Мацзу (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич (читать лучшие читаемые книги txt, fb2) 📗
В заливе мы слету захватили несколько больших джонок с ценными грузами. Зная о нашем нападении на Чусань, о рейд по реке Чанцзян, и наблюдатели наверняка доносили наверх о том, что мы пошли на север вдоль берега, китайцы не предприняли никаких мер, чтобы остановить нас, даже не подготовились к нападению. Подозреваю, что чиновники просто утаивали неприятную информацию от хуанди Айсиньгёро Маньнина, чтобы не расстраивать его. Наверное, надеялись, что проблема как-нибудь рассосется сама собой.
Одна трофейная джонка — длинная, шестимачтовая, причем фок-мачта и бизань располагались на центральной продольной линии, а четыре грот-мачты двумя парами разнесены к бортам — была доверху нагружена опиумом из Сингапура. Ее не сожгли, оставив до возвращения в эстуарий реки Жемчужной. Там я смогу продать наркотик по десять долларов за фунт и, если получится, саму джонку тоже. Контр-адмирал Джордж Эллиот одобрил мое предложение. Как догадываюсь, он собирался здорово приподняться по деньгам во время военных действий. Как командующему эскадрой, ему полагалась одна восьмая от всех призовых денег. Только вот продавать трофеи некому. Китайцы в этих районах, не прикормленные взятками гвайлоу, стараются держаться подальше от оккупантов. Может, Джордж Эллиот хоть что-то поимеет на опиуме, который стал воистину золотой жилой для всего Соединенного королевства Британии и Ирландии.
Как я предсказывал, появление эскадры гвайлоу почти у стен столицы империи пробудило ее руководство от спячки. Такое не заметешь под ковер. Сперва к линейному кораблю, дрейфовавшему ближе других к устью реки, подошла небольшая весельная джонка с мелкой сошкой, которая уведомила, что Ци Шань, наместник Чжили, желает провести переговоры с командующим эскадрой. Его отправили к «Мелвиллу», где я прямо со шканцев объяснил гонцу, что ждем его начальника здесь, заверив, что стрелять не будем и отпустим живым и здоровым. В отличие от его сограждан, гвайлоу парламентеров не убивают.
Ци Шань прибыл на колесном, крытом и обитом железными листами судне, поразившем британцев, которые сперва решили, что движется оно, благодаря паровой машине, как их канонерки, но не смогли найти трубу. Я объяснил, что применен принцип топчаковых колес, внутри которых идут (бегут) люди, вращая его. В Западной Европе сейчас так работают подъемные краны, поэтому меня поняли. Наместник Чжили — невысокий, грузный, с круглым и почти безволосым лицом, на котором хитрость оставила, на мой взгляд, слишком много меток — был маньчжуром. Облачен в черный шелковый халат с высшим военным буфаном цилинь, хотя должность была гражданская, и черную четырехугольную шапку с рубиновым шариком. При этом его абсолютно (или умело скрыл это?) не интересовали вооружение и устройство линейного корабля, все внимание было сосредоточено только на контр-адмирале Джордже Эллиоте. Всем своим видом Ци Шань довольно правдоподобно изображал счастье лицезреть такого великого человека. В общем, охмурял дикаря лаской. Вместе с ним на борт линкора поднялись помощник с гражданским буфаном четвертого ранга серый гусь и переводчик с гражданским буфаном восьмого ранга перепел. Оба в скромных серо-черных халатах и таких же шапочках, как у начальника, только шарик у первого опаловый, у второго бронзовый. Помощник передал Ци Шаню шкатулку из красного дерева, и тот, поклонившись протянул ее двумя руками, сообщив, что это подарок от (пара минут восторженных прилагательных) хуанди Айсиньгёро Миньнина.
— Подарок от китайского императора, — коротко перевел я контр-адмиралу и подсказал шепотом: — Кивните и возьмите двумя руками.
Джордж Эллиот сделал, как я посоветовал, поблагодарил хуанди Айсиньгёро Миньнина и открыл шкатулку, продемонстрировав любопытство и жадность, то есть запредельную невоспитанность. Внутри лежала золотая булавка длиной сантиметров семь-восемь с головой в виде головы лошади. Такими сейчас британцы закалывают галстук. Судя по выражению лица, контр-адмирал ожидал увидеть что-то более ценное.
