Лондонские оборотни - Стэблфорд Брайан Майкл (библиотека электронных книг .TXT) 📗

— Неужели ты и меня рассматриваешь, как всего лишь фрагмент из своего кошмара? — язвительно спросила Корделия. — Неужели я всего лишь ангел милосердия, призрачный персонаж из твоего бреда?

— Нет, ты не призрак. — ответил Лидиард с чувством, — И уж, безусловно, не «всего лишь», потому что, вижу я сон или нет, твоя близость — это значит для меня гораздо больше, чем все остальное. Я смог бы выстоять, чтобы увидеть, как мир подходит к предназначенному ему концу, если бы только я был с тобой в загробном царстве.

— Если это фигура речи, я должна поблагодарить тебя за крайне изысканный комплимент, но имеется у меня сильнейшее подозрение в том, что это действительно так. — сказала Корделия, — Для отца, безусловно, наступил бы конец света, если бы он только оказался не прав, но ведь ты не такой чувствительный, как он. А что, разве мир придет к своему концу очень скоро, как ты думаешь?

— На этот раз ты слишком умна, потому что простая истина заключается в том, что я не знаю. — Лидиард старался, чтобы его слова не показали, как он обижен, — Вчера я познакомился с человеком, который уверял меня, что миру действительно скоро придет конец. Но он — ученый монах, принадлежащий к какой-то особой секте, и я не знаю, в какой степени его мнению можно доверять. Я теперь сказал тебе куда больше, чем намеревался, и надеюсь, что ты этому рада. Я и сам радовался бы, если бы убедился в том, вовсе не сумасшедший и даже не близок к тому, чтобы сойти с ума.

Помедлив несколько секунд, он добавил тихо:

— Если бы я мог увериться в твоей честной привязанности ко мне, тогда, оставив в стороне все планы и намерения, и был бы только с тобой. Поверь, этому я был бы очень рад.

Когда он произнес эту фразу, то почувствовал себя очень дерзким.

— Ну, по крайней мере, в этом-то ты можешь быть уверен, — ответила Корделия, но у нее отнюдь не перехватило дыхание от нежности, что он считал соответствующим такой декларации.

— Ты-то, кажется, уже уверена во мне, — пробормотал Лидиард, внезапно чувствуя, что мог бы, в конце концов, быть способен на легкость, и сделал еще одну попытку быть обаятельным, — Но, стоит ли это чего-нибудь или нет, я заявляю: я влюблен в тебя. Ради тебя я совершу все, что смогу, только бы мне убедиться, какую жизнь я намерен выбрать для себя. Мне очень важно показать тебе, как выглядит то, что я прошу тебя разделить со мной. Если, в конце концов, окажется, что, мир вовсе не перестает существовать.

— Спасибо, — четко выговорила Корделия.

Лидиард невообразимо обрадовался, поняв, что ей образом не хватает слов, именно теперь, когда она получила то признание, которого так ждала.

— Всей этой тайне очень скоро придет конец, — с горячностью заверил он Корделию. — Из нее ничего не может последовать, насколько я могу судить. Мои кошмары прекратятся, когда пройдет время. Джейкоб Харкендер станет продолжать практиковаться в эзотерическом колдовстве в своем частном доме, никого не беспокоя. Основной порядок в мире установится сам собой, и эта дурацкая игра, в которую мы оказались вовлечены, просто-напросто развалится, как карточный домик, образуя отдельные необъяснимые эпизоды, совершенно не стоящие того, чтобы продолжать о них думать.

А эти вервольфы, молча добавил он про себя, будут изгнаны в тот детский стишок, где им и есть истинное место, и никогда больше не побеспокоят порядочных людей своими жуткими превращениями.

— И мы избавимся от темного ангела страдания, — в свою очередь добавила Корделия. — Он вернется туда, где ему место, на улицы, где живут бедняки, а болезни и крысы убивают больше детей, чем когда-либо в состоянии истребить эти оборотни.

Но ведь я вовсе не упоминал вервольфов, — мысленно запротестовал Лидиард, внезапно поняв, что она откуда-то знает больше, чем должна бы. Он не мог поверить, что она способна подслушивать, но ведь она совсем недавно напомнила ему, что дом, полный слуг — это дом, где нет никаких секретов, а «вервольф» было словом, которое с жадностью повторялось во всех лондонских сплетнях.

