Люди и ящеры - Барон Алексей Владимирович (читать книги без сокращений txt) 📗
— Хачичеи были еще слабее меня, — лаконично сообщил Хзюка, упаковывая трофеи. — За ними никто не ухаживал.
— Это очень хорошо. Но что же будет дальше?
— Я отобрал у хачичеев много стрел. Мартин покачал головой.
— Хачичеев может оказаться еще больше. Как им удалось пройти перевал?
— Я так думаю, натаскали дров, разложили цепь костров через весь снег. Грелись и шли.
— Тогда могут прийти еще.
— Обязательно.
— И сколько их могло остаться?
— Десятка два. Может быть, и три, но не больше.
— Много.
— Надо было убивать, а не просто стучать по башке, — пробурчал Хзюка. — Там, на перевале.
— А... ты видел?
— Видел.
— Как-то не смог я, Хзюка, — виновато сказал Мартин. — Они тогда совсем беззащитные были.
— Беззащитные... Думаешь, нас они пощадят, эти беззащитные?
— Сомневаюсь.
— Зачем же пощадил их?
— Я был уверен, что они не пройдут по снегу. Чего ж тогда убивать?
— Если б хачичеи не прошли, они бы отправились воевать против племени Сив. Тот, кто жалеет врагов, не жалеет друзей. Такова жизнь, мягкотелый. По крайней мере в Схайссах
Мартин вздохнул. Он стукнул себя в живот и покаянно опустил голову. В Схайссах не готовы прощать врагов, это точно. Не готовы даже обсуждать столь дикую идею. Словом, для Женевской конвенции еще не созрели.
— Но сотника-то я убил, Хзюка, — робко напомнил мягкотелый. — И на перевале еще одного. Он за ногу цеплялся. А потом лавину на них спустил. И как они уцелели?
— Пора уносить хвост, — сухо отозвался ящер. — Те двое — всего лишь разведка. Уцелели те хачичеи, которые на ледяной бугор подняться не успели. Спокойно отлежались, пока лавина шла. Зисой кухун, добряк. Сифха койссо пушиш. Урт шехи махерена офиуфф! Моцохших зо...
— Ну ладно, ладно, — поморщился Мартин. — Растоптал в лепешку, хуже злого ррогу.
Медлить было нельзя. В тот же день они переплыли озеро и спустились по ручью к самому выходу из Райской Ямы. Там, в ущелье между горами, шумел крутой порог. Плот пришлось разбирать и бревно за бревном перетаскивать по берегу. К вечеру они успели связать его заново, однако проплыли лишь несколько сотен метров. Хотя ночное небо странно сияло, в узкий каньон света попадало совсем немного, в темноте Мартин побоялся наскочить на камни и причалил к берегу.
Чтобы не оставлять никаких следов, спали прямо на сырых и жестких бревнах. Да и спал-то, точнее, дремал пару часов, один Мартин. Хзюка разбудил его, как только небо начало сереть.
— Что, появились?
— Появились. Вон там, между голыми горами.
— Ты их видел?
— Чего их видеть? Темнота.
— Но откуда тогда знаешь, что они появились?
— Из ущелья дует ветер.
— Ну да, дует. Из ущелья всегда дует. И что? — Перестань жевать папоротник! — прошипел Хзюка. — Я тебя чему учил?
Мартин принюхался.
— Ах, черт! Пахло дымом.
— Шорт, шорт, — подтвердил Хзюка. — Сыс!
Мартин живо столкнул плот с отмели и заработал шестом. Хзюка перебрался на нос. С помощью второго шеста он старался управлять движением, но часто оглядывался, и плот несколько раз ударился о камни. Ящера при этом окатывало холодными брызгами.
— Давай поменяемся, — предложил Мартин. — Замерзнешь!
— Некогда. Работай, работай. Впереди много мелей, нас могут догнать.
Пороги действительно отняли много времени. К тому же река сильно петляла и к вечеру они сплавились всего километров на двенадцать, если считать по прямой. И если их все еще не догнали, то, видимо, лишь потому, что хачичеям очень трудно дался перевал Грор. Не успели они еще восстановить силы. Тем не менее Хзюка сказал:
— На ночь останавливаться нельзя.
Хотя три вершины, ограждающие Райскую Яму, были уже далеко позади, Мартин сам чуял, что преследователи близко. Он хлопнул ладонями. Такой жест заменяет ящерам кивок согласия.
Речка, по которой они плыли, вырвалась из ущелья. Благодаря притокам она быстро становилась полноводной. Пороги больше не встречались, шум бурунов постепенно отдалился и стих. Но вместе с тем течение, увы, замедлялось, а большая глубина затрудняла использование шестов.
