Мой сладкий негодяй. Книга 1 (СИ) - Чёрная Роксана (книга жизни .TXT) 📗
Подняв руки к волосам, Маша в ужасе охнула, привлекая к себе внимание.
— Что-то заболело? — участливо спросила Катя.
— Только чувство прекрасного, — прохныкала Маша и краем глаза заметила скептические усмешки женщин.
Но её сейчас больше волновали свои, сбитые в клок волосы, ибо Маша привыкла к безупречности своей внешности. Понимая, что с этим справится только бальзам-ополаскиватель, и расчёской туда даже не стоит лезть она оставила в покое голову и наклонилась посмотреть на пакет. Рядом стояла сумка, с которой она выходила из дому. Машу посетило ощущение, что все это случилось не с ней. Такие резкие изменения даже пугали.
За один день может произойти все что угодно: человек может измениться, мир вокруг него может измениться, а может, и ничего не случится, но это не про Машу. Еще с утра она планировала провести весь день в репетиционном зале, а вечером выполнить реферат по хореографическим спектаклям девятнадцатого века, а теперь лежит в больнице, не зная, как сможет прожить неделю или больше без движения и музыки.
Она, совершенно погруженная в себя, спустила босые ноги на холодный кафель и вдруг вздрогнула, когда услышала вскрик.
— Ого! Это что с тобой такое? — ужаснувшись, воскликнула Катя, внимательно рассматривая непривлекательные пальцы Маши.
Наверное, во всём должна быть гармония. Если природа наделила её привлекательностью и способностями к балету, то она должна была чего-то и лишить. Отца, красоты ступнёй, друзей, отношения с которыми никогда не складывались.
— Точно, балерина. А я думала, ты сочиняешь.
Маша хмыкнула и сразу потянулась к пакету, чтобы достать носки и скрыть уродство. Если девушка в открытых босоножках говорит вам, что она балерина — врёт. У профессиональных танцовщиц пальцы ног всегда чем-то прикрыты.
Маша выругалась, когда попыталась разобрать бардак в пакете.
Его явно собирал Марк. Только у него есть привычка всё запихивать. С облегчённым вздохом она все-таки нашла носки, завёрнутые в пижаму.
— Значит, ты и правда балерина. Вот же здорово. Многие мечтают, а тебе вон как повезло.
— Ну да.
Бессмысленный ответ, не отображающий и доли тех чувств, что бушевали в Маше.
Повезло? Повезло?! Кричала она про себя от возмущения.
Можно ли назвать удачей ежедневные тренировки, недосып, недоедание и слёзы безысходности, если кто-то оказался лучше тебя на городских соревнованиях. И нет, Маша не жаловалась. Это всё приближало её к цели, пусть и медленно, как на пуантах, но верно, как движение поезда по рельсам, у которого нет права свернуть не туда.
Девушка уселась на кровати и достала из сумки старенький айфон. Посмотрев на пропущенные от матери и Сальникова, она лишь пожала плечами. Это было ожидаемо, а вот беспокойство Валентины Марковны было удивительным и приятным. Всё-таки чудесная женщина. Строгая и требовательная к своим студентам, но это Маше это только импонировало.
Поговорив с матерью, она стала набирать Сальникова, но он её опередил: опережает.
— Привет, Машка. Ты ещё жива?
— Живее всех живых, а ты уже сделал батман фондю с Таней? — спросила она с ехидцей в голосе и как будто бы недовольно, но он-то знает, что это проявление ревности не к новой партнерше.
— Ей до тебя как пешком до луны, во всех смыслах. — начал говорить он с придыханием, на что Маша только закатила глаза. Не переживай. Я после
выступления заскочу на минутку. Хорошо, что тебя в другой район не увезли.
— А что, не приехал бы? — прошептала Маша, чувствуя, как её охватывает отчаяние. Он будет выступать, а она прозябать здесь. Ужасно.
— Да почему, просто это было бы сложнее. Тебе долго лежать?
— Дней семь вроде, хотя, я бы прямо сейчас на сцену выскочила.
С этими словами она зажала плечом телефонный аппарат, предполагая, что разговор затянется. Им с Андреем всегда было о чем поговорить. И начала разворачивать пижаму, чтобы переодеться.
