Еврейское счастье военлета Фрейдсона (СИ) - Старицкий Дмитрий (книги читать бесплатно без регистрации TXT) 📗
Майор опять сморщился, только что не заплакал.
— Потом еще час ждал, пока операционная освободится. А там быстро — чик и все. И нет ноги. Как не было. Я на столе, а нога в тазу…
— Нет, вы посмотрите на эту ереванскую сироту, — Раков отставил свой баян. — Ноги у него нет. Да по сравнению со мной ты сороконожка…
Видать артиллерийский майор им уже надоел со своей ногой. Это я тут со свежими ушами.
— Так. Хватит препираться, — скомандовал капитан Ракову. — Ты на себя бы посмотрел, когда от наркоза очнулся. Кто вешаться собирался? Вот и прикрой роток.
Раков обиженно замолчал.
— И что дальше, — спросил я.
— Дальше обещал добрый доктор Богораз мне модельный протез. Чтобы я без костылей только с тросточкой ходил как пижон. И службу в горном военкомате на родине посулил. Мне особая мясомолочная диета нужна. И без хлеба. Без сахара. Без винограда.
— А почему в горном военкомате? — не понял я.
— Там баранов пасут. Мясо достать можно. Там родина. На ней всегда легче.
— Понятно. Кто курить идет?
Курить кроме меня никто не пошел.
А Раков опять взялся терзать гармонь, напевая.
— Брала русская бригада галицийские поля и досталось мне в награду два железных костыля…
Что-то сегодня его пробило на душещирание. Хорошо, что в коридоре его не слышно из-за метровой толщины стен. Песни танкист поет хорошие, и голос вроде как есть… только душу выматывают. Особенно после мозголомов.
Они-то по очереди курить выходили, а я нет. Не беседу, а какой-то конвейер устроили они мне. И все с шуточками, с прибауточками. Еврейский анекдот им расскажи. Да не простой, а какой с детства помнишь… А в перерыве…
— С парашютом прыгал?
— Не помню.
— Ну как не помнишь? А кто в овраг в Крылатском залетел с неба?
— Не помню.
— Зачем на таран ходил? Что при этом думал?
— Не помню.
Табак горчил. В пустом сортире остро пахло мочой и хлоркой. И это тоже настроения не поднимало.
На выходе столкнулся с большим врачебным начальником — три ромба на вороту, вокруг которого луной вокруг земли вращался доктор Туровский и торопливо трещал.
Я в струнку. Прошли и меня не заметили. Как мимо мебели.
— Нет же у нас, товарищ корвоенврач, не только врачей, но и младшего медперсонала, чтобы принять столько обмороженных. Причем младший персонал тут иметь важнее, потому как при сильных обморожениях послеоперационный уход важнее всего. А что мы с Богоразом вдвоем можем — только пальцы им отрезать? Из всех лекарств у нас только мазь Вишневского… — затихал вдали коридора голос военврача второго ранга.
— Хорошо. Один экипаж санитарного поезда оставите здесь, — рыкнуло большое врачебное начальство. — Я распоряжусь. Врачей сами отберете. Но чтобы завтра начали принимать ранбольных. Места у вас много. А в городе их уже и класть некуда. Детей из школ повыгоняли.
Вона оно как… Зимнее-то наступление-то… Дорогой ценой достается. Очень дорогой.
Развернулся я и пошел опять курить в туалет.
— Да шли вы отдыхать, товарищ ранбольной, — пожилая медсестра с сожалением закрыла и отложила толстую книгу под настольную лампу после того как я в третий раз продефилировал по коридору мимо ее поста. — К тому же и отбой скоро уже. А вы тут костылем стучите.
— Раздражаю? — спросил ее.
— Не то, чтобы раздражали, но… — рука ее непроизвольно легла на книгу.
''Овод'' — прочитал я на тряпочном корешке, выглядывавшем из-под ее руки. Ну, да… книга завлекательная, а я каждый раз со спины пугаю, что доктор увидит и отругает ее за чтение на рабочем месте посторонней литературы.
— Спокойно ночи, — промолвил я и пошел дальше по коридору к холлу и центральной лестнице. Организм моциона просил.
По мраморной лестнице поднимался вверх политрук Коган, распространяя вокруг себя морозную свежесть.
— Ты откуда такой морозный? Аж крахмальный, — спросил я его.
