Черная камея - Райс Энн (читать хорошую книгу TXT) 📗
– Просто он так и не дождался подходящего момента, чтобы тебе рассказать, – подхватила Большая Рамона.
– Конечно, мы думали, что Гоблин – призрак близнеца, – высказалась Жасмин, – по крайней мере иногда. Но бывали моменты, когда мы так не думали. Но чаще всего нам казалось, что это не имеет значения.
Большая Рамона поднялась с места и помешала в горшке с бобами, стоявшем на плите. Потом дала Томми добавки. Мой сынок, Джером, уплетал персиковое пюре, размазывая его по тарелке и лицу.
– Вот если бы, когда ты вернулся из Европы, Гоблин снова начал бы нам докучать, – сказала Большая Рамона, – мы, наверное, рассказали бы тебе о том маленьком близнеце... сам понимаешь, чтобы провести какой-нибудь обряд, вроде изгнания дьявола. Но ты больше ни разу не упомянул о Гоблине.
– А потом, откуда ни возьмись, он снова появился, – сказала Жасмин, с трудом переводя дыхание, – и толкнул тетушку Куин так, что она упала. – Жасмин расплакалась.
– Только не надо начинать все снова, – сказала Большая Рамона.
– Это я виноват в том, что случилось, – сказал я. – Это я его вырастил и сделал сильным. И совсем не важно, кто он такой – призрак или дух.
– Значит, ты ни в чем не виноват, – сказала Большая Рамона. – Теперь нам всем вместе предстоит от него избавиться.
Потянуло легким ветерком. Лопасти вентилятора на потолке начали вращаться, хотя никто его не включал. Жасмин и Большая Рамона тоже что-то почувствовали.
– Держитесь вместе, – велел я, – не смотрите на него, не реагируйте на его трюки. Мне сейчас придется уйти и поговорить с друзьями. Мы должны обсудить, как от него избавиться.
С полки полетела тарелка и разбилась об пол. Жасмин, вся дрожа, пошла за метлой. Большая Рамона перекрестилась. Я тоже.
Нэш обнял одной рукой Томми. Мальчик выглядел взволнованным. А маленький Джером продолжал уписывать за обе щеки персиковое пюре, словно ничего не происходило.
Я повернулся и вышел.
А Гоблин уже вызванивал свою скорбную музыку на подвесках люстр.
Обгоняя меня на лестнице, вверх промчалась Большая Рамона, бормоча на ходу, что ей нужно быть рядом с Пэтси и Синди. До меня донесся истерический плач Пэтси.
Я долго простоял у ее закрытой двери, прислушиваясь, но так и не различил ни одного слова. Не знаю, какое лекарство вкатила ей Синди, но она так и не вышла из своего состояния. Только сейчас я понял, что весь охвачен холодом. Разумеется, я всегда знал, что Пэтси меня ненавидит, но она никогда не говорила об этом так ясно, так убедительно; а теперь ко всем чувствам добавилась и моя ненависть к самому себе, так что на какой-то момент мне показалось, что я больше не выдержу.
Я ушел в свою комнату и плотно прикрыл дверь.
Лестат и Меррик сидели за столом, два элегантных, стильных существа, напротив друг друга. Я присоединился к ним, сев спиной к двери. Тут же включился компьютер. Загрохотали окна. Взметнулись тяжелые бархатные портьеры. Бахрома на балдахине над кроватью заволновалась от ветра.
Меррик поднялась из-за стола, огляделась, тряхнув тяжелой копной каштановых волос. Лестат внимательно в нее вглядывался.
– Покажись, дух, – тихо произнесла Меррик. – Давай, покажись тем, кто способен тебя увидеть. – Ее зеленые глаза осматривали всю комнату. Сначала она огляделась вокруг, потом перевела взгляд на потолок, на люстру. – Я знаю, ты здесь, Гоблин, – сказала она, – и я знаю твое имя, твое настоящее имя, то имя, которое дала тебе мать.
В ту же секунду из ближайшего к нам окна вылетели стекла. Осколки ударились в тюлевые занавески, но не сумели их прорезать и посыпались со звоном на пол. В комнату ворвался жар ночного бриза.
– Трусливый, глупый поступок, – сказала Меррик, едва слышно, словно нашептывала ему на ухо. – Я сама бы так сумела. Ты не хочешь, чтобы я назвала твое истинное имя?
Клавиши на клавиатуре застрекотали с сумасшедшей скоростью. По монитору побежала бессмысленная строка. Тогда я подошел поближе.
