Машина неизвестного старика (Фантастика Серебряного века. Том XI) - Лазаревский Борис (книги полностью txt) 📗
В те поры Огнерыч лежал в логове, со своим хвостом в прятки играл. Спрячет за спину хвост, шею вытянет и глядит, косится поганым оком, как хвост. Огнерыч от него, между лапами голову тычет…
И сызнова так-то…
А увидел Огнерыч, что гора затряслась, подает ему недобрый знак, припал ухом к земле и крылья сложил.
Слышит конский топот.
— Не умкнул ли царевну кто? — смекает змей. Выполз из логова, глянул за реку, в поле пыль столбом.
Зорок был Огнерыч; что в земле лежит, и то видел.
— Коли так, — рычит, — я тебе, царевна, белу грудь вспорю. Кровь из сердца выпью.
Раскинул крылья, поволок по траве. Повяли травы, ударил хвостом и поднялся…
Летит, шипит…
Оглянулась царевна, с лица побелела, говорит Сухману:
— Змей гонится!
— Так быть ему без головы!
Придержал Сухман коня и за меч схватился.
— Неспособно, царевна, мне будет биться, ты сиди, а я слезу.
А змей уже близко, из ноздрей огонь, зелень-пена из пасти.
Спроворился Сухман, соскочил с коня и пошел навстречу, только змей позамешкался, облетел круг него и под облако.
— Что ты, змей, кружишь ястребом? Аль боишься? — задорит Сухман.
— А гляжу, кого съесть мне наперво, — отвечает змей, — тебя, хвастуна, аль царевну с конем!
— Вот же, зубы сперва поточи о камень! — поднял камень Сухман и лукнул им в змея.
Был хитер Огнерыч, у Фамона-мудреца триста лет учился. А Фамон-мудрец и Смерть обманул, по сю пору живет. Притворился Огнерыч, что попал в него камень. Ударился оземь, лежит, растянулся.
Подошел Сухман, ногой в морду пнул, мечом веко поднял и пожалел змея.
— Пируй, вороны, хватит на долю.
И прочь пошел.
Тут схватил Огнерыч его за плечи, повалил, подмял под себя.
Увидел Сухман — загубил его змей, и кричит царевне:
— Прощай, царевна, погоняй коня!
А царевна ему:
— Люб ты мне, Сухман, лютой смертью помру, а тебя не покину!
Над Сухманом змей извивается.
— Неохотно мне есть тебя. Съел я сто лебедей! бочку меду выпил.
И, ворча, потащил его в логово, а царевна назад пошла.
Идет, причитая:
Кинул змей Сухмана в яму, а царевну к столбу привязал.
— Полежу, — говорит, — да надумаю, какой мне вас муке предать!
Думал до ночи, а посыпались звезды, что зерно из лукошка, захрапел змей.
Сидит Сухман в яме, горе горюет.
Шел мимо ямы волчий царь.
— А кто нонче в яме? — спрашивает.
— Я, Сухман-богатырь!
— Слыхал про тебя, что сильней ты воды и огня, а змей и тебя одолел!
— Не силою взял он, а хитростью! Помоги мне, волк: сослужи службу!
— Рад бы помочь, да нечем, и мне от змея житья не стало… Сколько съел нас, волков, и счету нет. Хоть остры у нас зубы, а у змея острей.
— Слышно храп-то его… подойдешь, не учует! В головах у него смоленый столб, привязал он царевну к столбу, развяжи.
Призадумался волчий царь, стоит, правым ухом водит.
— Боюсь, не спит.
— Не тебя мне учить, как в полуночи шарить! Хвостом след заметать!
Стало стыдно волку.
— Пойду, попробую!
И с оглядкой, тихой поступью подобрался волк к столбу.
— Не бойся, царевна, послал меня Сухман-богатырь.
Перегрыз ремни и бежал.
А царевна скорей к гнилой яме.
— Кидай хворост в яму, — говорит Сухман.