— Ты начиталась социалистических трактатов, которые приносит домой твой отец, — сказал Лидиард, стараясь не выдать еще что-нибудь тайное неосторожным возражением на ее реплику.

— Если бы я и вправду была ангелом милосердия, у меня был бы такой избыток работы, что я не знала бы, с чего начать, и не имела бы ни минуты отдыха. — горько произнесла Корделия, — И не нуждаюсь я ни в каких трактатах, чтобы мне это объяснили.

Она не стала дожидаться ответа, и быстро пошла в сторону Дорожки к Оленьему Холму. Лидиард не мог решить, был ли это всего лишь юношеский оптимизм или нечто иное, но ему показалось, что она держится более напряженно и шагает немного более самоуверенно, чем до того, как сказала последнюю фразу.

Мы теперь возлюбленные, — сказал он себе, смакуя у себя в сознании отзвук этих слов. — Она мне это сказала, и я ответил ей тем же самым.

Его головокружение не совсем улеглось, но на какое-то мгновение оно перешло в такое сладкое опьянение, от которого ни один мужчина не захотел бы искать излечения. И пока продолжалось это опьянение, ему ни за что не захотелось бы заставить себя думать о каких-то планах и намерениях лондонских оборотней.

Лидиард заторопился вслед за Корделией, и в спешке не увидел и не услышал лошадь у себя за спиной, у него едва хватило времени, чтобы обратить внимание на предостерегающий окрик скачущего на ней ребенка, прежде чем взлетевшие копыта ударили его по лодыжкам и опрокинули на землю.

Он и пытался остановить падение, размахивая руками и стараясь сохранить равновесие, ему не удалось этого сделать, потому что нога лошади тяжело придавило его к земле. И хотя он потерял сознание сразу после того, как голова стукнулась об острый камень, он успел увидеть темного ангела страдания, опускающегося, точно орел, с огненного неба, острые когти раскрылись и черные глаза сверкнули жестоким триумфом.

8

Он пробыл без сознания недолго, хотя достаточно времени, чтобы его донесли до кэба и уложили на сидении. Ему удалось приподняться и сесть, пока колеса экипажа стучали по изрытой колеями дороге. Ему удалось приложить носовой платок к кровоточащему виску, он сжал зубы от боли в руках и ногах и сумел заглянуть в темные умные глаза Корделии, теперь кроме нежности в них была жалость и тяжелые раздумья.

Позже он лежал спокойно и неподвижно, пока Гилберт Фрэнклин осматривал его, согласился, когда врач заверил, что он не сломал ни одной кости, успокоил леди Розалинду, в своем намерении присутствовать на обеде в соответствующем костюме и в должное время.

Он был наилучшим образом готов на все. Все у него было в порядке, кроме того, что ранили его достоинство, и он весь был в синяках. Мешала только боль.

Только боль и страдание.

Несмотря на сильную вибрацию и тряску экипажа по дороге на Стертон Стрит, со всеми внезапными остановками и резкими толчками при возобновлении движения, несмотря на повороты, при которых экипаж накренялся, непосредственная боль, вызванная небольшой катастрофой, быстро прошла. Эта воплощенная ярость с раздвоенным языком и отравленными когтями, которая была темным ангелом страдания, держала Дэвида в самом тесном и грубом захвате всего несколько быстро прошедших мгновений, прежде чем ей пришлось отступить в затененные участки мира. После того эта тварь искала случая провести безжалостным когтем по его локтю или по ноге, но уже безуспешно пыталась заключить его в складки своих жгуче жалящих крыльев. И пока ей это не удавалось, невозможно было заставить Лидиарда увидеть разверстую пропасть самого ада или испытывать стыд и сожаление при виде изуродованного золотого ангела.

Вместо того он напрягал всю силу своих глаз, жадно всматриваясь в реальный мир и его непрочные залитые огнем тени. Этот реальный мир дарил ему живые эмоции и впечатления, образы реальных, близких людей, и первой среди них была темноглазая добросердечная Корделия.

Весь день Лидиард держал ангела страдания и боли на расстоянии и не желал быть побежденным своим внутренним зрением, хотя однажды удары его сердца замедлились, когда он услышал мяуканье кошки на кухне.