Шаг навстречу (СИ) - Веденеев Александр Владимирович (лучшие книги txt) 📗
Ладони Негневицын легли на бедра Матса и слегка сжали, словно демонстрируя, кто тут главный. Матс не сопротивлялся. Снизу так снизу. С Виктором он по-всякому мог получить удовольствие.
Негневицын не отрывал глаз от губ Матса, который, дразнясь, провел по ним кончиком языка. Его плоть, вынужденная довольствоваться лишь каждодневным самоудовлетворением, радостно дернулась в предвкушении, что не мог не заметить прижимавшийся к нему Матс.
– Ты же не против. К чему отрицать?
– Не против. Но мне пришлось нарушить планы и перенести встречу с ректором ради тебя.
– Я польщен, – улыбка Матса коснулась губ Негневицына, и тот, откинув сомнения, позволил шведу увлечь себя в страстный томный поцелуй.
Сдернув пиджак и галстук, Виктор опрокинул соблазнительно ухмыляющегося Дальберга на протестующее скрипнувшую кровать и навалился сверху.
– У меня только час, – предупредил он прежде, чем Матс окончательно утянул его в тайный мир запретной страсти.
– Успеем, – отозвался швед. – Дважды.
Виктор Петрович открыл было рот, чтобы пресечь разошедшуюся фантазию любовника, но стук в дверь остановил его нравоучительный спич.
– Обслуживание номеров, – раздалось из-за двери. – Вы просили поменять вам банные принадлежности.
– Очень вовремя, – пробормотал Матс, торопливо вскакивая и поправляя мятую рубашку. Негневицын мельком глянул в зеркало, дабы получить подтверждение тому, что сам он выглядит не лучше, и замер, перехватив взгляд знакомых медовых глаз, расширившихся от изумления и непонимания. Замерев соляным столбом, Виктор Петрович не сразу прореагировал на прикосновения Матса, вознамерившегося продолжить любовную игру.
– Оставь, Матс, – Негневицын резче, чем хотелось бы, оттолкнул руки любовника и подхватил с кресла пиджак.
– Что случилось? – швед непонимающе хлопал голубыми, искренне недоумевающими глазами.
– Черт, это была самая отвратительная из твоих идей, – негодующе произнес Виктор Петрович, испепеляя его гневным взглядом.
– Можешь толком объяснить, что происходит? – Матс тоже начал сердиться. Его всегда заводила некоторая грубость партнера, но сейчас Матс чувствовал – Виктору было не до игры; глаза бешено сверкали, а движения стали резкими и порывистыми, что являлось признаком одолевающей его ярости.
– Это был мой студент, понимаешь?! Мой ПРОБЛЕМНЫЙ студент. И теперь у него появился отличный мотив манипулировать мной как куклой.
– Не думаю, что он догадался…
– Да ты только посмотри на себя, – зло хохотнул Виктор Петрович. – И на меня тоже. Мы выглядим так, будто только что кувыркались на сеновале.
– К сожалению, до этого не дошло, – томно вздохнул Матс, но осекся под суровым взглядом Негневицына. – Нужно его догнать и объяснить, что мы просто коллеги.
– Оправдывается тот, что виноват, – провозгласил Негневицын, застегивая пиджак. – Извини, но мне пора. Созвонимся.
Виктор так стремительно покинул гостиничный номер, что Матс ничего не успел сказать ему вслед.
Сказать, что Негневицын был в панике, – ничего не сказать. Его лелеемая репутация оказалась под угрозой. Быть уличенным, застигнутым на месте преступления… да ни кем-нибудь, а парнем, которого он тайно вожделен и которому угрожал отчислением… разве может быть хуже?!
В том, что Солнышков опустится до мелкого непристойного шантажа, Негневицын не сомневался – никто в здравом уме не упустит возможности насладиться местью, да еще и с собственной выгодой. Ближайшие полтора года Солнышков будет чувствовать себя как у Христа за пазухой, весь чтобы сохранить лицо, Виктор Петрович снизойдет даже до выполнения всех его требований.
Было неправильно то, что Негневицыну приходилось стыдливо скрывать свои сексуальные предпочтения, однако он был слишком умен, чтобы понимать – в России легче, спокойнее и безопаснее вжиться в роль холостяка-неудачника, нежели объявить себя нестандартно ориентированным.
