Камень второй. Горящий обсидиан - Макарова Ольга Андреевна (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений .txt) 📗
…Каково это — видеть канувшим в бездну смерти то, ради чего ты сражался?.. Каково?..
…Максимилиан уронил донгоровый посох в пыль и устало опустился на колени сам. Чувства душили его, давили на все неправильно сросшиеся ребра, словно стремились разорвать грудь.
…Он легко представил, как все случилось…
Эдна поняла его короткий приказ и догадалась вынуть стрелу из плеча Прайна и полить рану аноком меллеосом… даже крышку закрутила обратно, как положено…
Рана тут же затянулась, конечно. Не до изумлений было им обоим. И тогда, когда Максимилиан, окруженный мастерами, не мог никому прийти на помощь, они сражались плечом к плечу: девчонка и безусый паренек с багровым шрамом на плече. Прайна убили мечом. А Эдну настигла стрела — она лежит на боку, и из груди ее торчит черное древко…
«Но опять никого не спас…»
Максимилиан заставил себя встать и подойти. Протянув руку, он коснулся шеи Эдны… несколько мгновений пальцы ощущали лишь остатки живого тепла, а потом — слабо, но верно отозвался пульс…
В следующую секунду воспрявший духом Макс уже отламывал у стрелы наконечник. Отшвырнув его в сторону, он с хрустом разорвал тонкую черную рубашку Эдны, чтобы освободить рану от одежды…
— У нее кровь шла горлом, — послышался настойчивый голос Урхана за спиной, — значит, легкое пробито! Если ты сейчас вытащишь стрелу, девчонка умрет. Стрела должна выйти сама…
Да, есть такое дело. Макс знает, он читал. Отламывают наконечник и ждут, пока тело больного, бьющегося в горячке многие месяцы, вытолкнет стрелу само… с гноем и слизью… Стоит ли говорить, что такое испытание дано пережить далеко не каждому?..
— Я знаю, что делаю, — огрызнулся Макс, открывая фляжку с аноком меллеосом.
Он замер, занеся ее над раной. Нужно было действовать быстро… стоит вытащить стрелу, как Эдне останется жить всего-ничего…
Быстро. Решительно.
Взявшись за древко, Макс что было сил рванул его на себя — и перевернул над раной фляжку…
Тонкая струйка золотистого анока меллеоса, вырвавшаяся из нее под давлением, смешалась со свежей кровью. Рана вспухла, надулась бесформенным багровым пузырем… и, запоздав совсем немного, раздался крик…
«Боль была нужна, чтобы вернуть заблудшую душу обратно…» Максимилиан вспомнил, как кричал, возвращаясь, сам. И пусть тогда он весь был одной сплошной кровавой раной, но его боль было кому успокоить. Здесь же… здесь, на Ничейной Земле не применить даже того глупого самодельного заклинания для снятия боли.
«Милая Эдна… тебе придется все прочувствовать… благо, рана не так велика…»
Отчаянный крик перешел в плач, поднимавшийся к темным, пустым небесам, в самую высь. Максимилиан сидел на коленях, обняв вернувшуюся калачиком Эдну, прижав ее к себе так крепко, словно старался разделить с нею ее боль. Ткнувшись носом в ее короткие волосы, он плакал… впервые за целую вечность… плакал от радости. Искренне. Тихо всхлипывая…
И молча стояли над Максом и Эдной пятеро выживших — Урхан, Грегор, Денн, Эр'тор и Эвин…
Глава двадцать четвертая. Туман за окном
Все раны излечил анок меллеос, оставив только несколько грубых шрамов на память каждому…
Всех падших в бою той ночью похоронили в одной могиле… Эвин пытался громко возразить против этого, но Урхан сказал: «Не надо. Смерть примиряет всех»…
Светало. Обоз двигался прежней дорогой. Если бы не его сильно поредевшая охрана, ничто бы и не напомнило о ночной песне стигийских дудочек…
— …Ты зря думаешь, будто это я изменил что-то, — говорил Максимилиану Урхан.
