Демон движения - Грабинский Стефан (первая книга .txt, .fb2) 📗
— И для него наконец пришло время!
Люди суеверно крестились, остолбенело глядя на огромную красную колонну над пихтовым холмом за городом...
Однако никто не спешил на помощь: страх приковал ноги к земле, сковал движения, заморозил волю...
Издали донесся сигнал тревоги: играла пожарная труба. Через минуту быстро промелькнули несколько насосных установок и машина со спасательной командой. Через четверть часа они прибыли на место... Поздно! Вилла представляла собой одно большое море пламени. Огненные языки вытягивались из окон, вырывались в клубах дыма из дверей, выстреливали кровавыми факелами выше дымоходов. А вокруг с топором в руке, словно одержимый бегал в исподнем Анджей Роецкий, рубил пихты и ели и с какой-то демонической радостью, с пеной на губах швырял их на съедение огню...
Несколько наиболее смелых пожарных прорвались вглубь дома, чтобы вскоре извлечь оттуда три обугленных тела: двух женщин и ребенка. Бешено сопротивлявшегося Роецкого в конце концов связали веревкой и доставили в клинику для душевнобольных.
ПИРОТЕХНИК
Астральная сказка
Под гранатовые небеса брызнул новый сноп огней, распорол сияющей линией траурные одеяния июльской ночи и, рассыпавшись там, в самом зените, искрящимся мириадами звезд букетом, обрушился каскадом между деревьями королевского парка...
Прежде чем восторженная толпа зрителей пришла в себя, в пространство вознеслась трехцветная «Палица Геркулеса»: ослепительно-белый луч света взмыл вертикально вверх, точно стрела, а вокруг него кружили две полосы, две дивных пряди: пунцовая и топазовая...
А когда в небесах погасла трехцветная ракета и сумрак аллей вновь освещали лишь огни и смоляные факелы, гомон придворных зевак внезапно заглушил протяжный свист рассеченного воздуха, и посреди дождя золотых искр под небо взлетела большая зеленая сфера. За ней вдогонку скользнуло продолговатое веретено и, догнав ее на подзвездном пути, пронзило своим острием навылет. Огромный изумрудно-пурпурный волчок на мгновение заколебался, закачался и, описав громадный круг, витками спирали начал тихо опускаться к земле...
И так уносились в небо все более чудесные огни, играющие миганием вспышек, смеющиеся радугами красок, буйные, щедрые и прекрасные. Распускались в сластолю¬
- 368 -
бивой пышности чудесные кусты, раскидывались огнистые корзины, рассыпаясь бесчисленными звездами, лепестками и цветами, выстреливали пламенные ракеты, красные гейзеры, померанцевые фонтаны...
А там, на дощатых лесах, высоко над толпой королевских гостей чернела в свете китайских фонариков фигура фейерверкера. Словно чародей, который мановением волшебной палочки являет дивные картины и видения, мастер Ян быстрым и неуловимым жестом руки поднимал готовые к взлету ракеты, активировал дремлющие батареи, поджигал запалы и фитили, крутился, словно злой дух, среди штабелей зарядов, пирамид бомб, огненных сигар, бенгальских огней и гранат. Из-под его узких, нервных, почти женских пальцев выплескивались в небо каскадами огней оды жизни к ее удивительной красоте...
А когда медный звон замковых курантов возвестил полночь и король поднялся с трона чтобы подать знак к окончанию представления, со ступеней лесов взлетела большая, сверкающая красками сфера, промелькнула над вершинами деревьев и косыми прыжками заскакала по глади паркового пруда. Тогда Роксана, первородная королевская дочь, сойдя вниз, в прибрежные аллеи, склонилась над водой, в детском восторге протягивая руки к танцующей сфере. И тут неожиданно блистающее явление разлетелась тысячами осколков, а из его нутра выпала пурпурная роза и, пролетев над балюстрадой, легла у ног венценосной девы.
Губы Роксаны окрасила улыбка, и она тихо отдала распоряжение одной из фрейлин. А когда через несколько минут дрожащий от обожания фейерверкер предстал перед ней, с полным любви взглядом ожидая ее воли и приказа, она стянула с пальца рубиновый перстень и отдала ему в дар. Мастер Ян покорно склонился к коленям принцессы и поцеловал краешек ее платья.
