег, гравию. Смутилась и замерла на полдороге. За теми окнами, возле которых стоял Миф, собирались на небе чёрно‑жёлтые тучи, похожие на застарелые кровоподтёки. Ещё немного, и разбежались цветные пятна прочь с площадки. Ещё мгновение – и дождь автоматной очередью ударил сразу во все стёкла.
– Плохо, – сказал Миф, бросая недокуренную сигарету под ноги. – У тебя есть зонт? Я машину бросил за квартал отсюда.
Кольцо неудачно завалилось в самый низ кармана и теперь вжималось в бедро, придавленное сбоку низким стропилом.
Маша рассказала Мифу, как бродила вчера по дому, завернувшись в быстрые сумерки, словно в плащ‑невидимку. Не на каждом этаже зажигали лампы. Не успевали, может, или не хотели, или просто квартиры кое‑где были ещё не заселены. Это она угадывала по коврикам перед дверьми. У почтовых ящиков остался стоять раскладной стульчик старика‑охранника – и брошенная тут же газета дрожала от прикосновений сквозняка.
Маша рассказала, как прошла по коридору девятого этажа и как раз уперевшись носом в тупик, заподозрила что‑то. Одна дверь была приоткрыта. Луч света, пусть бледный и далёкий, всё‑таки просочился в общий коридор. Там ходили люди, и говорили они полушёпотом. Кто‑то выскользнул наружу, не обратив внимания на Машу, или просто приняв её за очередную незнакомую соседку. Она стояла возле запертой двери на общий балкон, наверняка чуть подсвеченная бликами городских фонарей.
Из‑за двери вырвался клубок запахов от подгоревших блинов, гречневой каши и ещё чего‑то поминочного.
– Быстрее бы всё это закончилось, – сказал надтреснутый женский голос.
– Уже завтра, – произнёс в ответ мужской. – До того полгода по больницам. Так что теперь – уже скоро. Похороны уже завтра.
Изнутри квартиры, как будто из подземелья, послышалась возня, отчётливые шаги.
– Эй, чей это ребёнок? Заберите своего ребёнка.
Маша вздрогнула.
Дверь хлопнула, открывшись разом на предельно возможную ширину. Чья‑то рука, едва видимая в слабом свечении далёких люстр, вытащила на порог того самого ребёнка. Сначала Маше показалось, что он одет в мешок, завёрнут в огромную тогу, и только потом она поняла, что мальчик всего‑навсего в великоватой спортивной куртке. Такую мог бы носить его отец, если у паренька, конечно, был отец.
