Всеблагое электричество - Корнев Павел Николаевич (читать книги без .TXT, .FB2) 📗

Я не стал больше мозолить глаза гостям и спустился на первый этаж. Сменил на посту в коридоре Луку, уселся на стул и принялся зарисовывать в блокноте лицо Августо Маркеса. Попутно размышлял, сколько мы еще сумеем продержаться в подобном режиме, прежде чем крысы побегут с тонущего корабля. По всему выходило, что ждать этого остается очень недолго. И уж тем более нам было не потянуть войну ни с сицилийцами, ни с китайцами.

Толком порисовать не получилось. Постоянно кто-то пытался прорваться к танцовщицам, приходилось гонять подвыпивших поклонников, отвергнутых ухажеров, театральных обозревателей и прочую назойливую публику.

Когда девицы разошлись, стало спокойней, а потом появился Альберт Брандт и сообщил, что он идет раскочегаривать самоходную коляску.

— Мы поедем ко мне! — под конец объявил поэт с нескрываемым вызовом.

— Кузина — взрослая девочка, мсье Брандт, — пожал я плечами. — Просто не отрывайтесь от нас.

— Не стану, — пообещал Альберт, надел на голову низкий цилиндр и ушел на улицу.

Я сходил в подвал за револьвером, потом отыскал Луку и предупредил, что пора запрягать коляску.

— Минут через пятнадцать отчалим.

Громила без лишних слов отправился на задний двор, а я рассказал о нашем отъезде Гаспару и Антонио и встал у лестницы, дожидаясь появления Софи. Увидел ее и сразу отметил неестественно прямую спину и поджатые губы.

Софи направилась в кабинет, я нагнал ее и спросил:

— Проблемы?

— Будто не знаешь! — вздохнула хозяйка клуба. — Фальер из меня душу с этими бумагами вынул! — Она отперла дверь, взяла шляпку и сумочку и вернулась в коридор. — Маркиз тоже ведет себя непонятно. Разговаривал со мной сквозь зубы! Даже не знаю, какая муха его укусила!

Я рассказал о частном детективе, но Софи только покачала головой.

— Разбирайся с этим сам, Жан-Пьер!

Другого ответа я и не ожидал, поэтому усмехнулся.

— Разумеется, кузина.

Мы покинули «Сирену» и спустились с крыльца к самоходной коляске поэта.

— Как собираетесь ехать? — спросил я у Альберта.

— На следующем перекрестке поверну к набережной. В это время она уже пуста, — сообщил Брандт. Он кинул шляпу на сиденье, надел гогглы и принялся натягивать кожаные краги. — Устраивает?

— Устраивает, мсье Брандт, — кивнул я. — Только повозитесь с котлом еще минут пять. Мы перехватим вас сразу за поворотом.

— Как вам будет угодно, — до лицемерия учтиво улыбнулся мне поэт.

Я взбежал на крыльцо, попросил Гаспара присмотреть за кузиной и поспешил на задний двор.

Если кто-то и в самом деле вознамерится проследить за самоходной коляской поэта, то при определенной сноровке он непременно заметит и наш экипаж. А так — да мало ли куда мы могли поехать?

Лука выгнал коляску с заднего двора, а я закрыл ворота и заскочил к нему на козлы. Миновав узкий темный проезд, мы выкатились прямо к перекрестку и пересекли его, а на следующем повернули направо. Там шла сплошная стена домов, но после цирюльни на глаза попался темный переулок, и я скомандовал:

— Давай туда!

Лука заехал в небольшой дворик, крутанулся там и развернулся к выезду на дорогу.

— Не упустим? — засомневался он, поправляя заткнутый за пояс револьвер, который упирался ему под ребра.

— Не должны, — успокоил я громилу, надеясь, что Альберту хватит ума не дразнить меня, меняя согласованный маршрут.

Но нет — вскоре послышался шум парового движка и мимо нас прокатил ярко-красный самоходный экипаж, приземистый и удивительно элегантный. Я немного выждал, желая убедиться в отсутствии слежки, потом махнул рукой:

— Поехали!

Когда мы вывернули на дорогу, задние фонари самоходной коляски светились алыми маячками уже метрах в пятидесяти. Лука встряхнул вожжами, лошадь зацокала подковами немного бодрее, и наше отставание начало понемногу сокращаться.

— Полегче! — даже придержал я громилу. — Они на повороте встать могут!

Но не встали. Просто не доехали.

