Воин Храма (СИ) - "Нэйса Соот' (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью .txt) 📗
— Я здесь не для того, — сухо произнес Леннар. Самому ему казалось, что каждое слово он выдавливает с трудом. Кадан, впрочем, услышал иначе: рыцарь говорил резко, будто стремился обидеть. И обида в самом деле прокатилась по его спине, но он совладал с собой.
— Ну, в любом случае, — Кадан отвернулся и отпустил наконец руку рыцаря, но только лишь для того, чтобы коснуться его плеча, рассылая по телу волны мурашек даже через доспех, и подтолкнуть вперед к винтовой лестнице, ведущей наверх.
— В любом случае, если вы соблаговолите завтра на рассвете спуститься на второй этаж вашей башни и выйти вот в эту дверь, — Кадан постучал костяшками пальцев по дубовой двери, и Леннар был вынужден обернуться на звук. Он увидел, как рукав одеяния Кадана чуть сдвигается, высвобождая тонкую косточку на запястье, и обнаружил, что сердце еще более ускоряет свой бешеный бой. — Вы увидите зрелище, какое вряд ли видели когда-нибудь. Волны будут биться о скалы у Ваших ног, а Вам покажется, что Вы — властитель их.
— Человек не властвует над морем. Над природой властен лишь Бог.
— Простите, — длинные ресницы юноши слегка опустились, и сам он изогнулся в поклоне, да так, что Леннару захотелось взвыть, — если я задел вашу веру. В наших краях все проще. И если вы захотите, я расскажу вам. А теперь, — не дожидаясь ответа, продолжил он, — разрешите мне откланяться. Я встаю очень рано, чтобы совершить собственные обряды, как, должно быть, и вы. А спальню, выделенную вам, вы найдете легко — она единственная на верхнем этаже.
С этими словами Кадан развернулся и, позволив Леннару наблюдать, как колышутся складки его бархатного блио, стал спускаться по каменным ступеням. Леннар же остался стоять, мучимый чувством потери — как будто не он только что мечтал избавиться от демона, искушавшего его, а сам шотландец сбежал от него.
Леннар стиснул зубы и ударил кулаком по стене.
— Избави, Господи… — забормотал он и стал подниматься наверх.
В ту ночь он невыносимо плохо спал. Рыжие локоны так и горели перед ним огнем, и Леннару хотелось коснуться их — но даже этой маленькой слабости он, посвященный Ордену Храма, позволить себе не мог.
— Избави меня от соблазна содомского греха… — шептал он, но соблазн терзал его лишь сильней.
Леннар де Труа в свои двадцать три года не испытывал подобных терзаний никогда.
Женщины не интересовали его, и соблюдение обетов целомудрия всегда давалось ему легко. Он не имел оруженосца, который мог бы днем и ночью терзать его взор, и тем более не мучился страстями к другим братьям, крупным и угловатым мужчинам, из всех развлечений знавшим только упражнения с мечом.
Когда в узком стрельчатом окошке забрезжил рассвет, а ночной холод стал нестерпим, размышления Леннара перешли в новую фазу.
— Любопытство не порок, — говорил он себе теперь, — ни писание, ни устав не запрещают его.
На узкой жесткой кровати, которая была, впрочем, куда лучше всего того, на чем он спал в последние дни, Леннар вертелся с боку на бок и все думал о том, что за зрелище ждет его там, за дверью.
Кадан говорил о природе — но говорил о ней так, как будто за дверями творилось волшебство. А Леннар, единственной отрадой которого в дни благоденствия ордена было чтение книг о странствующих рыцарях и побратимах короля Карла, искавших Грааль, чувствовал, как сводит его живот при одной мысли о том, что он может увидеть фею Мелюзину или волшебный туманный остров Авалон.
Он был еще молод, Леннар. Самый младший сын не слишком крупного феодала, он пришел в Орден в надежде обрести настоящую жизнь, завоевать славу на Святой Земле.
Увы, случилось это в дни, когда неудачи следовали одна за другой. Все шесть лет с того дня, как прошел посвящение, Леннар провел в мечтах о новом походе, но сбыться им было не суждено. Акра оказалась потеряна навсегда. А теперь и сам орден попал в немилость к сильным мира сего. Собратья его снимали туники с крестом один за другим, спеша отречься от верности Жаку де Моле — всем до одного было ясно, что великий магистр обречен.
