Голод Рехи (СИ) - "Сумеречный Эльф" (читаем книги онлайн TXT) 📗
— Значит, ты снова обрел свободу воли? — заметил он, вспоминая все разговоры с Сумеречным.
— Значит. На время, — кивнул он.
— Ну, так поможешь?
— Если бы я мог! Когда я обретаю свободу, как сейчас, это обычно связано с такой опасностью, которую даже Стражу Вселенной не под силу преодолеть. Черные линии будят мою тьму.
Он сжал кулаки и указал ими повыше грудины, как будто именно там боролись живой искрой в помертвелой от времени душе свет и тьма.
— И что будет, если она пробудится?
— Я стану как Двенадцатый. Разрушителем Миров.
— Паршиво, — выдохнул Рехи. — И что же делать?
— Пока не знаю.
Всех пожрал голод незнания. Страшный обезоруживающий голод, выпивающий последние силы. И после его пиршества не осталось ничего. Истерзанный Сумеречный вскоре молча ушел, и Митрий тоже больше не появлялся. Рехи все бросили. Совершенно все.
========== Покровы тайны ==========
Несколько месяцев Рехи просто гнил. Разлагался, подобно приклеенным к стенам полутрупам. Он не знал, как победить Саата. И никто не знал.
Митрий строил неудачные планы, как прорваться к Цитадели, Сумеречный ушел спасать от верного падения какой-то мир Зорэм. Говорил, там еще не все линии почернели. Обещал вернуться с новыми знаниями. Да все не возвращался. Сопротивление кануло в неизвестность вместе с Лойэ и Наттом. Все поглотила тягучая неопределенность.
— Митрий, а, Митрий, — временами спрашивал Рехи. — Если ты верховный семаргл, то что же не приведешь свою армию? Много вас там, наверное. Чего без дела сидят?
— Не сидят, в других мирах сражаются. Они не выживут в твоем мире, — отвечал Митрий, украдкой появляясь из стен или сходя с потолка. — Семарглы слабее Стражей Вселенной. Среди черных линий я-то едва не становлюсь Павшим. Черные линии — средоточие отчаяния, а мы ведь вестники надежды.
Рехи кивал, хотя больше злился от слепой обиды брошенного, чем понимал. Митрий уходил. Возвращался он редко, говорил торопливо и быстро исчезал, как тать ночной. Он утверждал, что Саат ни в коем случае не должен узнать о союзниках Рехи. И так оправдывал свое бездействие.
— Значит, вы не можете его победить? — спрашивал безнадежно Рехи. Постепенно он убедился, что никто не намерен его вытаскивать. Обещание какому-то пустынному эльфу легко нарушить. На роль избранного он не годился изначально, а тут еще оказалось, что вокруг не так уж мало других стражей.
— Победить — можем. Но не сейчас. Вокруг него слишком много черных линий. Если я вызову Саата на поединок, то стану Павшим. Если Сумеречный вызовет и попадет в кокон черных линий… Боюсь, он станет Разрушителем.
— Паршиво. Паршивее некуда, — кивал Рехи. Это колкое словечко в последнее время слишком часто становилось ответом на слова Митрия. Беспомощность могучих воинов лишала сил, которые и без того подтачивал постоянный голод пленника.
— А полукровки? Они не могут его победить? Они ведь видят сквозь иллюзии Саата! — спрашивал Рехи. Уже не в первый раз, будто надеялся на другой ответ. Иногда во сне — собственном сне, не колдовских видениях — он видел Ларта в боевой броне. Великий король скакал на Ветре через пустошь, чтобы сразиться с Саатом, чтобы срубить закаленным мечом поганую голову чудовища. Прекрасная картина, чарующая. Жаль — всего лишь иллюзия.
— Да, полукровки видят сквозь завесу. Но это не дает им силу, чтобы сражаться с черными линиями. Пойми меня правильно, Рехи, я знаю, что Ларт стал тебе другом и даже больше…
— Да что ты вообще знаешь, — осклабился Рехи.
— Ладно. Не будем об этом, — поморщился Митрий. — Я о силе полукровок. В прошлые времена союз эльфа и человека был обычно бездетным. В редких случаях появлялись дети, они были похожи чаще на людей. Впрочем, тогда и не существовало особенных различий между людьми и эльфами. Но после Падения все изменилось. Как ты знаешь.
— Еще б мне не знать!