— Завтра, — услышал, как сквозь сон, ее чарующий шепот, — завтра вечером я буду здесь, у пруда.
И удалилась со свитой прелестных придворных девушек...
- 369 -
С той чудесной ночи, ночи огней и световых игрищ, для Яна началась новая жизнь. В уединение его мастерской алым пламенем ворвалась любовь и зажгла сладкий, одурманивающий безмерным наслаждением пожар. Придворный пиротехник стал тайным любовником королевской дочери.
И любовь их скрывали верные парковые деревья и отдаленные, опутанные косами вьюнков и плющей укромные тайные беседки...
Чудесно выросло в то время искусство Яна. Окрыленный безграничным счастьем, гордый благосклонностью Роксаны, он создавал шедевры, уникальные, великолепные, исключительные. Возносились огненные симфонии радости, гремели светлые победные марши, пеаны* буйной плодородной силе, шумные, как юность, искристые, как вино, крепкие, будто пасечные меды. Все блаженное наслаждение жизнью, которое распирало его молодую грудь, ясными ночами бросал мастер на экран небес; и пылало оно там, высоко на небосводе, огненными гимнами и рапсодиями провозглашая славу любви и чудеса земных путей.
Однако известно, что счастье человеческое — гость редкий и долго нигде не задерживается; как блеснуло внезапно, неожиданно — так же быстро и погасло.
Как-то вечером в парковой беседке вместо своей венценосной любовницы Ян застал ее камеристку, Доротку. Девушка с насмешкой в черных очах подала ему тяжелый шелковый кошель и сказала:
— Госпожа моя велела отдать вам, пан, это золото, в благодарность за дружбу и сердечное одолжение. В сады королевского величества, пан мастер, больше не ходите, поскольку отныне сии труды будут бесполезны, а риск превеликий. Через неделю Роксана разделит ложе с князем Снигора, который несколько дней назад прислал нам сватов. Оставайтесь с Богом и забудьте! Так приказывает королевна, моя госпожа.
Черная боль пронзила сердце Яна, ужасная боль и мука оскверненной гордости.
____________
* Пеаны (др.-греч.) - песнопения во славу богов.
- 370 -
Швырнул в лицо девушке кошель в благодарность за известие и молча пошел прочь.
Начались блуждания по одинокому, пустому миру. С посохом путника в руке, с ларцом рабочего оборудования под мышкой бродил пиротехник с места на место, как осенний листок, который носят случайные дуновения. Его мучила нужда, терзал стьщ; душа пропиталась горечью, сердце кровоточило.
Поэтому он мстил людям, показывая им мир в карикатурном виде, а жизнь — в кривом зеркале чудовищ и уродов.
Бывало, в звездные ночи раскладывал бродяжью свою котомку посреди рынка где-то в незнакомом городе, местечке или придорожной веске, наспех мастерил леса, а когда толпа любопытных обступала его кругом, запускал в безмолвное небо злобных змей, извергавших огонь из зеленых пастей, какие-то запутанные зловещие вереницы огней, сплетающиеся уродливыми узлами, — слепые, ядовитые, зловредные, извергающие мертвящий фейерверочный чад.
Перепуганная чернь разбегалась по домам с криками ужаса, проклиная жуткого мастера. А он спокойно паковал заряды в гильзы, заворачивал в просмоленные тряпки, чтобы не промокли под дождем, и, плотно заперев ларец, уходил из города с глумливой усмешкой на устах.
Так прошел он немалую часть мира. Был на столичных улицах Европы, где погасил радость изысканной толпы, был на рынке в Византиуме в праздник байрама, где испортил веселье детей Пророка, был на пиру у шейха в Счастливой Аравии, где сковал смертным хладом лица пьяных пирующих. Страх шел за ним следом, смертный страх и ужас, зачарованный мастером в призраки огней, ракет и дождей пламенных...
Пока не сошло на него умиротворение. В один из дней жарким августовским полднем он встретил на портовой дамбе в Неаполе цветочницу Мариту и с той поры забыл о Роксане. Сладкая черноглазая fioraia di Napoli* стала его женой.
