Кольцо Афродиты - Юдовский Михаил (книги без сокращений TXT) 📗
- Да уж не сеном.
- А чем?
- Не знаю. Чем, например, ты пахнешь, когда не моeшься?
- Говном,- уверенно ответил я.- Если ты давно не мылась, прими душ.
- Наоборот,- сказала Анфиса.- Я давно мылась.
... На самом деле от Анфисы пахло сеном. Хотя, думаю, с чего б это от нее сеном пахло? Она ж не из деревни все же. Однако пахнет до одури, а чем - хоть убейте не пойму. Опять же, почему-то кажется, что сеном, хотя голову на отсечение даю - вовсe сено так не пахнет.
Тут я почему-то чихнул, как будто мне этим сеном в носу пощекотали. Потом чихнул еще, еще, и так до тех пор, пока у бедных рыб совсем не осталось конечностей. Даже непонятно, с чего это я так расчихался. Натуральная сенная лихорадка, хотя - повторяюсь - сено здесь не при чем. Или ни пре чем (наши Писатели сами теряются в догадках).
- Вот видишь,- говорит Анфиса.- У всех так.
- Были, апчхи, преценденты?
- Были, апчхи.
- А ты-то чего? - рассердился я.- Подъябываешь?
ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ РУДАКОВ И ДУРАКОВ ЗНАКОМЯТСЯ.
Рудаков: Рудаков.
Дураков: Дураков.
Рудаков: Подъябываешь?
Дураков: Знакомлюсь.
Рудаков: Ладно. Давай еще раз.
Дураков: Давай.
Рудаков: Рудаков.
Дураков: Дураков.
Рудаков: А-а! Подъябываешь!
Дураков: Да нет же.
Рудаков: Ладно. Давай в последний раз.
Дураков: Давай.
Рудаков: Рудаков.
Дураков: Дураков.
Рудаков: А-а-а! Тьфу, тьфу на тебя!
Расходятся и расстаются навек.
(КОНЕЦ ЛИРИЧЕСКОГО ОТСТУПЛЕНИЯ )
Конечно, с таким чихом заниматься любовью было сложно, но я героически закончил начатое. Некстати вспомнил про почему-то дедушку Мороза. Повеяло холодом, пахнуло бензином.
ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ Посреди снегов лапланских жил в избушке незаметной (по-лапланскому - в могиле)
дед Мороз - румяный череп. Пробавлялся червяками, пауком порой не брезгал, а поймает муравьишку - что же, съест и муравьишку. Спал старик в гробу хрусталь-ном, укрывался дохлой псиной, а когда зима настала, сделался бодреe духом, встал из гроба, потянулся и, намазав лыжи маслом, съел свой завтрак немудреный, ковырнулся в зубе щепкой (лыжи - и на том спасибо (грязножопыe чухонцы уважали дед Мороза)). Вот старик докушал лыжи, отрыгнулся, тихо перднул и отправился в дорогу, прихватив с собой подарки: барсуков ежей и зайцев (то-то радость будет детям, дети любят развлекаться с этой плюшевой скотиной: барсуком, ежом и зайцем. Дети ебнутся от счастья). Дед Мороз запрыгнул в сани и хлестнул кнутом оленя. Тот поморщился немного и, назвав "скотиной" деда, тотчас бросился вприпрыжку, так как дедушка, взбешенный обзывательством "скотина", вновь огрел хлыстом оленя между задними ногами. По дороге у оленя от хлыста распухли яйца, повернулся он к Морозу, постучал по лбу копытом и опять прибавил скорость, бормоча: "какая сволочь!" (потому что было больно). Дед ж открыто развлекался, кушал водку, кушал сало, пел скабрезные мотивы, по домам ходил публичным к омерзительным чухонкам, барсукам ежам и зайцам (дети ебнутся от счастья!)
Оленя с собой не брал...
На Карельском перешейке пограничник Карацупа, постигая тайны хуя, предавался зоофильству при участии Джульбарса (был Джульбарс его партнером). Он Джуль-барса жарил в жопу раскаленными щипцами. Пес же, скорчивши "омегу" (потому, что был собакой ), не желал повиноваться, и напрасно архитектор вырывался на свободу - пограничник, сдвинув брови, ласково журил любимца: "Так-то ты мне служишь, Густав! Потерпи, Джульбарс[3], немного, после пасхи станет легче. Пасха[4] - так Христос воскресни, а не то... Терпи, собако." Тут из маминой из спальни выезжает на олене дед Мороз - румяный череп с барсуком, ежом и зайцем (дети ебнутся от счастья! ) Карацупа стрельнул в воздух и от страха обосрался, заметался на Джульбарсе и воскликнул: "Не стреляйте!" Дед Мороз прибавил газу к аромату Карацупы, раздавил того оленем, барсуком, ежом и зайцем (дети ебнутся от счастья), а потом остановился, топором добил Джульбарса и, предавшись некрофильству, зоофильству и разврату, барсуку, ежу и зайцу, дети, ебнутся, от, счастья, путь продолжил вглубь России, где его заждались дети, eбанутые от счастья барсуком, ежом и зайцем. Он пронесся по России, позади оставив трупы инвалидов и безумцев, лейтенанта Иванова, сыновей его и дочек (тоже, кстати, Ивановых ) и его жены Глафиры (тоже, кстати, Ивановой), и его отца родного ( тоже, кстати Иванова ), и его родного брата (жившего под псавдонимом), и его седого друга капитана Чачахвадзе, и начальника по службе подполковника Хуево (тоже, кстати, Иванова).