Во дворах вдруг отчаянно затрещал пороховой движок, и на дорогу выкатился массивный фургон. Поэт ударил по тормозам, и самоходная коляска едва не пошла юзом, но все же замерла в паре метров от неожиданного препятствия.

И тут же из фургона выскочили двое! Один с ходу подскочил к Альберту и ткнул его телескопическим шестом разрядника. Сверкнула ослепительная искра, и поэт завалился грудью на баранку. Второй налетчик сунулся к Софи, но в лицо ему хлопнул пистолетный выстрел. Бандит рухнул на дорогу, и тут же возник револьвер в руке его напарника.

Лука открыл стрельбу первым. Темень ночи разорвали длинные дульные вспышки, и налетчик переключил свое внимание на нас. Пятясь к фургону, он выстрелил раз-другой, и Лука вскрикнул и перекосился на один бок. К этому времени я уже выдернул из-за пояса «Веблей», перехватил его двумя руками и поймал на мушку едва различимую в темноте фигуру.

Отдача подкинула револьвер, бандит крутнулся на месте и упал на дорогу. Падение спасло ему жизнь — вторая моя пуля прошла выше и угодила в борт фургона. Налетчик начал подниматься на четвереньки, но тут Лука неожиданно точным для раненого выстрелом сбил его обратно. Но и сам после этого выронил оружие, зажал ладонью бедро и скорчился на козлах. Даже в темноте было видно, как быстро пропитывается кровью его штанина.

— Давай! — крикнул громила, и я без колебаний бросился на помощь кузине. Фургон дернулся, сдавая назад, но перепуганный водитель поспешил, и движок заглох. Софи разрядила второй ствол дерринджера в лобовое стекло; кто-то выскочил из-за руля и бросился наутек. Разглядеть удалось лишь спину.

Вокруг головы ранившего Луку бандита растекалось кровавое пятно; я не стал задерживаться у него, обежал фургон и ринулся вдогонку за водителем. Беглец заскочил в арку соседнего дома, и мой револьвер трижды плюнул вдогонку огнем, прежде чем тот окончательно растворился во мраке подворотни.

Едва ли попал — для меткого выстрела сумерки сгустились слишком уж сильно.

Преследовать водителя я и не подумал. На соседней улице уже вовсю надрывался полицейский свисток, а Софи шлепала поэта ладонями по щекам и кричала как оглашенная:

— Альберт! Альберт, очнись!

— Умолкни! — потребовал я. — Это просто разрядник!

Подъехала наша коляска; перетянувший ногу выше раны ремнем Лука едва сидел на козлах и был бледен как смерть.

— Надо убираться отсюда! — просипел он и заскрежетал зубами от боли. — Сейчас набегут легавые!

Я ухватил обмякшего поэта под мышки, выволок его из-за руля и затащил на заднее сиденье коляски.

— Софи, помогай! — поторопил замешкавшуюся кузину, а когда та устроила голову Альберта у себя на коленях, скомандовал Луке: — Дуйте в клуб! Живее!

Софи попыталась возразить, но коляска тут же развернулась и укатила вдаль по улице. Я быстро огляделся по сторонам и склонился над телом убитого метким выстрелом Луки налетчика.

Китайцы или сицилийцы?

Сицилийцы или китайцы?

Я сдернул закрывавший низ лица платок и запалил спичку.

Убитый оказался европейцем.

Джузеппе, выродок такой! Ты об этом еще пожалеешь!

Послышался едва слышный сип, я выпрямился и перебежал к типу, которого подстрелила Софи. Выстрел в упор хоть и пришелся в грудь, не сумел прикончить бандита.

Я это исправил. Просто приставил револьвер к голове подранка и спустил курок.

И тут же через три дома мелькнул отсвет электрического фонаря, и кто-то что было сил заголосил:

— Стоять! Ни с места!

Часть пятая

1

Людям прекрасно известно, что они умеют делать, а чего делать не умеют. Зачастую они заблуждаются в оценке собственных способностей, но знать — знают наверняка. Я такой роскоши был лишен. Сложно объективно оценивать собственные навыки, когда понятия не имеешь, чем занимался еще два года назад.

Когда я запрыгнул на водительское место самоходной коляски, то не разбирался с управлением ни мгновения. Утопил педаль, переключая движок на задний ход, и коляска начала медленно откатываться от фургона бандитов, который почти полностью перегородил проезжую часть. За спиной вновь послышались крики, я второй раз надавил ботинком на педаль и выкрутил руль. Колесо с каучуковой шиной заскочило на бордюр, экипаж подпрыгнул и легко преодолел невысокое препятствие.