Стала царевна хворост кидать, и все-то ей помогают, и заяц-куцый, и лиса-пролаза, и белка-острогубка, и мышь-хлопотун, кто сучок, кто охапку.
Живо справились, накидали хворосту по край ямы.
По тому по хворосту и вышел Сухман. Поклонился царевне.
— Спасибо, царевна.
И зверям поклон.
— Спасибо вам, звери, за помочь вашу.
Расправил плечи и молвит змею:
— Будет спать-почивать, Огнерычище, подымайся-ка силой меряться. Погляжу я, лукавый змей, сколь удал ты в честном бою.
Диву дался змей, ощерился.
А Сухман к нему:
— На-кось, ешь меня.
И схватилися.
Змей огнем палит, да Сухману что: он сильней огня.
Змей корежится, извивается, норовит Сухмана на рога поддеть, только ловок Сухман. Поднял змея, к горе прижал, захрястели змеевые кости.
— Ох, — взмолился змей, — отпусти.
— Откупись.
— На дне Скрыни-реки я клад схоронил, бери клад.
— Мало.
— Под Нифот-горой закопал я ларец, в том ларце Фамона кольцо. Поглядишь сквозь него, все на свете узнаешь. Бери кольцо.
— Мало.
— В Тулунь-печоре корец стоит с броней солнцевой, будешь пить ее, не состаришься, бери корец.
— Мало.
Смекнул Огнерыч, что над ним, над змеем, смеется Сухман, из последних сил понатужился, увернулся из-под рук его, полетел, заскулил и с глаза пропал.
— Неладно, царевна, — оказал Сухман, — поколь жив змей, надо ждать беды. Где-то волчий царь, я б его за конем послал.
А волчий царь уж тут, как тут. Воет на голос.
— Ах, Сухман-богатырь, как мне быть теперь. Воротится змей да узнает, что я пособил тебе, всех нас, волков, переловит.
— Не тужи, не вой, сыщи мне коня.
— А какой твой конь?
— Рыжий.
— Мало ль рыжих коней. Трудно будет сыскать.
Крепко думает, правым ухом водит.
— Стой тут, не сходи с места.
И был таков.
Стоит Сухман, дожидается.
Не успело солнце на пядь подняться, застонало поле, заухало, топ, да лихое ржанье, скачут кони со всех сторон и видимо их невидимо, гонят коней серые волки, наперед бежит волчий царь.
— Кличь, свищи, — говорит, — своего коня.
А конь Сухманов и сам бежит, гривой машет.
Сел Сухман на него, посадил царевну.
— Догоняй-ка змея.
И вихрем в поле.
Скачет день, другой, не видать змея, а занялся третий, объявился змей, лежит в овраге да лапу лижет.
И дохнуть не успел, покатилась голова, кровью брызнуло.
Вытер меч о траву Сухман-богатырь и Заруну-царевну за руку взял.
— Без помехи теперь будем жить, царевна, и клад Огне-рыча, и Фамона кольцо, и броня Солнцева, все наше.
Улыбнулась Заруна.
И запел Сухман:
Сухману с Заруною злат венец, а сказке конец.
Эх, ребята, мало каши ели, душки-то у вас с воробьиный нос. Спросили бы вы бабку-догадку, кто она такая, Заруна-Царевна.
— А кто?
— То-то кто. Русь-матушка.
— А змей-Огнерыч?
— Каждый враг наш.
— А Сухман-богатырь?
— Народ русский.
Так-то, ребята.
Ну, брысь с печи, деду спать время.
Алексей Ремизов
РАТНЫЙ ПОЯСОК
Народный оберег
Илл. Л. Е.
Аркадий Бухов
ИЗ ОБЛАСТИ СУЕВЕРИЯ
Есть два душевных сознания, казалось бы, совершенно противоположных друг другу, взаимно уничтожающих друг друга, но в то же время часто сочетающихся в одной и той же психике, это — вера и суеверие. Больше того, суеверие не может побороть не только вера, но даже культура, которая внешними доказательствами может бороться с нелепостями суеверия.
