Тени в темных углах. Гроза над крышами - Бушков Александр Александрович (лучшие книги TXT, FB2) 📗
Глаза его блестели, на впалых щеках появились красные пятна. Правда, на сей раз он витийствовал недолго и вскоре торжественно объявил:
– Испытания закончены, Титоры и Школяры могут отправляться по домам!
Первым, подметил Тарик, вскочил Пузан – ага, наступил обеденный час, и толстяк думал в первую очередь об ублажении чрева. У него у самого посасывало под ложечкой – но, в отличие от иных Школяров, мчавшихся к выходу вприпрыжку, он посчитал, что должен шагать неспешно, солидно, как и подобает не просто выдержавшему квартальные испытания, а удостоенному золотой совы с почетным шнурочком.
Глава 2. Долгая дорога домой
Пройдя по пустому гулкому коридору, распахнув тяжелую дверь (привратник, конечно, и не подумал утруждаться ради такой мелочи, как Школяр), спустившись по невысокой лестнице в шесть каменных ступенек, Тарик оказался на обширном дворе, окруженном затейливой чугунной оградой. Высокие ворота затворены, и на прямоугольных серых плитах не видно конского навоза. Дело тут явно не в распорядительности дворника – просто не видно ни одного экипажа: надо полагать, нет таковых у господ Наставников, невелики персоны по квартальным меркам…
Слева за воротами возвышался круглый каменный столб с мирообразом [10]. А у открытой калитки прохаживался взад-вперед Титор Кардош, которому вроде бы и не было нужды тут оставаться. Беспокойно как-то прохаживался, словно бы в волнении. Завидев Тарика, он, казалось, не просто обрадовался, а натуральным образом просиял, заспешил навстречу. Тарик не ускорил шагов. Титор Кардош по прозвищу Долговяз, в общем, не хуже и не лучше других, так что не было причин выказывать ему особенное уважение…
– Мои горячие поздравления, Тарик! – выпалил Долговяз. – Оправдал мои усилия, не подвел учителя!
Как выражались в таких случаях Школяры промеж себя, талдыка цвел и пах. Ну, еще бы – успех Школяра был и успехом Титора, или попросту талдыки (но храни вас Создатель употребить это непочтительное прозвище при Титоре – полдюжины розог схлопочете!). Тарик выжидательно молчал.
– Пойдем-ка… – Зачем-то опасливо оглянувшись, Долговяз взял Тарика за плечи и вывел в калитку. – У меня к тебе будет серьезный разговор…
– Меня дома ждут, – буркнул Тарик, только чтобы отделаться. На самом деле ему некуда было особенно торопиться: маманя, конечно, ждала с нетерпением, но вовсе не требовалось нестись домой сломя голову, тем более что Школяру, одетому по форме, надлежит «шагать по людным местам степенно и чинно, без припрыгиваний, маханий руками и гримасничанья лицом».
– Мы и по дороге поговорить можем, – сказал Долговяз. – Тарик, ты ведь уже хороших годков достиг, еще два месяца – и перейдешь в Подмастерья, должен понимать взрослые вещи… И память у тебя хорошая. Должен помнить все, что говорил Наставник Филодош… ну, главный на испытаниях. Верно ведь?
– Верно, – осторожно согласился Тарик, все еще не понимая, куда талдыка гнет.
– Помнишь, как он сказал: непоротые офицеры потеряли и устье Тилутаны, и все Зеленое Заречье?
– Ну, помню…
– А что это означает?
– Ну, что потеряли…
– Тарик, Тарик… Пора бы знать в твои годы: частенько у иных слов есть двойной смысл… Неужели не знаешь?
– Знаю…
– Был там двойной смысл! – сказал Долговяз прямо-таки торжествующе. – Ни устья, ни Заречья наше славное королевство так и не отвоевало. А потеряли мы эти земли при короле Дазоре Третьем, да утешит Создатель его душу в Счастливых Полях. Значит что? Значит, сей Филодош допустил словесное «осуждение величества». Что несравнимо по тяжести с «оскорблением величества», однако ж законами королевства карается. Понял теперь, чему ты стал ушеслышцем?
– Понял вроде… – сказал Тарик, ошарашенный лихостью, с какой Долговяз поиграл словами так, что они стали означать караемый проступок, «осуждение величества». Первый раз с таким столкнулся.
