Урамбо (Избранные произведения. Том II) - Итин Вивиан Азарьевич (читать книги онлайн .TXT) 📗

Но он сумел вынести из опасной для человека и поэта ужасающей глуши, провинциализма духа, внесоциальной затерянности и бездорожья основную здоровую стихию своей личности, это — претворенное в культуре мужество дикаря к подвигам, гордым взлетам борьбы, жажду к походам за счастьем, наслаждение борьбой за свою первооснову, извечно-человеческое.

Первые взрывы революции отозвались в душе поэта мучительным вопросом о бесцельности своих «огромных», но беспредметных мечтаний:

И только собственный уход в революцию окончательно воскресил поэта. И как радостно и широко зазвучала для него эта извечная стихия борьбы в глубоких и страшных ударах революции. И так глубоко и музыкально отозвался на эти звуки поэт! И, несмотря на то, что он был новичком революции, несмотря на то, что он революцию для себя открыл лишь при ее первых раскатах, он сразу же оказался внутренне и органически ей близок, сразу сумел стать ее законным сыном.

Поэт не является пресмыкающимся наемником революции, он не бежит, как раб, за ее победной колесницей, нет, и в ее страшной стихии, в ее беспощадно рушащих ударах, он умеет сохранить свое, то, что он любит и носит в себе, как свое, единственное.

И, обвиняя врагов революции, «В Трибунале», он искренно говорит, что его душа «двойственна» и ему мучительно-трудно обвинять людей, когда так напряженно и близко блеснула светлая мечта о всеобщем человеческом счастьи.

И снова сомнение:

Поэт метнулся глубоко в грядущее. Он радостно и музыкально поет ее светло-звенящее зарево. Но он остался тем, кем был и до нее — интеллигентом; он не захотел говорить о ней чужими, внешними словами, не захотел славословить ее одними «хладными устами».

Мы знаем, видим, поэт не несет нам и не носит в себе беспощадной, беззаветной неоглядной ненависти к врагам пролетариата; революция для него — известное усилие, прыжок, преодоление своего «я».

Он ощутил и понял; на истории своего поэтического развития показал, что интеллигент не «беззаконная комета в кругу расчисленном светил», а если и межпланетное существо, то и то лишь в теории; в жизни же, особенно в практике революции, он обязан стать самим собой, т. е. должен найти и определить, наконец, свое социальное гнездовье, если он не хочет остаться безличным материалом для удобрения почвы господствующих классов.

И все ценное, что поэт носил в душе, — любовь к мужеству, к борьбе, к творчеству, свою актуальную музыкальность, — он отдал и отдает будущему, и это будущее, которое реально обнажила пред ним революция, насыщает его песни глубоко и полно звучащими нотами.

В этом своеобразном синтезе — здорового человека и стихии революции — он постепенно обретает свой поэтический лик.

И в стихотворении, посвященном писательнице Л. Сейфуллиной, он уже ощущает свою полную и беззаветную принадлежность к этой новой — «нашей расе».

И, наконец, в своей поэме «Солнце Сердца», полной своеобразной, музыкальной стихии, где наряду с воспоминаниями о шуме столиц, покое и роскоши библиотек, о страницах Пифагора, брошенных миру, он рисует тайгу, снега, вьюги, великие походы, грезит очаровывающими снами о будущем, о созданной им стране Гонгури, — в этой поэме уже живо ощущается огромный сдвиг и порыв в здоровую стихию человека, наполненную глубоким внутренне-революционным содержанием.

И уже нет ни на каплю в сохраняемой им до конца своей индивидуальности ненужного индивидуализма, романтической отвлеченности; наоборот, теперь его личность нечто социально-ощутимое: она несет в себе необходимый обществу социально личностный опыт, вливает в него струю ценнейшего поэтического мужества.

Таков в кратких словах путь поэта: от романтических блужданий, от подражания и следования за Данте, А. Блоком, Н. Гумилевым, от провинциализма духа и внесоциальности — к своей изначальной здоровой стихии, обретаемой им в революции, в открывающихся реальных, но величайших и чарующих возможностях для человечества.

Этот путь оказывается крайне плодотворным и многообещающим для молодого поэта.

И пусть, с одной стороны, умолкнут те, кто утверждает, что «солнце» — стихия революции — суживает задачи поэзии, убивает ее ценность, — а с другой пусть поймут, наконец, и другие, что поэту всегда необходимо и самое напряженное сохранение своего «сердца» — личного, музыкально-индивидуального.

В социально-здоровой личности, ее искреннем обнажении себя — начало новой поэзии, источник форм и содержания грядущего творчества.

Синтез «Солнца и Сердца» таит в себе глубокие музыкальные возможности, — элементы новой — органической и естественнейшей культуры.

Эмпедокл

Моя душа — огонь, Аидоней,

Ее туда влечет, где он таится, —

К источнику сжигающих огней:

Подобное к подобному стремится.

Куст белых роз и юноша и дева,

Я знаю жизнь и знаю цену ей.

Моя душа полна тоски и гнева,

О исцели ее, Аидоней!

Всегда, всегда под гнетом снов и Рока

Проходит жизнь, как странная мечта,

И от любви до низкого порока

В ней неизменны ложь и суета.

И чем больней безумнее и глуше

Стучат и стынут бедные сердца,

Тем ярче к ней, все к ней стремятся души…

Но Истина уходит без конца.

Возьми мой прах, о кратер величавый,