Маша Орлова. Тетралогия (СИ) - Чурсина Мария Александровна (лучшие бесплатные книги TXT, FB2) 📗
Но фраза осталась недосказанной. Боковым зрением Маша только успела заметить, как на пол из тёмного угла, в котором стояла Лялина кровать, выползает серый пыльный ком. Вот что она и правда знала – наверняка – так это, что домовой без веских на то причин никогда не покажется человеку. И причины эти никак не могли быть радостными для обитателей стационара.
К столкновению с энергетической сущностью она не была готова. Совсем.
Сначала у неё перехватило дыхание, потом, когда ком коснулся её щиколоток, Маша поняла, что не может двинуться с места, она вдохнула один раз – получился всхлип, второй вздох – и она шарахнулась в сторону. Маша врезалась спиной в кровать, сдвинув её с места, и коротко вскрикнула.
Пытаясь протолкнуть в горло хоть немного воздуха, Маша опустила взгляд: прямо у её ног лежал комок, свёрнутый из старой половой тряпки, такой грязной, что на полу от неё оставались клочки пыли. Преодолевая отвращение и страх, Маша наклонилась и схватилась за выбившийся уголок, дёрнула.
Внутри кома перебирала лапами по смятой тряпке плюшевая собачка на батарейках. Маша взяла её двумя пальцами поперёк туловища и подняла. Стеклянные пуговицы глаз смотрели бессмысленно и мёртво. Даже в воздухе пёс продолжал перебирать лапами и дёргать головой. Маша нащупала у него на пузе пластиковый рычажок и щёлкнула им. Кажущаяся жизнь мгновенно замерла.
– Ляля! – вскрикнула она и швырнула игрушку на кровать. – Где она?
В дверном проёме, укоризненно глядя на Машу, стояла только Сабрина.
– Что у тебя тут случилось?
Маша отодвинула её с дороги и решительно зашагала к замершей у окна Ляле. Та не двинулась с места и даже улыбаться не перестала.
– Слушай. – Маша подошла так близко, что почувствовала её дыхание, пахнущее карамелью. – Хватит уже. Есть у тебя совесть, в конце концов? Раньше это, может, и было забавно, но не сейчас, когда все и так на взводе. Прекрати, ясно?
Она говорила и видела, как меняется выражение лица Ляли с радостно‑упоённого на обиженное. Та закусила губу.
– Что ты? Я же только пошутила.
Маша, потратившая уже весь боевой пыл, вместо того, чтобы сделать шаг назад, только сжала пальцы в кулаки – и тут же разжала.
– А что, – как будто между делом заметила она, – может, ты и с Таей того… пошутила?
И если бы она не почувствовала, как нервно дёргаются уголки её губ, Маша и сама перед собой могла бы поклясться, что спокойна, совершенно спокойна, абсолютно спокойна. Она развернулась на пятках и ушла в комнату, за сумкой.
Денис Вадимович тяжело вздыхал. Он надвигал козырёк красной кепки прямо на глаза, как бывало всегда, когда он нервничал, и смотрел поверх очков – осуждающе. Выдержал он не больше минуты. Опустил козырёк ещё ниже и шагнул вперёд, намереваясь развести по разным углам скандалящих курсанток.
Горгулья очень вовремя выставила руку – не давая ему пройти дальше.
– Стой. Они должны сами. Ты не сможешь бегать за ними всю жизнь.
Даже самая страшная истерика в её исполнении становилась молчанием. Маша упрямо смотрела под ноги, предоставив Сабрине самой находить дорогу, и снова переживала слова, которые выкрикнула в порыве ярости. Это было не в её правилах – показывать то, что она чувствует на самом деле.
До сих пор ей это неплохо удавалось – Маша умела улыбаться в ответ на злые подколки, она предпочитала не замечать шёпота за спиной. Она никогда не жаловалась. С чего вдруг сегодня её сорвало, как сломанную рацию, на самую высокую частоту?
Всё это – усталость, недосып, ночь, проведённая в волнениях. Маша даже не взглянула на карту: где там Горгулья в этот раз нарисовала синий крестик. Идти приходилось пока что только через светлый сосняк, иногда преодолевая целые поляны не поспевшей ещё черники.
– Слушай, – чуть хрипло спросила Маша, догнав Сабрину. – Куда мы сегодня?
Та обернулась, то ли с жалостью, то ли с усталостью скривила губы.
– Ещё не поняла? К Дому Ведьмы. Тому, что за каменным мостом.