– Это еще мелочи, а вот если мы дальше пойдем… Слышал ведь, как Филодош говорил: великий Гаремат Корарий, не будь он порот и в Школариуме, и в университете, чего доброго, не сделал бы своего гениального открытия? А здесь каков двойной смысл?
– Не знаю даже…
– Тарик, ты глупеешь на глазах, – поморщился Долговяз. – Счастье твое, что Учение не преподают лекциумом в Школариях, иначе ты бы не только сов не заработал, но и под розги попал бы… Но в мироустройстве-то ты сведущ, что не раз доказывал и в Школариуме, и совсем недавно – здесь… Великий Гаремат Корарий совершил свое открытие, будучи…
Тарик легко закончил:
– …будучи озарен благостью Создателя, возжелавшего его посредством открыть созданиям своим истину.
– Именно! – Долговяз значительно воздел указательный палец. – Благость Создателя была причиной, а не придуманные человеком розги! Дерзостно и сравнивать! Теперь понял?
Тарик даже испугался. И не без запинки выговорил:
– Вы хотите сказать, Титор, что Наставник Филодош… – Он с трудом заставил себя выговорить жуткое слово: – Еретик?
–Тс!– Долговяз огляделся.– Это политесное [11] слово, но на людях лучше его лишний раз не произносить, мало ли что кому втемяшится – и оправдывайся потом… Вот что я думаю: сей Филодош для этого самого… ну, ты понял… все же мелковат. Не тянут его слова на то самое… зато вполне подходят под «злоязычное вольнодумие, задевающее Создателя», точно тебе говорю. А это опять-таки сурово подлежит… Теперь, сдается мне, ты окончательно понял, чему был ушеслышцем и даже очесвидетелем. Вот так и сталкиваются юные Школяры с суровой прозою жизни. И наконец, Филодош закрыл испытания без общего пения псалма нумер шесть «Возблагодарю Создателя за пролитый на меня свет знания». Так ведь?
– Так, – сказал Тарик, пребывая мыслями в смятении. – Я сам удивился было, а потом подумал: может, так только в Школариуме полагается учебный день завершать, а тут другие порядки…
– Порядки везде одинаковы, Тарик: и в Школариуме, и на квартальных испытаниях, и на градских. Как полагаешь, верно я догадался, что Филодош больше думал об обеде? О тешении своей бренной утробы, а не о прославлении Создателя?
– Пожалуй что, – согласился Тарик, сам державшийся того же мнения.
– Рад, что ты меня понял и проявил похвальную рассудочность, – прямо-таки умиленно сказал Долговяз. – И что же теперь должно воспоследовать? Я тебе помогу. С мироустройством у тебя тоже отлично обстоит. Гончие Создателя есть…
– …есть лучезарные витязи, ежедневно и еженощно преследующие ереси, злоязычное вольнодумство и черное колдовство.
– Молодец! И долг каждого искренне любящего и почитающего Создателя…
– …помогать им в сем нелегком труде, невзирая на опасности, могущие воспоследовать, ибо не может быть страха у того, кто встает на защиту Создателя.
– Истинно! Вот и надо встать на защиту Создателя пусть даже скромными усилиями пера и чернил. Говоря приземленно, Тарик, нужно писать бумагу Гончим Создателя.
Тарик сказал серьезно:
– Титор Кардош, я и не представляю, как такие бумаги пишутся, не представляю даже, где Гончих искать…
– Зато я представляю и где искать знаю, – ободряюще похлопал его по плечу Долговяз. – Все это возьму на себя, а от тебя потребно одно: когда учинят спрос, выступить ушеслышцем и очесвидетелем. Искать никого не придется, Гончие тебя сами найдут. Могу я на тебя полагаться?
– Но ведь, Титор… Известно же: не достигший четырнадцати лет в суде считается за полвзрослого, показания одного его не принимаются. Только когда их таких двое… Или у Гончих иначе?
– Все в точности так же. А ты забыл, что вас таких как раз и есть двое? Ты и тот бедолажник, что пострадал от Филодоша… Уж его-то я сегодня же найду и с Титором его поговорю, про поротых офицеров оба слышали. Видишь теперь, что дело верное? Буду писать бумагу – первым делом тебя упомяну. И не бойся, когда позовут на спрос, – благонравному приверженцу Создателя у Гончих бояться нечего, только похвалят… Словом, я на тебя полагаюсь. Главное – рассказывай все как есть, ни словечка Филодоша не упусти. Понял?