Двигаться было еще тяжело, и мышцы казались одеревенелыми, но это не помешало Маше разговаривая наклоняться низко, чтобы вдеть ноги в брюки. Она приподняла сорочку, чтобы натянуть пижамные брюки и отвечала на какой-то глупый вопрос Сальникова. Про дизайн помещения больницы. Хихикнула в трубку. Андрей с детства был эстетом.
В этот момент, нежданно и совершенно неловко, произошли три вещи.
Послышался скрип открываемой двери, но в этот же момент Катя закричала:
— Какая у тебя родинка на заднице!
Маша, вздрогнув от двойной неожиданности вскрикнула, и подпрыгнув, плюхнулась животом поперёк своей кровати, оттопырив, так и не зачехлённую в брюки, ладную попку. Телефон, естественно, как кузнечик от неё отпрыгнул на пол.
Хорошо в чехле, не разбился.
— Вид, конечно, замечательный Синицына, но, по-моему, мы с вами оперировали живот, — произнес строгий очень знакомый голос. Соседки засмеялись, очень напыщенно и как-то фальшиво.
Ну, еще бы. Еще, поди и ресницами захлопали.
Маша с досады чуть вслух не застонала, еле сдержавшись. Повернув голову и, выглянув из-за пелены волнистых волос, она посмотрела на серьёзное лицо Станислава Алексеевича, в темных глазах которого, как угольки, тлели смешинки.
Маша ворча себе под нос, что-то о неуёмных женщинах и наглых мужчинах, рывком натянула брюки. Она ощущала жар в пояснице, там, где Станислав Алексеевич взглядом касался обнаженной кожи.
Благодарно улыбнувшись Надежде, которая протягивала выключившийся из-за падения телефон, Маша взяла его и убрала под подушку. Сев на кровать, она из-под нахмуренных бровей прожгла взглядом дыру, в дорогом на вид, галстуке врача.
Впрочем, он своей вины явно не чувствовал и выглядел даже слишком довольным всей ситуацией.
— Ну, как вы тут дамы? Я смотрю не скучаете.
— Нет, Станислав Алексеевич, — в один голос, как на параде перед генералом, ответили Катя с Надеждой.
Маша только закатила глаза. Неужели и ей предстояло в скором времени встать по струнке перед этим местным языческим божком? Влюбляться в него не было никакого смысла. Боги лишь могут одаривать своим светом и вниманием, но никогда не полюбят смертных.
— Синицына, вы сильно не располагайтесь, — посмотрел он строго на то, как она сидит, скрестив ноги. — Мне разве уже можно ходить?
— Ходить-то вам нужно, а вот выполнять акробатические трюки, что вы сейчас продемонстрировали, еще рановато. По коридору, третья дверь направо.
С этим он и вышел, опалив взглядом, прикрытую тонкой сорочкой, грудь, отчего Маша ощутила удушение, словно на шее повязали атласную ленту — гладкую, нежную, но сжимающую до хрипа. Из горла слетел с губ еле слышный стон, но тут же был заглушён восклицанием:
— Какой мужчина.
Маша только раздражённо посмотрела на женщин и достав шлепки, обулась в них и встала. Страх сковал всё её существо, концентрируясь внизу живота.
Резво переодевшись, уже не отвлекаясь даже на неторопливый разговор соседок, Маша вышла за дверь палаты.
В коридоре было также светло, в разные стороны сновали врачи, пациенты и медсёстры с капельницами и пилюлями. Повсюду раздавались просьбы больных и требование персонала. Как и всегда чувствуя на себе взгляды окружающих, Маша на негнущихся ногах прошла по коридору и нашла нужную дверь.
В нескольких метрах, возле стойки администратора Маша увидела рослую женщину. И в обычное время она бы и внимание не обратила, но рука брюнетки лежала на предплечье Станислава Алексеевича и это вызвало внутренний дискомфорт. Мысль о том, что женщина могла быть супругой её хирурга, казалась невыносимо обидной.
Будучи балериной, Маша не отличалась умением красиво говорить, читать наизусть целые поэмы или выдавать остроумные шутки, зато она обладала гораздо более полезным талантам помимо красоты движения. Маша понимала язык тела. Танец — это способ передачи информации без слов. И в этой мизансцене, что она наблюдала, было ясно видно, что дама с модной стрижкой, возраста примерно её матери, отчаянно желала Сладенького. Всё тело женщины тянулось к мужчине, глаза, то и дело ощупывали привлекательное лицо и участок обнаженной шеи, а пальцы так и норовили вцепиться в ткань халата.