Маша остановилась и вздрогнула от звука хрустнувшей под ногой ветки. Домом Ведьмы называли старую развалину, которая находилась на окраине заброшенной деревни. Вокруг этого места вилось столько разных легенд, что не всякий раз успевали их пересказать за костром. У рассказчика на второй или третьей пересыхало в горле, и он шёл за бутылкой минералки, брошенной в комнате. Между тем к костру приближалась Горгулья и, сверкая глазами, предлагала всем пойти спать и не злить её до такой степени, чтобы всем курсом отправляться на дополнительную сессию.
– Как? Там опасно. Там же заблудились девочки.
– Ну да. – Сабрина пожала плечами. – Так что ты оглядывайся. Вдруг Таю увидишь.
– Я думала, там сегодня будут работать поисковики, – всё ещё не уложив в голове такое безразличие к пропаже человека, пробормотала Маша.
Пройдя несколько шагов, Сабрина обернулась к ней.
– Ну? В чём дело? Что ты стоишь?
– Я не понимаю, что происходит, – отозвалась Маша и бросила сумку прямо на землю, в заросли черники.
– Ну хорошо, хочешь вылететь из института – стой тут. – Сабрина махнула рукой и принялась спускаться в овраг, заросший папоротником. Ещё немного, и Маша потеряла бы её из виду, только примятая трава нарушала ощущение полного одиночества.
– Стой.
В лесу нельзя кричать – и она сказала тихо, почти прошептала. По сырым от росы папоротникам съехала на дно оврага и вцепилась в рукав Сабрины.
– Покажи мне карту.
– Зачем она тебе? – Сабрина легко высвободилась из её пальцев и отошла на три шага, как будто боялась, что Маша начнёт обыскивать её карманы.
– Хочу посмотреть, – упрямо произнесла Маша. – Покажи мне карту, а?
Она даже протянула руку, и вокруг руки тут же начала виться мошкара. В низине мошкары оказалось вполне достаточно.
– Ну! – требовательнее повторила Маша.
Сабрина поджала губы и достала из заднего кармана брюк сложенный в несколько раз лист бумаги. Он уже порядочно измялся, истёрся на сгибах и рассмотреть номера некоторых кварталов оказалось почти невозможно. Синий крест стоял на востоке от стационара, в тридцать втором квартале – как раз в том месте, где была официально похоронена брошенная деревня.
Розу ветров в левом нижнем углу раскрасили чернилами, будто кому‑то оказалось нечем заняться, и он наводил пожирнее напечатанные на бумаги линии и буквы.
– Сабрина, – тихо сказала Маша. – Это не та карта. Это карта Венки, я вчера у неё забрала. А наша где?
Сабрина сложила руки на груди и тяжело вздохнула. Она смотрела мимо, как будто среди сосен в утреннем мареве увидела нечто очень интересное, и от нетерпения качалась с пятки на носок – собиралась уходить.
– Хорошо. – Она хлопнула себя по карману куртки. – Вот держи, смотри, если так хочешь.
Маша приняла вторую карту из её рук. Эта был поновее, и не замятая бумага хрустела под пальцами. Жирный синий крест спокойно торчал на самом севере.
– Это Обвал, – себе под нос пробормотала Маша. – Одиннадцатый квартал, конечно.
Не было никакой ошибки. Ночью она бросила карту Венки на тумбочку возле кровати, а утром Сабрина нашла и забрала листок.
– Зачем? – хмуро поинтересовалась Маша, продолжая прожигать карту взглядом, как будто бы стройная нумерация кварталов могла бы сложиться в тайный шифр.
Сабрина стояла прямо перед ней и голову склонила вперёд, так что пряди чёрных волос упали на лицо.
– Разве не ясно? – Её голос звучал глухо, как из подземелья. – Дом Ведьмы – самая опасная точка. Если мы её пройдём, оценка в любом случае будет выше.
– Но Горгулья сказала идти к Обвалу! Или ты думаешь, что она скажет, мол, молодцы, девочки, что ослушались приказа. Делайте так всегда. – Маша задохнулась от возмущения, даже не довысказав все аргументы.
Пока она пыталась отдышаться, Сабрина молча барабанила пальцами одной руки по локтю другой.
– Ну да, – сказала она наконец. – Я тоже так думала. Но всё это неспроста, разве ты сама не заметила? Горгулья проверяет нас на прочность. Сначала эти попытки рассорить пары, потом пропала Тая. Как думаешь, может, это тоже подстроено, чтобы мы испугались и шарахались тут от каждого шороха?