Некоторые коллеги Негневицына из Швейцарии и Франции, где Виктор Петрович читал лекции по приглашению Европейского института экономики и финансов, не бравировали своей гомосексуальность, но и не скрывали ее. Но пока у Негневицына не возникало желания покидать историческую родину, хотя предложения – очень заманчивые и в карьерном, и в материальном плане – поступали едва не ежемесячно.
Негневицын попытался отбросить нервозность и сомнения, не зацикливаться на произошедшем и заняться, наконец, грядущим докладом на традиционном ежегодном экономическом форуме в Институте экономики и управления, но мысли его нет-нет да возвращались к случайной, если не судьбоносной встрече с Владимиром. Виктор Петрович не раз задавался вопросом, а что, собственно, студент-управленец делал в третьесортном отеле под видом горничной? Или это действительно та работа, о которой Солнышков упоминал?
Так, мучимый сомнениями и головной болью, профессор Негневицын начал следующий день, который должен был принести ему неминуемое столкновение с Владимиром. Не сказать, что Виктор был во всеоружии, но внутри был подобран и напряжен.
Вовка держался рядом с Максом и на Негневицына не смотрел. И вообще парень был подавлен, задумчив и бледен. Виктор Петрович даже обиделся на такое невнимание к своей персоне. Ведь он страдал, пил валериану, строил попеременные планы то нападения, то защиты, готовился к худшему (вплоть до бегства из страны)…
– Виктор Петрович, я сделал реферат, – Вовка положил на стол обычную серую папку-скоросшиватель и тотчас отступил на шаг от преподавательского стола. Негневицын мельком глянул на титульный лист. Бреттон-Вудская система… Ну конечно…
– Очень хорошо, Владимир Васильевич. Ликвидирую десять ваших пропусков.
– А остальные? – Вовка поднял на профессора щенячьи (иначе не назовешь) глаза.
– Вы нездоровы, Владимир…
– Всё…
– … Васильевич?
– … в порядке… Спасибо, я хорошо себя чувствую, – устало улыбнулся Вовка, который вообще не спал этой ночью и ощущал во всем теле некую вакуумную невесомость. – Я могу еще что-нибудь написать.
– Тогда вам потребуется вот это, – недрогнувшей рукой, хотя внутри все сладко замирало и переворачивалось, Негневицын протянул студенту лист с распечатанными темами, которые тот пропустил (да-да, Виктор Петрович не поленился прошерстить журнал Тарасевича). – Можете выбрать три темы на свое усмотрение. Но по семинарам вам придется отчитаться (на языке Негневицына вертелось слово «орально») устно. Если вам удобно, то можете договориться с лаборантом на кафедре.
– Я лучше вам… Можно? – пробормотал Вовка, чувствуя накат усталости и злости. То, что Негневицын не сдастся и не на уступки не пойдет ни при каком раскладе, не подлежало сомнению.
Виктор Петрович не без удивления кивнул.
Когда Солнышков уже почти достиг двери, Негневицын окликнул его:
– И еще, Владимир Васильевич…
– Да? – Вовка тяжело повернулся корпусом и с надеждой уставился на преподавателя.
– Надеюсь не только увидеть, но и услышать вас на семинаре в пятницу.
Ловушка захлопнулась.
Вовка проиграл.
*
Даже находясь в угнетенном состоянии, Вовка продолжал жить на автопилоте: учеба-работа-дом. И так по кругу. В перерывах между разгрузкой вагонов на Сортировочной и проверкой Денискиных домашних заданий он втискивал занятия с Мишей и игры с Машей, и только после того, как младшие были уложены спать, он садился за ноутбук и писал рефераты, готовился к семинарам, наверстывал упущенный материал. На сон оставалось катастрофически мало времени, и Вовка не был уверен, что нервный срыв пройдет стороной.
Вовка понимал справедливость слов Негневицына. Но помимо мировой экономики у четвертого курса был еще с десяток предметов, в том числе узкоспециального направления. И по всем нужно было успевать – у Вовки просто не было лишних денег, чтобы проплатить свои задолженности.
А еще он увидел, что у Дениса совсем ужасные кроссовки. Вовка жил в счастливом неведении и не думал о том, комфортно ли брату в среде своих помешанных на престиже сверстников, ведь Денис никогда не жаловался на несправедливое отношение и нападки в школе.
