Голод Рехи (СИ) - "Сумеречный Эльф" (читаем книги онлайн TXT) 📗
Митрий снисходительно улыбнулся:
— Потому что я прошу его рассказать.
— А самому что, стыдно?
— У меня не было времени.
— Ах да, ты же пробивался к крепости Двенадцатого! Тебе же некогда! Знаешь, Митрий, союзники обычно делятся со своим отрядом информацией. Но что я для вас… ничтожество, пустынный эльф, тупое орудие.
Митрий молчал, глядя на Рехи, как на неразумное дитя. Но все же в переливчатых глазах промелькнуло подобие стыда и одновременно упрямства. Пристальный взгляд, прошивающий до души, выдерживали наверняка на все. Но Рехи старательно таращился исподлобья, грозно раздувая ноздри, как ящер перед прыжком. Хотелось кинуться диким рывком, ударить Митрия головой под дых, а потом выкрутить руку за крылья и еще надавать хорошенько по ребрам. От этой фантазии пересохшие губы даже тронула кривая ухмылка: пришелец наверняка читал мысли.
«Вот пусть полюбуется! Пусть посмотрит, что бы с Двенадцатым мог сделать, будь у меня десятая доля настоящей силы», — подумал Рехи. Но лицо Митрия не выдавало беспокойства, лишь извечную печаль. Поняв, что «игра в гляделки» не удалась, он скромно отвел глаза, а потом — как будто случайно — взмахнул руками. Отороченные светом просторные рукава балахона спали до локтей. И тогда Рехи увидел… совершенно обычную бледную кожу, перечерченную свежими шрамами от ожогов.
Так же, как у Сумеречного, так же, как у него самого. Хотя бы в этом «учитель» не врал, хотя бы в этом проявлял настоящую самоотдачу. «Но ради кого ты стараешься? Помог бы ты Инде? Помог бы Лойэ, Ларту, Санаре или еще кому-то, кто умолял о помощи, но так и не дождался ее? — негодовал Рехи, продолжая буравить взглядом. — Помог? Или все это время чертил на песке каракули, размышляя о круге Тринадцати и Стражах Миров? Сумеречный помог бы, я уверен, но ты ему запретил, придумал такое ограничение. Или не ты… а кто-то над тобой. И если над тобой еще кто-то, то ему что, совсем все равно, сколько зла творится в мире?»
— Ты не орудие. Но мы еще не знаем, какой ты союзник, — ответил вскоре Митрий, замечая, что театральный жест не произвел должного впечатления. — Ты верно понял: черные линии жгут нас с Сумеречным, тебя жгут белые. Как ни странно, Двенадцатый опутан белыми в сочетании с темными. И с ним мы еще справимся. Но Разломы — порождение черных.
— Черными тоже нелегко управлять. Лучше бы научил чему-нибудь полезному, «учитель».
— Если бы я знал, чему, — вновь вздохнул Митрий, и Рехи впервые осознал невероятную растерянность могущественного существа. Впервые ему пришла в голову догадка, что двое полубогов — или кого там — не наделены достаточной мощью, чтобы решить все проблемы его мира по щелчку пальцев. До этого сжигала изнутри полудетская обида, ему все мерещилось, что эти двое запросто могли бы прекратить все разрушения.
— Двенадцатый, похоже, плотно окопался в своей Цитадели, — с надеждой на хлипкое примирение предположил Рехи, опуская голову и рассматривая слегка пошевелившуюся голую девицу на полу. Почему-то не оставляла мысль, что ей, обескровленной, очень холодно на каменных плитах и следовало бы перенести ее обратно на мягкую шкуру. Хотя бы в благодарность за фальшивое удовольствие, которое она ему доставила. Так Рехи и поступил, пока Митрий собирался с мыслями. Очевидно, прикидывал, что следует знать «орудию», а чего не следует.
— Да, окопался, — эхом отразился его голос. Пронесся по залу, застрял в тени витых колонн.
— И он может убить вас? М? Ну, так, хотя бы в теории? — все более смело интересовался Рехи, отходя от каменной глыбы со шкурой.
— Не может, — ответил Митрий и вздохнул: — И мы его не можем. В этом и есть ловушка бессмертия.
«Все-то вы о бессмертии любите говорить, что это ловушка-ловушка. Да мне бы хоть сто таких ловушек!» — подумал Рехи, но представил старого адмирала, наказанного за измену Двенадцатому долгой жизнью. Да, наверняка за измену этой безумной секте сумасшедший «бог» их мира наказал часть эльфов, ушедших в пустыню.
