Меж трех времен - Финней Джек (читать книги без сокращений TXT) 📗
Что же так восхищает его в Рузвельте? Что ж, Т.Р. всегда остается самим собой. Как-то он отправился на пешую прогулку с французским послом, и когда они дошли до Потомака, отослал своих телохранителей из секретной службы. Затем (день был летний, отменный) президент и посол разделись, всласть наплавались в Потомаке, выбрались на берег, посидели на камнях, обсохли на солнышке, оделись и пешком вернулись в Белый дом. Рузвельт независим и обладает чувством юмора. Но нрав у него крутой.
- Он очень заботится о физическом развитии, а потому издал указ, требующий, чтобы офицеры флота каждую неделю совершали прогулки верхом по девяносто миль. Он говорил мне: «Если бы ты видел, сколько я получил протестов против своего указа о верховой езде офицеров флота, ты бы понял, что большая часть офицерского корпуса и армии и флота только и ждет, когда я покину Белый дом, чтобы изводить моего преемника просьбами изменить указ. Но я-то знаю, что мой приказ отнюдь не так суров, как им кажется; а если это и так, я хочу убедиться в этом лично. Если мы с тобой и два флотских офицера сумеем за один день проехать девяносто миль, мы никогда больше не услышим ни единого слова протеста. Это заткнет рот всем критикам, и офицерский корпус сам будет заботиться об исполнении указа, почитая это делом чести».
В другом конце зала поднялся из-за столика крупный плотный мужчина, ужинавший в одиночестве, и громко запел приятным баритоном. Песня, в которой часто повторялась фраза: «Я хочу то, что хочу и когда хочу!», была, как сказал Арчи, из мюзикла, в котором этот человек играл главную роль. Едва он запел, как почти все посетители «Ректора» схватились за бокалы, ножи и тому подобное и принялись стучать по столам в унисон с каждым «хочу». «Я ХОЧУ то, что ХОЧУ и когда ХОЧУ!» - пел мужчина, и каждое «ХОЧУ» почти заглушалось дружным бряцаньем столовых приборов.
Он закончил и поклонился под общие аплодисменты - хлопали даже официанты и музыканты из оркестра, которые негромко аккомпанировали ему. Затем он сел и вновь принялся за еду. В зале возобновился всегдашний гул застольных разговоров.
- Так вот, - продолжал Арчи, - в день поездки, а вернее сказать, в ночь, потому что именно в середине ночи президент постучал в мою дверь, мы позавтракали, и было всего двадцать минут пятого, когда президент, адмирал Рикси, доктор Грегсон и я уселись в седла. Президент ехал на Росуэлле, а подо мной был мой верный Ларри. Офицеры флота тоже были на своих собственных скакунах. Мы проехали рысью по Пенсильвания-авеню и через десять минут одолели мост. Но, Сай, до чего холодный дул ветер! И все вокруг промерзло насквозь.
Дороги, по которым мы ехали, после оттепели и снегопада превратились в сплошные ямы, ухабы и рытвины, а теперь это все еще и заледенело. Однако нам удалось доехать до здания муниципалитета в Ферфаксе к шести двадцати. Я еще раньше выслал вперед двоих кавалеристов-ординарцев, чтобы они подготовили нам сменных лошадей в Ферфаксе, Каб-Ране и Бакленде, но не объяснил им, для кого предназначены эти лошади. Разумеется, это были самые обыкновенные кавалерийские клячи.
В Ферфаксе нас ожидала первая смена лошадей под присмотром кавалериста из Форт-Майера. Мы сменили коней за четверть часа и, не тратя времени, резвой рысью поскакали в Сентервиль. В Каб-Ране мы снова переменили коней, и для нас с президентом перемена оказалась к худшему. Наши новые скакуны были злобны и медлительны, а у моего оказался на редкость мерзкий нрав.
Однако президент был в отменном состоянии духа - он шутил с адмиралом насчет виргинских дорог и гадал, что сказали бы старые ветераны, если б их духи увидели, как он скачет через Булл-Ран с этими мятежниками - так он называл нас.
- Это, кажется, Джек Лондон? - спросила Джотта, движением подбородка указывая на столик в другом конце зала, и мы посмотрели туда.
