ШТОРМ. За бурей не всегда приходит рассвет (СИ) - Малунов Николай Александрович "Дневники Бродяги"

- Ты давай… Кончай это… - два нажатия. – Слышишь?! – нажатие. – Не делай так! – Нажатие. – Слышишь?! – Нажатие. – Не-взду-ма-й! – Нажатие…

Оторваться, зажать нос, вдохнуть два раза и снова за «насос». Снова оторваться, вдохнуть, качать. Вдохнуть, качать. Вдохнуть. Качать… И так вечность.

Вечность.

Вечность.

Вечность…

Ровно столько пока силы не покинули его… А точнее сказать не свалило с ног осознание, что все тщетно.

Он опустился рядом с ней. Слезы. Давно забытое ощущение, когда из тебя вытекает что-то кроме крови, мочи и блевотины. Глаза резануло от самой глубин, от мозга, до роговицы. Сердце застучало в ритме, который невозможно повторить или посчитать. А все тело вздрогнуло непроизвольно, как от лютой стужи. Стужи, которая растекалась от сердца… от самой души. Такой, которой можно заморозить все вокруг. И эту станцию. И эти проклятые льды. И весь этот гребаный мир! Все! Кроме боли. Всеобъемлющей. Бесконечной. Тоскливой.

Он сидел, опустив голову, тихо рыдая. Руки обжигали капли слез, падавших на них. Смешивались с кровью и грязью. Они смывали все, оставляя его чистого, голого, беззащитного перед страданиями. Ему было глубоко безразлично, на то, если бы сейчас сюда кто-то ворвался. Он, наверное. Даже ждал этого! Ждал скинуть оковы и обязанность, ответственность и груз. Убили б и хрен с ним! Тишина и покой. Наконец-то!

- Сука, - выдохнул он и в сердцах ударил кулаком по бетону.

Боли не было. Он ударил еще раз и еще.

- Сука, сука, сука! – заорал Данил уже в полную силу, проклиная и ненавидя всех и себя в том числе.

Себя больше.

Надо было остановиться! Надо было завершить все это еще тогда! Отказаться… не пускать ее! Пусть лучше бы он подох, чем она! Кому теперь молиться? Кого просить поменяться с ней местами?!

А некому, Байкал, дружище, некому! Только этим бетонным стенам, да темноте. Можешь еще морозу уличному помолиться. Или проклясть его. Можешь всех разом проклинать и ругать. Это. Ничего. Не. Изменит. Не воскресит. Не исправит. Ни ее, ни его… Теперь тебе остается только одно. Завершить начатое ими дело, если ты, конечно, мужик! И… А дальше… Дальше пулю голову. Больше потому, что никак…

Бульк… Рядом раздался глухой звук. Бульк… Бульк…

Петров поднял заплывшие глаза.

Младенец в банке встрепенулся. Раз… другой... Дернул маленькой ручкой. Ножкой.

Внутри зародилось странное чувство. Словно где-то в груди стало внезапно тепло.

Данил тяжело, со всхлипом вздохнул. Поморщился.

За ребрами кольнуло. Нет, не от грусти или печали… Это шевельнулся осколок, прилетевший ему в подмышку. Артерию, благо, не задело, но крови натекло как с поросенка. Отсюда и слабость.

Подтянув инкубатор к себе, он аккуратно поднял его, посмотрел на малыша.

Ребенок. Настоящий. Живой!

«Сын… Спаси сына», - вспыли ее слова перед смертью. Чьего сына? Сердце кольнуло, на этот раз не от осколка. Чьего сына? Ее? Его? Их?! От догадки Данилу стало плохо. Ее тошнота, температура… Плохое самочувствие, и настроение… Все встало на свои места. Так что… Наталья была… Беременна?! Но как? Когда? И… И-и-и-и-и как… Почему не сказала?!

Он дернул губами. Какая уже разница… Положив банку на колени, Данил медленно потрогал рану. Рубашка разорвана, под ней мокро. Дырка не глубокая, в мясе, но боль от нее сильная. Стреляет до самого глаза. А вот еще одна… В ноге… Выше колена… и еще одна – чуть ниже. Так его не хило оказывается, зацепило!..

- Тампонада! – сами собой вспомнились слова инструкторши в лагере на обучении. – Самое главное сразу остановить кровь! Если вытечет слишком много, уже не откачают. Потому мота-а-а-а-аем, ту-у-у-у-у-уго. Чем туже, тем лучше!..

