Клад - Маслюков Валентин Сергеевич (бесплатная регистрация книга .TXT) 📗
Все волшебное, однако, требовало денег, грошей и грошей за каждое слово, за каждое неуверенное, на ощупь движение новичка во мгле нездешних истин. И когда Колча порядочно порастрясла припрятанные на черный день гроши, она обогатила свою память изрядным запасом бывальщин о ходячих, самодвижущихся и своевольно ведущих себя кладах, об образе жизни их и повадках. Она узнала о двуногих кладах все, что только можно было узнать за деньги.
За деньги же можно было узнать не так много. В конце концов, ей продали и заклятие, да не одно, а два разноречивых, ни в чем не сходных между собой заклятия, что, конечно же, насторожило Колчу с ее цепким, житейским умом. И все же, подозревая колдуний в недобросовестности, в невежестве, по крайней мере, она все чаще склонялась к тому, чтобы испытать сомнительное волшебство при первом удобном случае.
Странным образом, Колча в глубине души, кажется, ожидала неудачи и даже желала ее. Зуд неизвестности был мучительнее, чем опасения неудачи, а возможная неудача, частная неудача все равно уже ничего не могла изменить в самом существе заветной мысли. При том же, здраво рассуждая, Колча видела, что рассчитывать на успех предприятия в ближайшие годы все равно не приходится. Для совершенного успеха нужно было бы прежде всего заполучить подруженьку в полное, безраздельное распоряжение, то есть попросту ее выкрасть. Возможность заполучить подруженьку для обстоятельных опытов могла появиться не прежде, чем подруженька подрастет настолько, что станет хотя бы изредка появляться на людях без сопровождения братьев. До этого времени нужно было считать пять лет.
Пять лет. Непомерный срок этот невозможно было объять рассудком, Колча изнемогала. И наконец она решилась как бы там ни было, наобум и на авось, при первом удобном случае и без случая вовсе испытать приобретенное по грошовым расценкам волшебство.
И вот однажды прекрасным летним днем все обстоятельства созрели, люди сошлись и время настало. Наделавшее много шума происшествие это случилось в рыбацкой гавани Колобжега, где приткнулись к берегу несколько рыбниц, как называют в Поморье одномачтовые промысловые лодки с палубой на треть судна.
Колча привычно отыскала взглядом свежевыкрашенную в желтый и синий цвет рыбницу извергов, а потом сразу же приметила и маленького человечка, бродившего поодаль от взрослой суеты. На Золотинке было белое, немудреного покроя платьишко, синий короткий жилетик с рукавами, скроенный как распашонка, и синяя, облегающая голову шапочка, наподобие капюшона; из-под шапочки выбивались желтые кудри. Девочка кружила по песку, словно бы выискивая что-то под босыми ножками.
Здесь не было пристани; приглубый берег, ровным намытым откосом уходящий в воду, допускал к себе большие суда, а рыбницы просто тыкались носом и бросали сходни. У пенной кромки воды и велась торговля. Колча видела, как Поплева поднял полную серебра корзину, крепкий стан рыбака напрягся, осторожно, но твердо он ступил на гибко прогнувшуюся при первых шагах доску. Торговцы, торговки и их подручники принимали корзины на сухой отмели и тащили их вверх, под городскую стену, где на дороге из битого песчаника стояли тележки и где задумчиво мешкала Колча, разделявшая свое созерцательное бездействие с нервно глядящими по сторонам собаками, бездомными и голодными.
Жужжали мухи, накаленные камни источали духоту. Белая, тонко перемолотая пыль лежала на дороге недвижным слоем. Море, сначала у берегов зеленое, а потом синеющее, далеко за двумя замыкающими бухту мысами совершенно растворялось в голубизне; море обещало свежесть. Терявшийся где-то на просторах ветерок ложился полосами ряби, которые перемежались пятнами гладкой, словно остекленелой воды.
Колча начала спускаться – не к рыбнице братьев, а наискось к другой лодке, и здесь недолго постояла. От жары туго стучала кровь. Так и не уняв сердца, старуха двинулась завороженным шагом к Золотинке.
Скомканная тень легла на песок – Золотинка оглянулась. Под ясным, безбоязненным взглядом ребенка Колча словно увязла. Но девочка смотрела внимательным и спокойным взглядом. Как будто бы поджидала старуху. Терпящий и действующий… они стали одно. В глазах ребенка Колча различила спокойствие обреченного.