ЗАСТАВЬМЕРРИКИЛЕСТАТАПРЯМОСЕЙЧАСУЙТИИЛИЯПОРЕЖУВСЕВДОМЕОСКОЛКАМИНЕНАВИЖУТЕБЯКВИНН
Внезапно под потолком расползлось огромное аморфное облако, омерзительно напоминающее по форме человеческое тело, состоящее только из капелек крови, с широкой беззвучно орущей мордой; облако клубилось и колыхалось, то сжимаясь, то расплываясь вокруг Меррик и протягивая к ней свои щупальца.
Меррик упала спиной на ковер, вскинула руки и прокричала нам:
– Пусть все так и будет! – После чего обратилась к Гоблину: – Да, иди ко мне в объятия, дай мне познать тебя, иди ко мне, будь со мной, да, испей моей крови, познай меня, да, я знаю тебя, да... – Глаза у нее закатились, и она лежала как бесчувственная.
В конце концов, когда я не мог дольше этого выносить, Гоблин отлип от нее, снова поднявшись под потолок в виде кровавого порыва ветра, после чего сразу вылетел в разбитое окно, в тюлевые занавески опять ударили крошечные осколки. На руках, ногах и лице Меррик остались капельки свежей и засохшей крови. Пролетая сквозь тюль, Гоблин тоже оставил на нем кровавые следы.
Лестат помог Меррик подняться. Он поцеловал ее в губы, пригладил длинные каштановые волосы, помог сесть на стул.
– Мне хотелось сжечь его! – сказал он. – Я едва сдержался, чтобы не метнуть в него пламя.
– И я тоже, – сказал я, поправляя на ней белую юбку. Потом я вынул носовой платок и начал промокать кровавые царапины, которые он везде на ней оставил.
– Нет, действовать огнем пока рано, – сказала Меррик, – сначала я должна была с ним встретиться. Я должна была во всем удостовериться.
– Так что, он действительно призрак моего близнеца? Это правда? – спросил я.
– Да, правда, – спокойно ответила Меррик и жестом показала, что не нужно больше хлопотать вокруг нее, потом взяла мою руку и поцеловала ее. – Он призрак младенца, похороненного на кладбище Метэри, вот почему он привязан к этому месту – объяснила она. – Вот почему ты не смог взять его с собой в Европу, как рассказывал мне Лестат. Вот почему он стал прозрачным и слабым, когда вы едва добрались до Нью-Йорка. Вот почему он становился еще сильнее, когда ты ездил в Новый Орлеан. Вот почему он казался таким сильным сегодня ночью рядом со склепом. Там покоятся его останки.
– Но ведь он сам этого не понимает? – спросил я. – Он ведь не знает, откуда взялся, каково его настоящее имя?
– Не знает, – подтвердила Меррик.
На моих глазах маленькие ранки начали исчезать, и Меррик вновь превращалась в очаровательную женщину, какой была. Ее длинные волнистые каштановые волосы были красиво спутаны, зеленые глаза все еще налиты кровью – в целом она пока не совсем пришла в себя.
– Но его можно заставить все это узнать, – продолжила Меррик, – и это наше самое сильное оружие. Потому что призрак, в отличие от чистого духа, связан со своими останками, а у этого призрака связь очень сильная. Он связан с тобой кровью, вот почему ему кажется, что у него есть право на то, чем обладаешь ты.
– Ну конечно, – воскликнул я, – конечно! – Я только сейчас это осознал. – Он считает, что у него есть какое-то право, раз мы вместе были в одной утробе.
– Да, и попытайся представить на секунду, чем явилась смерть для такого духа. Во-первых, он был близнецом, а нам известно о близнецах, что они ужасно переживают потерю своей пары. Пэтси говорила, что ты все время плакал на его похоронах. Тетушка Куин тогда еще умоляла ее успокоить тебя. Тетушка Куин понимала, что ты чувствуешь смерть Гарвейна. Гарвейн, в свою очередь, тоже чувствовал, что вас разделили, и когда попал в инкубатор, и когда умирал – несомненно, его дух пребывал в растерянности и поэтому не отправился к Свету, как ему следовало.
– Понятно, – ответил я. – Сейчас впервые за все эти месяцы я снова чувствую к нему жалость...
– Пожалей лучше себя, – сказала Меррик. То, как она по-доброму со мной говорила, очень напоминало мне манеру Стирлинга Оливера. – Но когда тебя принесли на те похороны, – продолжила Меррик, – когда тебя принесли на кладбище в день его погребения, его маленький несчастный дух, пущенный по течению, нашел в тебе, Тарквиний, своего живого близнеца и стал твоим двойником. Фактически он превратился в нечто, гораздо более сильное, чем обычный doppelganger. Он стал компаньоном, любовником, настоящим близнецом, который считал, что имеет право на твою вотчину.