- Думаю, он, - сказал Арчи, и я был с ним согласен. У человека, сидевшего за столиком, было то самое лицо, та самая внешность начала столетия, какую можно увидеть на фотографиях йельской футбольной команды тех времен, когда они еще не носили шлемов - волосы длиннее обычного, вязаные фуфайки с высоким воротом - внешний вид, который давно уже исчез из мира. Да, этот человек, совершенно точно, был Джеком Лондоном. - А с ним, думаю, Ричард Хардинг Дэвис и Джеральд Монтизамберт.
Я ничего не сказал: я понятия не имел, кто такой Ричард Хардинг, хотя очень хорошо знал - да и кто не знал - зловещее и печально известное имя Джеральда Монтизамберта.
- К тому времени, когда мы доехали до Гейнсвилла, - продолжал свой рассказ Арчи, - мы все уже чувствовали, что поездка увенчается успехом. Мы рассчитали свои силы, знали, на что способны, и когда в девять тридцать пять мы добрались до Бакленда, настроение у всех было отменное.
Там мы опять сменили лошадей и сделали последний рывок - к Уоррентону. Мы думали быть в городе к одиннадцати, но поспеть в срок казалось делом безнадежным - на дороге было столько ям и ухабов, что нам все время приходилось съезжать на обочину, чтобы хоть как-то наверстать упущенное время. Тем не менее мы пускались в галоп, едва попадался более-менее приличный отрезок дороги, и в тот самый миг, когда городские часы пробили одиннадцать, мы выехали на главную улицу города. Кое-кто из местных жителей узнал президента, и новость скоро распространилась по всему городу. Горожане поверить не могли, что мы прискакали верхом из самого Вашингтона. Президент произнес перед ними краткую речь, а в результате ему пришлось управиться с ленчем всего за десять минут.
Из Уоррентона мы выехали в четверть первого, но обратную дорогу к Бакленду одолели только к часу тридцати пяти. Мне достался конь, который всю дорогу грыз удила, а один раз, когда мне пришлось спешиться, чтобы осмотреть подпругу на седле президента, у меня четверть часа ушло на то, чтобы вернуться в седло. Конь то бросался вперед, то пятился, а вдобавок ухитрился так лягнуть доктора Грегсона, что едва не вывел его из строя. Наконец я попытался прыжком вскочить в седло, и, к счастью, эта попытка удалась. Выразить не могу, до чего же я был счастлив, когда сдал этого зверюгу с рук на руки ординарцу в Бакленде!
Между Баклендом и Каб-Раном наши силы уже были почти исчерпаны. Адмирал Рикси ехал первым, задавая аллюр - конь под ним был отменный, его собственный, и адмирал пустил его тряской рысью - ему-то хорошо, а вот нам с президентом приходилось туго, потому что мы ехали на самых злобных и невыезженных клячах, каких только удалось выкопать в Форт-Майере. Наконец, когда мы добрались до Каб-Рана и снова двинулись в путь, президент велел Рикси ехать замыкающим, а мне - задавать аллюр. Я решил ехать шагом, когда дорога будет плохая, и пускаться в галоп, если попадется прямой участок; как ни странно, таким образом мы передвигались куда быстрее, потому что шаг позволял всадникам отдохнуть, а галоп согревал кровь и поднимал настроение.
Перед самым Сентервилем на нас обрушилась буря, налетевшая с севера, - дождь со снежной крупой, и эта непроглядная метель сопровождала нас неотлучно до самого Вашингтона. Дул ураганный ветер, и ледяное крошево так хлестало нас по лицам, что мне казалось, будто я уже истекаю кровью. Тем не менее мы продолжали скакать к Ферфаксу, отвоевывая каждую милю и в душе начиная сомневаться, сумеем ли мы вообще доехать до Вашингтона из-за сильного снегопада. Добравшись до Ферфакса, мы получили назад коней, на которых начали поездку, и никогда в жизни я не испытывал такого облегчения, как когда услышал от ординарца, что Ларри и Росуэлл вполне пригодны к дороге и не захромали из-за прогулки по ухабам. На любых других конях мы вряд ли смогли бы благополучно добраться до Вашингтона - если бы вообще добрались.
Мы выехали из Ферфакса в кромешной темноте и практически всю дорогу до Фоллс-Черч ехали шагом. Президент от самого Сентервиля ехал вслепую - на очках у него намерз лед, и он ничего не мог перед собой увидеть. Он просто доверился Росуэллу. Я задавал аллюр, он ехал за мной, а замыкали шествие Грегсон и адмирал Рикси.