Мартин был вынужден причалить. Из плавника, в обилии разбросанного по берегу, он выстрогал пару грубых весел-гребков. С их помощью удавалось плыть со скоростью неторопливого пешехода. Рискованно это было, но все еще следовало беречь лапы Хзюки
— Вода теплая, — вдруг забеспокоился Хзюка.
— Теплая, — подтвердил Мартин. — И что?
— Заглотай!
— Их здесь нет.
— Нет?
— Совершенно.
— А махерены?
— Отсутствуют. Так же, как деревяги, крокодюки и жабокряки.
— Что, неужели и ррогу нет?
— И ррогу нет.
— Хорошее место.
— Да. Хорошее. Поэтому здесь бывают плохие люди. Стоит найти хорошее место, сразу жди плохих людей. Беда у нас такая.
— Не только у вас, — утешил Хзюка. Потом как-то нерешительно квакнул.
— Ты чего?
— Для меня вы все плохие. За исключением одного.
— Эх ты, благородный воин! Между прочим, у меня есть уффики и сын.
— За исключением трех, — поправился ящер. — Не обижайся.
— Годится для начала, — усмехнулся Мартин. — Но лично я не считаю врагами все племя Сив.
— И даже сына машиша?
— Сын машиша еще не понял, что за добро нужно платить добром.
— Не он один, — заметил Хзюка.
— Да, таких много.
— Так много, что все никогда не поймут.
— Если не поймут они, поймут их потомки. Правда, для этого требуется...
— Для этого требуется, чтобы вся жизнь становилась добрее. А этого пока не видно
— Верно, — с некоторым удивлением ответил Мартин. — Но жизнь может стать добрее только после того, как она начнет меняться. Согласен?
— Со всех сторон. Без этого никак.
— Тогда скажи, кто-нибудь из сивов перебирался через Ледяной хребет?
— Никогда.
— А ты вот перебрался. Ведь это и есть изменение жизни.
— Этого изменения слишком мало, Мартин.
— Конечно. Но оно ведь не одно. И мягкотелый у вас раньше не жил, и схаи никогда еще не объединялись под руководством одного вождя. Так?
— Так. Да, когда ты про все это сказал, я понимаю, что у нас начались перемены. Но схаи объединяются для войны против вас. А через снег пробрался не только я. Хачичеи же перелезли только затем, чтобы нас убить. Где тут добро, Мартин?
— Его еще нет. Но появилась готовность понимать новое. А без этого нельзя понять и пользу добра.
Хзюка квакнул.
— Хо! И как тебе удается объяснить, что из плохого может вырасти хорошее, а?
— Это называется оптимизмом.
— Чтобы поверить в твою оптимизму, нужно прожить десять жизней.
— Так и есть, — вздохнул Мартин.
Было удивительно, сидя на плоту, из которого торчали недорубленные сучья, обсуждать философские вопросы с представителем чужой, дикой и, чего греха таить, весьма жестокой расы. Но то, что такой дикарь, каковым, без сомнения, являлся Хзюка, выросший и воспитанный в очень суровых условиях, способен многое понять, пусть и в упрощенной форме, поражало.
— Да, — сказал Мартин. — Универсальны законы развития разума, и все тут
— Какие законы?
— Законы разума.
— Какой там разум! У меня сейчас голова гудит, будто ррогу хвостом огрел, — признался Хзюка. — Давай пока не говорить о сложном.
— Давай, — согласился Мартин. — Надеюсь, у нас еще найдется время.
Он замолчал, с удовольствием вдыхая свежий воздух.
Ночь выдалась ясной, прохладной, но не холодной. Далеко впереди белели зазубрины Драконьего хребта, среди которых хорошо различался рдеющий вулкан Демпо, своеобразный маяк Южного Поммерна.
Ближе в свете звезд различалась пологая равнина с рощами осин и берез. Никаких тебе чешуйчатых стволов, пышущих зноем оврагов. Нет тяжелого дурмана сохнущих папоротников. Нет и многочисленных любителей тобой полакомиться либо наспех закусить. Вместо всего этого — прохлада, плеск воды, запах черемухи. И обманчивое ощущение покоя, безопасности. Как на далекой, обжитой и ухоженной Земле, где ночи давно уж перестали таить угрозу. Как и здесь, на Терранисе, но только севернее, за Громозером и за Драконьим хребтом. В местах, обжитых людьми. Там, где стараются побольше добыть пищи, вместо того чтобы за нее драться.