Покарал невозможностью умереть, чтобы они видели воочию, как вырождаются в монстров их несчастные потомки. «Наверное, он мне далекий прапрадед был, раз взял на воспитание», — подумалось Рехи, когда он вновь представил свою деревню. Они ведь и с Лойэ находились в каком-то далеком родстве, да и со Здоровяком. Со всеми. Так и кочевали, как одна не слишком дружная семья, где каждый сам по себе. Они забыли призывы основателей, отшельников, которые спасались от проклятья подальше от Бастиона. Заветы провозглашали смирение и покаяние за грехи мира. Но через три сотни лет пустыню бороздила лишь стая охотников — венец проклятья Двенадцатого. Ураган оставил последних, самых упрямых, умеющих крепче остальных вгрызаться в жизнь. И отдавать ее ради «всех-никого» Рехи не собирался.
— Не знаешь, ради кого? — вновь уловил настроения и образы Митрий, и в тоне его послышалась тень угрозы: — Теперь ты знаешь, что в этом мире еще жива Лойэ. Но если мы не завершим нашу миссию, это будет недолго.
Рехи вздрогнул и выпрямился, точно проглотив двуручный меч. Вдоль позвоночника прошел холод обиды, а во рту вместе с новыми хлопьями пепла осел омерзительный вкус разочарования. Слова же застряли, потому что горло перехватывало от бессильного гнева. Нет, все-таки они с семарглом принадлежали слишком разным мирам.
Тварь крылатая! Митрий все думал об общем великом благе, а для его достижения подходили любые средства. Почему бы и нет! Накачать существ с человеческим рассудком нечеловеческой силой, которая разорвала их — неплохой план, конечно, очень неплохой. И не важно, сколько миров разрушится в ходе борьбы с одним великим злом в каком-то неизвестном мире Бенаам. Главное — найти великое зло и назначить себя великим добром. Количество жертв — это мелочи в борьбе «великих». Вот так и вылез портрет прекрасного добра с фресок.
Рехи кинулся вперед и замахнулся кулаком на неподвижно зависшего над полом Митрия. Но от бездействия со стороны противника он лишь ударил обожженным кулаком по стене. Боль не прошла от руки к голове, только приглушила немое отвращение. Рехи внезапно ощутил себя выше этого великого экспериментатора. Да настолько выше, что захотелось громко рассмеяться.
— Так вот, значит, как. Вот, значит, куда ты теперь ведешь, — выплюнул Рехи, кривясь от вымученной улыбки, но оскалил клыки: — То втирал мне, что надо отрешиться от всего и не любить никого, то теперь шантажируешь любовью. Знаешь что. Если Лойэ жива, я найду ее и уберусь из этого Бастиона.
— А дальше? — мотнул головой Митрий.
— Дальше… посмотрим.
— Смотри, — кивнул Митрий.
Рехи еще несколько раз ударил по колонне, а потом схватился за окровавленную кисть. Незаживающие руки порядком надоели, хотелось вернуть старые мозоли на широких ладонях и огрубевшую кожу, чтобы сподручнее сжимать меч. Но теперь все вокруг требовали от него иной силы, иных навыков. Рехи ощущал себя в центре всеобщего внимания, даже Митрий говорил с ним уже как с равным, шантажировал как равного. Ведь ручных монстров так не уговаривают, значит, «орудия» всерьез опасались.
«А что если у меня есть еще и выбор, на чью сторону встать? Что если я захочу уничтожить мир вместе с Двенадцатым? Не просто же так он является мне во снах вместе с лиловым?» — впервые задумался Рехи. Он вспоминал, как Двенадцатый подбирался к нему через отпечаток воспоминаний жреца. Выбор. У него еще оставался выбор. Возможность выбора и чувство голода отличают живых от мертвых.
— И как же вы намерены победить Двенадцатого? — поинтересовался Рехи, задумчиво прищурившись. Он прошел к низкому столику, где уже привычно лежали свежие повязки и снадобье для обработки ран, и обмотал тряпицей кровоточащую руку.
— С помощью меча, разящего неправого, — скучающе отозвался Митрий. Он утратил неприятную хитрецу, которая вспыхнула желтыми искрами в его глазах при словах о Лойэ.
— И что это за дрянь такая? — незаинтересованно спросил Рехи.
— Оружие, способное поразить бессмертного Стража Вселенной, когда тот превратится в Разрушителя, — торжественно изрек Митрий. — Однажды такой меч настигнет и Сумеречного.