— Эльфы начали пить кровь. Изменились сильнее людей, но отчего-то за эти три сотни лет и возникло немало полукровок. Но других. Они стали отдельным видом. Хищным и плотоядным. Полукровки после Падения — это порождение черных линий, как и Саат. Поэтому они неподвластны его иллюзиям. Они находятся на одном уровне восприятия. Искаженном и неправильном.
Митрий говорил спокойно, назидательно и с почти нескрываемым отвращением. Похоже, он тоже считал полукровок чудовищами, гадким вырождением природы. У Рехи же перед глазами стояли Ларт и Санара. Они не могли быть ошибками, сбоем великого замысла.
Ларт сотни раз спасал Рехи, а без Санары маленький Натт и возлюбленная Лойэ просто не выжили бы. «Разве какие-то линии определяют поступки? Будто раньше «создания белых линий» не совершали зла. Будто мятежный брат того трусливого короля не был чудовищем. Это ведь из-за него все началось. Это ему зачем-то понадобилась чужая жена и королевство в придачу», — размышлял Рехи, с тяжелым сердцем коротая дни и ночи.
К нему уже не допускали служанок из купален, он и сам отвергал. Толпе его тоже почти перестали показывать. К тому же ему не давали досыта наесться, принося лишь раз в четыре дня чарку свежей крови.
Голод славы откатился до изначального обычного голода, с которым он родился и вырос в пустыне. Просто хотелось впиться зубами в чью-нибудь шею. Но если раньше он мог хотя бы попытать удачу, отправившись на охоту, то теперь в заточении ему оставалось только ожидание.
Ожидание всего — чарки крови, возвращения Митрия или Сумеречного, ожидание побега. А кроме него — мысли. Он успел повторно вспомнить и перебрать все сны прошлого, затем разложил по косточкам события собственной жизни. И пришел к выводу, что во многих ситуациях вел себя то как последний идиот, то как трус, то как монстр не хуже Саата. Хотя бы в тот день, когда по велению Ларта на допросе сдирал тонкими полосками кожу с лазутчика. Всякое случалось, без сомнений. Немало жестоких решений принималось под действием жестоких обстоятельств. А их-то создала беспощадная пустошь, то есть Двенадцатый. Но Рехи себя не оправдывал.
— Что же вы две тысячи лет делали? Зачем дождались такого, если знали, что «эксперимент провалился?» — допытывался у Митрия Рехи при очередном визите.
— Искали Двенадцатого.
— Не могли подумать, что он вернулся в свой родной мир?
— Он тщательно спрятал свой мир. Твой мир. Заставил забыть о нем, поверить, что планета уничтожена. А Сумеречный с его всезнанием тоже не видел, потому что Стражи Вселенной не ведают собственной судьбы. Где «белые пятна», там чья-то судьба пересекается с их собственной. Как видишь, здесь мы оба вынуждены сильно вмешиваться, поэтому изначально ничего и не знали.
— А в те миры, про которые все знали? Вы там не вмешивались?
— Не приходили, не приходим и не намерены приходить.
— Даже если они гибнут? Даже если люди молят о помощи тех, кто сильнее?
— Так нужно. Иначе нарушится закон свободы воли. Если нет «белых пятен», мы не можем вмешиваться, иначе светлые линии мира почернеют. И случится Падение.
— Значит, не помогаете? Чисто по своей воле, из любви или симпатии… Или хотя бы как одно разумное существо другому?
— Нет. Нельзя. Да, это больно признать. Порой приходится жертвовать сотнями, чтобы спасти миллионы.
Рехи не нашелся, что ответить, захлебнувшись возмущением. Он поражался хладнокровию Митрия, из-за которого этот беспощадный вестник добра временами напоминал рептилию. Конечно, он видел слишком много разрушений и боли, чтобы сохранить хоть каплю милосердия. Рехи и сам-то едва ли обучился этому великому искусству. Он сопереживал тем, кем дорожил, а не множеству далеких миров.
И все же последнее время иногда представлял, как сотни таких же, как он, парней — эльфов, людей или еще кого — сотнями гибнут где-то на других планетах. Молят о помощи богов, просят защитить их дом, их семьи, жен и детей. Но никто не приходит. И не потому что никого нет, а потому что у верховного семаргла не получился один эксперимент, поэтому он запретил даже удачным его «частям» хоть кого-то спасать.