Потому что не любил военных...
Дед Мороз, махая саблей, продолжал движенье к югу (между прочим, эту саблю деда спиздил у Джульбарса и не то, чтоб даже спиздил - поменялся на топорик с убиенным Карацупой, барсуком, ежом и зайцем ). По пути, махая саблей отрубил ухо Ван Гогу, отрубил Ван Гогy ухо, ухо Ван Гогу отрубил, а Чапаеву - залупу, а Толстому вышеб разум. Лев решил писать раманы и писал их очень долго, подстрекаемый женою, барсуком, ежом и зайцем. Дети, жившие в округе, тут же ебнулись от счастья, а Мороз помчался дальше, сея ужас и погибель. А потом ворвался в Город, словно гад из преисподни, растерявши по дороге барсуков, ежей и зайцев ( дети ебнулись от горя ).
А могли бы и не ебнуться.
(КОНЕЦ ЛИРИЧЕСКОГО ОТСТУПЛЕНИЯ )
Сверкая надраенными зубами, я вышeл на кухню. На кухне кот Тихон раскладывал по тарелкам вареную картошку.
- А ты тут при чем? - напустился я на него.
- Я при картошке,- невозмутимо отозвался Тихон.
- А картошка при чем?
- А картошка при мне.
Со злости я начал жрать картошку. Повар из Тихона был, как из хуя свисток.
На кухню выпорхнула Оксана со своим сраным чайником.
- Чайку захотела?- ядовито осведомился я.
- Иди ты на хуй,- обиделась она.
Я ушел к Парашину - Ефим нальет, заодно узнаю, как его здоровье.
Ефим умирал.
- Ох... худ мне, Гош,- прошепелявил он.
Я так и покатился со смеху.
- Ты чего, Гош, пьяный?- продолжал смешить меня Фима.
- Ой,-говорю,- Фим, не воняй!
- Побойся Бога, Гош, какая вонь между друзьями?
- Да,- говорю,- здорово тебя Тургенев отделал.
- Ребро сломал,- похвастался Фима.- Душа.
- Так, говоришь, выпить у тебя нет?
- Как это нет? - Фима подскочил над кроватью и залевитировал не хуже Прабху.
- Левитируeшь? - намекнул я.
- Не,- смутился Парашин.- Дрочу я редко.
- Но все же дрочишь,- настаивал я.
- Тебе коньяк или чачу? - слукавил Фима.
- Коньяк,- твердо ответил я.
- А чачу?
- Чачу - Рогову,-- сказал я.- Тазик - там.
Выходя от Парашина, я стравился с Евлампией Вшивиной-Паршивин. Евлампия обнюхала меня и говорит:
- У тебя от головы коньяком пахнет.
- А ног моих не хотите отнюхать? - предложил я.
Евлампия, конфузясь, сказала, что хочет.
- А нету,- отрезал я и ушел, думая с горечью: " Всe вы одинаковы ".
Не успел я вернуться к себе, как во входную дверь позвонили.
- Вы из Мафии? - спросил я, не открывая.
- Не,- ответили за дверью,- из эта... не из Мафии.
- Ой, лучше не лгите,- схитрил я.- Голосок у вас как из Мафии!
- Да чо там этот, как его... голосок.
- А кто вы? - додумался спросить я.
- Мы эти, как их... телеграмма.
- Кому?
- Бля, тебе!
- А от кого?
- Бля, от нас!
- А про что?
- Ну, ты это... открой эту, как ее.. дверь... И того.
- Чего того?
- Ну, ты понял.
- Не понял.
- Бля, ну ты дверь откроешь?
- Не открою,- сказал я.
- С-с-скотина,- выругались за дверью.
- А?
- Вынь хуй изо рта! Счас мы того... твою эту...
В замке заворочалась отмычка, и дверь распахнулась.
- Мне расписаться? - быстро спросил я.
- Ну, распишись... в этой... в получении.