— Дык, с морозу же, — ответил Александр, протягивая руку для пожатия. — Повезло, что почти до самого госпиталя на машине подбросили, а то замерз бы напрочь в хромовых сапогах. К ночи морозец ударил такой, что деревья трещат. Курить есть?
— Есть. Только пошли в большую курилку, а то меня уже медсестра на этаже гоняет.
Спустились на первый этаж.
— Что-то пустовато стало в госпитале, — констатировал политрук, расстегивая шинель и оглядывая пустое курительное помещение — большую комнату с высокими потолками и банкетками вдоль стен. И жестяными урнами между ними.
— Дай только срок — тут не продохнуть станет… — и я рассказал ему о явлении под нашу крышу большого врачебного начальства. И о возможных последствиях такого визита.
— Вона что… — протянул Коган, запуская тонкие пальцы в раскрытую мной коробку папирос. — А я все думал, что это вдруг в партполитработе тематику идеологическую поменяли.
— И что? Теперь изображаем слепого нищего? — спросил я, щелкая колпачком медной зажигалки.
— Какого нищего? — не понял политрук не забывая затягиваться.
— Анекдот такой есть. В Разведупре начальник вызывает молодого сотрудника и ставит задачу. Решено послать вас в Европу. Будете изображать молодого миллионера — этакого прожигателя жизни, ездить по фешенебельным курортам, вращаться в высшем свете, собирать информацию и передавать ее в центр. Вопросы есть? Есть — отвечает. Сколько я смогу тратить в день? Минуточку, — начальник берет телефон и звонит в бухгалтерию. Мы вот тут посылает лейтенанта Иванова в Европу. Он будет ездить по курортам, изображая прожигателя жизни собирать информацию и передавать в центр. Сколько он сможет тратить в день? Так… Так… Спасибо, понял. Кладет трубку и поясняет. Легенда меняется. Вы будете изображать слепого нищего.
Отхохотавшись, Коган вытер слезы из уголков глаз согнутым пальцем. Горящая папироса, зажатая между фалангами соседних пальцев, чуть не подожгла ему бровь.
— Типа того. А что это тебя так на анекдоты потянуло как покойного Семецкого?
— Ой! Не говори… Меня сегодня этими анекдотами мозголомы из Сербского просто забарали. Точнее даже не столько они, сколько эта парочка из Академии наук. Полдня мурыжили. Я даже и не подозревал, что столько анекдотов помню.
— Так это же хорошо, что помнишь, — улыбнулся политрук. — По такому случаю дай еще папироску.
— Так что там с идеологической работой? — напомнил я, раскрывая картонную пачку ''Явы''.
Папирос осталось мало. Придется переходить на ''северок'' — подумал я, — точнее ''Норд''. Мне почему-то постоянно хотелось те папиросы обозвать ''Севером''. При одинаковом дизайне пачки… А жаль, папиросы ''Ява'' мне пришлись по вкусу.
— Мировая революция накрылась медным тазом, — ответил Коган, затягиваясь.
— Точно медным? — съехидничал я.
— Алюминия дефицит, — поддержал он мое игривое настроение. — А если серьезно, то неофициально теперь упоминание мировой революции как цели в этой войне приравнивается к троцкизму. Со всеми вытекающими…
— Насколько серьезно?
— Серьезней некуда. Немецкий пролетарий оказался не пролетарием, а мелкобуржуазной фашистской сволочью, жаждущей наших пролетариев поработить. Как в западной Украине говорят: ''мы будем пануваты, а вы будете працуваты''. Напрасно прождав полгода пролетарского восстания в тылу Германии, на первое место в пропаганде теперь ставят национальный вопрос. В вековом противопоставлении германизма славянизму. Так что мы теперь с тобой русские национал-большевики, только вот этого термина произносить не надо. Это сугубо между нами, а на людях чревато, знаешь ли. Но смысл от этого не меняется. Борьба с великодержавным русским шовинизмом будет потихоньку сворачиваться. Уже принято решение окончательно реабилитировать князя Александра Невского, который немецких рыцарей бил на Чудском озере. Даже снова кино про него на широкий экран запускают. Ищут и других героев прошлого, которые не только немцев побеждали. Главное — побеждали! В списке Суворов, Дмитрий Донской, Минин с Пожарским, Румянцев, Ушаков, Нахимов, даже казачий атаман Платов. А возможно и император Петр Великий, как победитель под Полтавой.
