Глазами Странника (СИ) - Элдер Алеф (книги хорошего качества .txt) 📗
- Аяр Мурс, - попрощался Хариназ, спустился под землю и оставил Белого Охотника визави Анияра.
Глава двадцатая. Погоня за смертью
На сотни верст простираются владения великой пустоши Аунвархат, но лишь близ редких источников воды она кустится зеленью травы. Многие путники завершили здесь приключения. От них не осталось воспоминаний, и кости их обернулись песком, тем самым раскаленным песком, которым суховей погребает новых жертв. Курганами им стали барханы, но они не надежные хранители плоти, в изменчивости разбегутся прочь и откроют страннику путь. Иной раз, не убаюканный золотым саваном, он поднимется и продолжить бродить по миру, но чаще выбеленные уже никому не принадлежащие кости остаются лежать, пока не рассыплются с порывом ветра и не перемешаются с миром, отныне неотделимым от них.
Значительная часть юга Имъядея из-за нестерпимого жара не была обитаема. Основную же часть континента поделили три государства: Восточный Сир, Манулаш и Западный Сир. Прежде сироккийцы были едины в царстве Сироккар но, как водится это у многих народов, его раздробили взаимные притязания на трон и растущие с годами политические разногласия. В укор мусотам, не всегда дружественные, но сиррокийские царства никогда меж собой не враждовали.
Следуя вдоль берега, Вараил непременно набрел бы на поселения людей, но не желал терять времени, отклоняясь в сторону от намеченной цели. Он двигался на запад в направлении столицы Восточного Сира, Берхаима, где намеривался сделать первую и самую важную остановку, дабы узнать дальнейшую дорогу к местности, о которой говорил Альбмир.
Нещадно палило солнце, доспехи, нагреваясь, усиливали жар вдвойне. Чешуйчатые сапоги загребали песок и жгли ноги. Легкие, но прочные, крепче стали доспехи из чешуи морского змея вместе с перчатками шлемом и сапогами весили меньше половины пуда. Высокий и крепкий Вараил часто упражнялся во владении мечом в часы, когда оставался один, а таких было немало. Он хорошо двигался в бою, но изнеженный дворцовой жизнью никогда по-настоящему не подвергался серьезным природным испытаниям. Он обладал большой силой, но сильным человекам его не назвала бы даже мать. Его брат, король Глефор, был несравнимо сильнее. Старший брат, он повзрослел тогда, когда того потребовали обстоятельства. С пятнадцати лет его бременем стала корона, но Вараил ни разу не видел, чтобы ноша хоть немного согнула брата. Напротив, с каждым годом корона отдалялась от земли все дальше и постепенно стала слишком мала королевской голове. Вараил смотрел на брата с восхищением и завистью. Иной раз он порывался овладеть стратегией, риторикой, или в очередной раз начинал изнурять себя физическими нагрузками, но вскорости неизбежно отказывался от всех замыслов. Брат превосходил его во всем, так было всегда. С годами разрыв только увеличивался. Вараил сдавался и с каждым разом делал это все быстрее и легче. Незачем что-то делать, если есть старший брат, мать и множество советников, которые лучше него знают, как управлять королевством. С каждым годом Вараил погружался в пучину праздности и лени, выбраться из которой самостоятельно уже не мог, и просуществуй он в таком положении еще несколько лет, даже сильнейшие жизненные потрясения не вызволили бы его из созданной им же темницы.
Ноша пригибала к земле. Вараил не хотел расставаться с дарами тритонов. Без доспехов он чувствовал себя голым и не способным пережить возможную встречу с гиенами или львами. Кроме того, хотя наружная часть доспехов раскалялась, подкладка из морских губок принимала тепло и оберегала тело воина. Лишившись их, Вараил остался бы в лохмотьях, которые не смогут уберечь от перегрева, ожогов и следующей за ними смерти. В первый же день пришлось бросить подаренный тритонами меч, ибо хотя вес отдельно взятого оружия был невелик, в общей массе его амуниция составляла тяжелую ношу. Красивый меч он словно оторвал от сердца и, удаляясь, еще долго оборачивался назад, словно надеясь, что меч, быть может, за время одиночества стал легче, или в нем самом открылись новые силы. Но не только доспехи отягощали его путь, другая ноша, незримая сгибала душу и смеялась: «Куда ты идешь?», «Что ты делаешь?», «Ты никогда не достигнешь цели и никогда не мог достичь». Голос сомнения, он слышался Вараилу в шуршании песка и собственном дыхании. «Я иду», - отвечал он. Ведь это так просто - идти. Он не умеет править, не умеет вести за собой людей, но если он не сможет идти, всего лишь идти, то и ничего другого ему не суметь и подавно. Считаешь себя воином? - тогда сражайся. Твой враг может не стоять на двух ногах и не носить шкуры, но не дай себя обмануть. Ты должен знать с кем сражаешься, чтобы знать, кого победить.