Я заметил, какое усилие сделали над собой все три китайца, все-таки сохранив восторженное выражение на лицах, и сжал губы, сдерживая смех. Это не ускользнуло от них.
— Подарок должен быть полезным, но не очень ценным, иначе сочтут за дань, — объяснил я Джорджу Эллиоту, умолчав о том, что лошадь — символ кочевника, то есть дичайшего дикаря.
— Что ж, буду закалывать ею галстук, собираясь на скачки! — кисловато улыбаясь, произнес он.
— Циньчай дачэнь от души благодарит за подарок! — произнес я прежде переводчика, употребив китайский термин для обозначения должности командующего эскадрой, и, не удержавшись, добавил: — Ему нравится всё, что связано с лошадьми, дикими кочевниками…
Китайцы во время переговоров с иностранцами не обращают внимания на переводчика, даже мельком не глянут, его словно бы нет, а тут все трое уставились на меня и лучезарность лиц малость потускнела.
Я не удержался еще раз и сообщил:
— Не напрягайтесь, он не понял намек.
Члены делегации дружно закивали, как китайский болванчик, и опять растянули губы до ушей в улыбках.
Кстати, такие фигурки можно встретить здесь во многих домах, изготовленными из разных материалов, по достатку. Они отгоняют злых духов. Обычно это старик с большущими ушами (признак удачной судьбы и легкого характера) и идиотской улыбкой. Согласно мифу, бог счастья Фу Шень превратил в болванчика злобного и вечно недовольного императора, который с тех пор кивками одобряет всё и вечно радуется.
— Что ты им сказал? — полюбопытствовал Джордж Эллиот.
— Объяснил, что такое скачки. Здесь нет такого развлечения, — ответил я.
Переводчик-китаец глянул на меня, как на единомышленника-юмориста.
Делегация была приглашена в каюту, где мы с контр-адмиралом сели по одну сторону стола, а Ци Шань по другую, поерзав на мягком стуле с непривычки. Помощник и переводчик встали позади него, первый справа, второй слева. Видимо, начальник туговат на одно ухо. Слуга в ливрее, которая запросто давала фору не только халатам китайцев, но и нашим сюртукам, потому что мы с Джорджем Эллиотом одевались скромно, поставил перед нами хрустальные бокалы и наполнил красным портвейном, дешевым и забористым. Контр-адмирал и в напитках ценил в первую очередь простоту.
Он поднял полный бокал и произнес тост:
— Предлагаю выпить за здоровье нашей королевы Виктории и вашего короля — как там его?
— Айсиньгёро Миньнин, — подсказал я.
Джордж Эллиот повторил, не сильно исковеркав. Переводил китаец, подправив часть ошибок гвайлоу, в том числе добавив целую череду обязательных прилагательных к титулу правителя, из-за чего его речь оказалась раза в три длиннее.
— Он правильно переводит? — засомневался контр-адмирал.
— Да, — подтвердил я, пояснив: — С учетом местных традиций.
После чего Джордж Эллиот, не дожидаясь, когда высокопоставленный парламентер изложит, зачем прибыл к нам, огласил условия, на которых может быть подписан мирный договор: выплата контрибуции в размере миллион двести тысяч фунтов стерлингов (шесть миллионов долларов) серебра за конфискованный опиум, открытие порта Кантон для свободной торговли с разумными пошлинами и передача острова Гонконг в вечное пользование, куда передислоцируется гарнизон из Динхая.
— Я передам ваши слова нашему…. хуанди Айсиньгёро Миньнину, но он послал нас для того, чтобы завести в вашем лице друга. Эта война не нужна ни вашей королеве, ни ему… — начал Ци Шань, рубя фразы, чтобы удобнее было переводить.
— Меня не интересует, зачем прислали тебя, — грубо оборвал Джордж Эллиот. — Я не собираюсь слушать красивые речи, на которые, как мне сказали, вы большие мастера. Я озвучил наши требования. Тебе их передадут и в письменном виде. Поторопитесь с ответом, иначе мои корабли уничтожат ваши береговые форты, войдут в реку и начнут обстрел городов, сначала этого, как его?
— Тяньцзинь, — подсказал я.
— Да, а потом другие, пока не добреемся до вашей столицы. Тогда вы станете сговорчивее, но и наши условия будут другими, более жесткими, — закончил он.