Но Леннар не собирался нарушать обеты, данные единожды. Он считал, что лучше погибнуть с честью, чем всю жизнь, до самой старости, жить с клеймом на душе.
Миссия, с которой его отправили теперь, была едва ли не первой серьезной миссией для него. Он скрывался в тени трущоб, пряча под дерюгой лицо и красный крест на своей груди, только для того, чтобы доставить Роберту Брюсу письмо. Голод и лишения терзали его — но никакая из телесных мук не могла бы остановить его.
Никакая, кроме той, что терзала его теперь.
Леннар невольно запустил руку себе между бедер — и тут же отдернул ее.
— Иже еси… — забормотал он.
Докончив молитву в пятнадцатый раз, как того требовал устав, он встал и стал облачаться. Следовало успеть умыться, прежде чем он показался бы за общим столом.
Надев длинную рубашку, привычными движениями затянув ремни, Леннар накинул сверху тунику, на плечи — плащ, и стал спускаться вниз.
У той самой двери, которой касалась рука Кадана вчера, Леннар замер. Коснулся ее и погладил — сам не зная зачем.
— Любопытство не порок… — повторил он самому себе и толкнул дверь.
Зрелище, в самом деле сошедшее на землю из старинных легенд, явилось ему. Солнце вставало за замком с другой стороны, и над морем царил полумрак. Серые тени туч проносились над водой, и клочья их отражались в волнах.
У самого парапета высилась стройная фигурка юноши или девушки — с такого расстояния было не разобрать. Волосы его и одежды колыхал ветер. Он стоял, простирая руки к океану, и пел. Голос, довольно низкий, похожий на звуки волынки и от того пронзительный, разливался над морем, сливаясь с шорохом волн и перекрывая его.
Океан служил ему инструментом, хором и органом, а юноша — теперь Леннар узнал его — солировал для него.
В том восхищении, которое накрыло Леннара с головой, не было и тени грязи или похоти, овладевших им вчера. Он будто присутствовал на тайной мессе, вершившейся во славу древних богов.
Леннару нестерпимо захотелось приблизиться, коснуться этого видения и проверить, настоящее ли оно.
— Иже еси… — забормотал он и, поспешно закрыв дверь, стал спускаться на нижний этаж.
Кадан топнул ногой. Боковым зрением он отлично видел, как приоткрывается дверь, как появляется в проеме едва заметная тень — и как крестоносец снова исчезает во мраке, послушав его пару минут или около того.
Кадан не спал всю ночь. Образ крестоносца, его лицо, ограненное маленькой черной бородой, аккуратно подстриженной — не в пример бородам всех тех, кто обычно появлялся при отцовском дворе, его белое одеяние, даже после долгого пути поражающее своей чистотой… Его глаза, серо-голубые, как небо перед грозой… Все это преследовало его. Кадан понятия не имел, что эти видения могли бы означать. Они пугали его — потому что стоило Кадану сомкнуть глаза, как он ощущал руки Леннара на своем теле, стискивающие, ласкающие, обнимающие его. Он чувствовал губы норманна* на своих губах.
Никогда еще Кадан не видел таких снов. Большую часть из прожитых им двадцати двух лет Кадан провел в чертогах отца.
Кадан изучал грамматику, риторику, математику и музыку, богословие и зачитывался книгой по истории королей бриттов. Вторую половину дня он обучался стрельбе из лука, азам обращения с клинком и копьем.
До тринадцати лет он практически никогда не покидал родного замка. И хотя по приказу тана за ним внимательно следили и заботились о нем, Кадан все же не рос взаперти. Он временами отправлялся в гости к соседям в Дорнокс или Сорсоу, или в монастырь Ферн на большой праздник. Иногда Кадан покидал Уик и по приказу отца — так, к примеру, в четырнадцать лет он присутствовал на свадьбе своей сестры.
Пока братья учились управлять кланом или отстаивали честь древнего шотландского рода на святой войне, он выбрал — с одобрения отца — свою стезю.
Кадан был бардом. Он хранил сказания древних времен, которые здесь, на самом западном краю земли, ценились больше золота и мечей.