— Я решил, что они прекратили стрелять потому, что вы вчетвером напали на них и завязали ближний бой, — пожал плечами Макс. — Тогда я и отправил остальных на подмогу…
— Поверь, этого от тебя и ждали, — сделал Урхан неутешительный вывод. — И ты, и я… да все мы — сплясали под их проклятую стигийскую дудку… — он прокашлялся; сырой утренний холод пробирал до костей. — Пойми, Макс, мы им нужны не были. Вся битва была затеяна только для того, чтобы твоя Эдна осталась без защиты. Как только Стиги сочли ее мертвой, они отступили и равнодушно оставили нас в живых.
На это Макс угрюмо промолчал. Урхан был прав. Сто раз прав. Однажды, еще в молодости он сталкивался со Стигами и был «пощажен» так же…
— Они ведь не вернутся больше за мной? — подала голосок Эдна. — Не вернутся, правда?..
— Нет, — Макс ответил с уверенностью. — Ты у них теперь числишься мертвой… Только вот, если кто-нибудь узнает тебя в городе… все может начаться заново…
— …Я не виню тебя в том, что случилось, Макс, — счел нужным напомнить Урхан. — Но ты все еще мой воин и идешь со мной до самого Гуррона.
— Знаю, — с достоинством отозвался Максимилиан. — Я бы и так не бросил тебя сейчас, когда охраны почти не осталось… Просто позволь нам с Эдной покинуть обоз до того, как он войдет в городские ворота… И… Урхан, — он внимательно посмотрел на бородача. — Знаешь… денег не надо… я принес тебе кучу неприятностей. И обязан тебе двумя жизнями: ее, — Макс на миг обернулся к Эдне, — и своей.
— Золотые слова, юноша, — ухмыльнулся в усы Урхан. — Но слов своих назад я не беру… Восемьдесят монет серебром. И еще двадцать сверху… — заявил он тоном, не принимающим отказа. И добавил, уже мягче: — Я хочу, чтобы вы двое жили. И сумели выбраться из той беды, в которую попали.
Доброта незнакомцев…
Сталкиваясь с подобным отношением, ощущаешь нечто похожее на счастье. Но этому чувству нет названия. Оно сродни мягкому эху капли Смысла, упавшей в тихое озеро чьей-то жизни. Сродни звуку потревоженных струн души… взмаху крыльев… свету новой звезды на небосклоне…
Макс даже пожалел, что не знает Урхана так, как знает его эта дружная молчаливая троица — Эр'тор, Грегор, Денн… Быть может, не просто так они прошли с Урханом столько дорог, столько боев…
…Мысль взлетела выше. Мир представился множеством непостоянных, чудаковатых завихрений ветра… кружащего желтые листья… Как листья, люди встречаются на миг. Иногда один успевает восхититься красотой и силой души другого. Иногда просто не замечает… Но всегда, всегда и неизбежно на очередном вираже, в непредсказуемом потоке осеннего воздуха, листья-люди теряют друг друга из виду. Навсегда. Сколько их было, таких людей, на коротком веку Максимилиана… И сколько еще будет…
Лишь немного позже, когда появится свободная минутка, Макс достанет из сумки походную чернильницу и то самое дрекавачье перо, чтобы записать пришедшее к нему… Не записать он не мог бы; единожды родившись в душе поэта, строки рвутся в мир, и это мучение — держать стихи в себе…
…Дорога по-прежнему была пустынна. И вскоре Урхан и его воины узнали причину такого запустения. За очередным поворотом интерстиции, которому следовала и дорога, им открылась картина необычайного столпотворения. Не меньше пяти обозов сгрудились на небольшом участке дороги. Гвалт стоял редкостный, как на торговой площади Хандела в базарный день… Дорогу перегораживал внушительный завал из земли, камней и бревен; в другом случае он сошел бы за неплохую линию обороны.