Слова из другой жизни. Откуда-то из очень далекого прошлого. Такие тихие, словно дыхание ветра. Мир стал другим… Раньше все в нем было понятно. Это враг, в него стреляй. Это дырка – ее латай… А сейчас… А сейчас ничего не ясно. Об мира – тот, что снаружи и тот что внутри у Данила перевернулись мгновенно. Сначала погиб лучший друг. Столько прошли вместе… Вроде недавно познакомились, в той проклятой школе, ночью... А уже считай, целая жизнь прошла! Теперь вот она… Сколько еще смертей нужно этой ненасытной вселенной?! И наступит ли он тут когда-нибудь, мир этот?!

- Зато ты стал отцом… - тихонечко сказал внутренний голос.

Данил улыбнулся.

От-цом… Смешно… Он прошептал чуть громче: «Па-па»…

Губы сами собой растянулись в слабой улыбке. Мозг от недостачи кислорода и кровопотери начал бредить. Ему показалось, что малыш в банке улыбнулся ему в ответ…

- Эх, - подумал Петров, глубоко вздохнув. – А своего отца я так и не повидал… Жив ли старый?.. Так ведь за все это время и не поинтересовался! Даже не вспомнил! А теперь… Теперь, когда костлявая уже за спиной, дышит в затылок, готовясь поцеловать своими ледяными губами, почему-то вспомнился отец… Тот, из-за которого он и пошел в армию… По стопам, как говорится. Вредный. Упрямый. Хотел доказать, что не хуже… Доказал?!. Сын называется! Пол года не вспоминал, а как в жопу ужалили, так сразу про папу подумал… Но что уже сделаешь? Жаль, не позвонить, ни письмо не оставить о том, как его сын погиб…

Данил зажмурился. Представил на мгновение отца… Вот он, старый, сидит за своим столом где-то в Екатеринбурге… А Данил, тут, за тысячи километров, перед самым концом шлет ему мысленную весточку… Услышит ли? Почувствует?.. Хотелось верить…

В легких забулькало. Данил судорожно вздохнул.

- Извини, сынок, - прошептал он, открывая глаза, – не судьба, видать нам выйти…

За спиной что-то затрещало. Трещало, кстати, давно, только Петров раньше не придавал этому звуку внимания. Да и уши видать, только разложило, свист в голове прошел.

Данил запрокинул голову. Узел радиосвязи. Тот самый, который он уже видел здесь в прошлый раз. А! Вон, кстати и парнишка тот… Лежит, дыркой в легком булькает… ну что-ж, сынок. Не повезло тебе… А что поделать? Время такое! Я бы помог, да патронов маловато.

Ослабевшей рукой Байкал дотянулся до переговорного устройства. Тяжело поднялся, уселся в кресло, надел наушники. Нет, не уселся. Упал. Оглядел станцию. «КВ, ВЧ, УК-РП, ЁКЛМН»… от обилия сокращений голова заболела сильнее.

Отыскав что-то похожее на подстроечную частоту, щелкнув переключатель «антенна» в положении «вкл.», «питание» на «аккум.», «Связь» на «прдч.», пододвинул микрофон.

Выбраться ему, видать, уже не суждено, а вот исполнить вторую волю умершей, он еще был в силах. Уничтожить это место. Разрушить до основания, испечь до самого ада… Не зря видать старика вспомнил. Ох не зря! Теперь бы только дозвониться... Только допроситься!

- «Струна»… «Струна», - проговорил он не громко… - Это «Байкал»… «Струна» - «Байкалу», «Струна» - «Байкалу»… - шипение в эфире, шипение в легких и в носу. - «Струна» - «Байкалу»! Ответь!

Тишина… Треск помех. Второй канал бубнит неясным голосом. В ушах звон. Сильнее и сильнее, в зубах уже отдает…

- «Струна» - «Байкалу», прием… «Струна» - «Байкалу», прием… - в глазах темнеет.

- «Струна»… Это «Байкал»… «Струна»… Это «Байкал»… Пап… Ответь…

«Ш-ш-ш-ш-ш-ш, фр-фр-фр-фр, ву-у-у-у-а»… И тишина. Ничего.

Данил покачнулся. Голова поплыла. Но он удержался. Рядом кто-то заворочался. Оглядываться он не стал. Достучаться! Дозвониться! Докричаться до отца сейчас для него стало приоритетной задачей. Он знал, что он его услышит… Нужно лишь погромче позвать… Мозг вспыхнул, в последней вспышке и Данил упал.

***

Ему снился сон… чудесный, светлый. Такой, какой уже не снился давно. Его в последнее время вообще сны не посещали. А тут. На тебе! Столько всего разом! Но!..

Петров открыл глаза.

Поднялся.

Кровать скрипнула, нарушив тишину.

В коридоре раздался торопливый шаг. Видимо он его и разбудил. Глянув на часы, отметил, что проспал совсем не много. Надо же! А ощущения отличные! Полон сил, и… В груди кольнуло…

- Товарищ генерал! – ворвался в помещение молодой солдат-посыльный.