– Суй лялю! – лепечущим голоском сообщила подруженька. И протянула палочку с надломленным концом.
«Суй-лялю! – потрясла Колчу догадка. – Суй-лялю!»
Жаром обдало Колчу. Вот, значит, как: подруженька сама откроет заветное слово тому, кто проникнет в тайну! Упоительное единство жертвы и хищника!
Еще хватило у Колчи самообладания торопливо пробормотать оба купленных ранее заклятия, ибо даже в этот миг прозрения и торжества, она не желала терять что-нибудь приобретенное за гроши.
– У-чох-айну-роясь! – Еще сказала: – Мелетили-лиски-фейла! – Голос ее возвысился и окреп, как зловещий призыв ворона: – Аминь! Рассыпься! – прокаркала Колча, занося руку… И обрушила последнее роковое заклятие: – Суй-лялю!
С этим она ударила девочку в темя, словно хотела вогнать в землю.
Золотинка не упала, но онемела, до невозможности закричать.
– Суй-лялю! – остервенело повторила Колча и еще раз треснула Золотинкину головешку сухеньким кулачком.
Девочка шлепнулась на песок и заорала благим матом.
Мысль о недоразумении осенила Колчу стиснувшей сердце догадкой, но Колча запнулась лишь на мгновение и ринулась на ребенка с бессвязным воплем – глаза и разум ее застилала пелена злобы… Когда хваткие руки мотнули ее прочь от девочки и встряхнули, так что дух занялся.
– Ты что? Ты что? – яростно повторял Тучка, встряхивая Колчу при каждом вопросе – жутко разболтанная, она чувствовала, что рассыпается по частям, и потому, выпучив глаза, сжала челюсти и напрягла шею, чтобы удержать на месте хотя бы голову.
И разумеется, если под сомнение было поставлено само наличие головы, трудно было ожидать, чтобы Колча сохранила способность к вразумительной и отчетливой речи. Если Тучка рассчитывал, ожесточенно повторяя одно и тоже: ты что? ты что? вытрясти ответ, то нужно было все ж таки соразмерять степень и размах тряски с возможностями старушки. Некоторым оправданием для Тучки могло бы служить тут только полное отсутствие опыта в таком необычном деле.
Разразившись наконец слезами – едва Поплева приспел на помощь – Золотинка терла щеки, чтобы проложить путь новым потокам, – соленая влага брызгала из глаз крупными сверкающими каплями. Девочка бессвязно лопотала; причем Поплева, испуганно ощупывая ручки-ножки, легонько отнимая от лица ладошки, чтобы проверить на месте ли наши глазки, даже и не пытался вникнуть в этот лепет. А сбежавшийся на крик народ: торговцы, грузчики, рыбаки – все равно ничего не мог разобрать. Девочка объяснялась жестами, горестными всхлипами и восклицаниями.
Не больше толку можно было ожидать от старухи. Багровое лицо Колчи, наполовину закрылось съехавшим на один глаз чепцом, отчего лишилось последних остатков осмысленности. Когда же соединенными усилиями доброхотов старуха высвободилась из губительных объятий Тучки, она, не обмолвившись и словом, не удосужившись поправить чепец, а сразу, минуя предварительные ступени, хлопнулась в беспамятный обморок. То есть закатила глаза… закатила единственный доступный честному народу для обозрения глаз, осела на песок, а уж потом сложила руки и, как раненая птица, прикорнула бочком. Лопоухий чепец накрыл лицо.
Между тем Золотинка не теряла надежды оправдаться и лопотала свое, так что доброхоты, оставив поверженную старуху без внимания, сосредоточили неутоленное любопытство на последнем из сохранивших рассудок участнике столкновения – на Золотинке. Горестно всхлипывая, путаясь и повторяясь, она помянула, наконец, хорошо известное братьям заклинание «суй лялю!», на что Поплева тотчас же откликнулся.
– Суй лялю! – громким от возбуждения голосом сообщил он. – Ну, то есть, она сказала: рисуй лялю! Рисуй, понимаешь ли, человечка – вот как! Так она говорит, малышка: суй лялю! – И он показал уцелевшие на песке закорючки.