Так Вараил гнал себя вперед. Он сражался с сомнением, неуверенностью, с немилосердной природой. Но когда в бою объявился разумный советник и настоятельно потребовал изменить тактику, человек внял ему. Он нашел одинокий саксаул и отдохнул в прохладной тени до заката, а подаренную тритонами разделанную рыбу повесил сушиться на ветвях. Поужинав, он возобновил путь. Вараил знал - ночи в пустынях холодные, так что спать лучше днем, а идти в темноте. Именно таким был замысел. Но уже на следующий день от него пришлось отказаться. Солнце поднималось быстро и, передвигаясь только ночью, Вараилу потребовалось бы свыше двух недель, чтобы добраться Берхаима. На второй день воды в обеих флягах не осталось. Он с тоской вспомнил те стремительно отдаляющиеся времена, когда жил среди тритонов, а воду получал прямо из моря магией щупальца синего спрута. Быстро заканчивалась и рыба. Сорок верст - не так уж далеко он отошел от берега, и соблазн вернуться в поисках помощи туземцев еще долго не оставлял его.
Так неожиданно для Вараила поиски союзников в бесконечных сражениях с тальиндами облачились целью достичь Альмира-Азор-Агадора, незаметно сменившейся целью достичь Берхаима, которую в свою очередь вытеснила цель насущная, сейчас более важная - найти воды. Будучи домоседом, знающим о путешествиях лишь из книг, иной раз он замирал, не веря безумию, в которое окунулся. Сколько он может прожить без воды в пустыне? Один, два дня - вряд ли дольше. Костяной с вкраплениями чешуек шлем укрывал голову и почти не нагревался, но лицо Вараила горело как в лихорадке. Одно время он смачивал слюной ладони и прикладывал к лицу, чтобы хоть на мгновение облегчить жар. Когда в горле пересохло настолько, что слюна больше не выделялась, он положил в рот кусочек рыбы и, посасывая, пытался обмануть организм. Рыба закончилась в конце второго дня. Холодная ночь не принесла облегчения. Губчатая подкладка доспеха недолго хранила тепло. Замерзая, Вараил просыпался, и с каждым пробуждением заснуть становилось все сложнее. Отчаявшись выспаться, еще до рассвета он продолжил путь. Весь день его клонило ко сну, однообразный пейзаж бескрайних песков утомлял глаза и усиливал это желание. Но днем не удалось найти холодного уголка. Под вечер, устав, он ворочался среди облезлых кустов, в полузабытьи пытаясь сломать и съесть колючие травы, получить из них хоть каплю воды. Его руки были изрезаны и кровоточили, и это навело Вараила на мысль. Его организм сейчас не выделял жидкостей, но ведь кровь все так же циркулировала по венам. Вараил проткнул кисть ножом и жадно припал к ране губами, высасывая густую темную кровь. Хотя бы вспомнить, что такое влага, а дальше будь что будет. Проходили часы, с ними шел и Вараил. Они искали воду вместе, но в какой-то момент время замешкалось и перестало существовать. В небесном краю золотая ладья продолжала бесконечное плавание. Вараил почти не видел светила. Все расплывалось. Горячий песок, казалось, забился в глазницы и теперь сжигает тело изнутри. Огонь наполнял небо, стекал по воздуху и зажигал землю. А было ли что-то кроме огня? Аланар - первый бог, которого стали почитать люди. Разрушительная беспощадная сила и одновременно благодатные лучи, взращивающие посевы. Он решает, кому жить, а кому умереть. Вараил смотрел ему вслед и не понимал, почему бог его предал, почему хочет убить. «На небе нет справедливости», - почему-то подумалось ему, и юноша опустил взгляд к земле. Он стоял на коленях, а прямо перед ним пробегал песчаный жук. Вараил поймал, кривясь, заставил себя пережевать, проглотить тварь и удержаться от рвоты - слишком дороги ему сейчас даже самые крохи пищи и воды.
