В ритме сердца (СИ) - Майрон Тори (читать книги без сокращений .txt) 📗
В попытке отогнать беспорядочный рой ощущений и мыслей внутри себя прикрываю глаза и начинаю вспоминать годами расслабляющие меня дыхательные упражнения.
Вдох и выдох. Вдох и выдох…
Дышу так жадно, как только могу, но вместо спокойствия единственное, что обильно пропускаю сквозь лёгкие в кровь, — это тонкий аромат мужского парфюма, смешанный с более глубоким, особенным запахом его кожи, что неуклонно сводит с ума, приятно ласкает мне ноздри и «щекочет» в груди то, чему я никак не могу дать определение.
— Николина…
Я вздрагиваю от внезапно проносящейся волны зноя по коже. Открываю глаза и теряю дар речи, видя его горячую, крупную ладонь, бережно накрывающую мои пальцы, что всё это время самовольно отстукивали ритм по поверхности сидения.
— Тебе нужно успокоиться, иначе сегодня ты сведёшь с ума не только себя, но и меня тоже, — произносит он своим глубоким, низким голосом, от которого я уже готовлюсь ощутить чувствительные вибрации и повышенное давление его силы, но в этот раз он проникает до самой сердцевины не привычной властностью, а некой мягкостью и ласковым теплом, что словно обволакивает меня успокаивающим флёром. — Прекрати так много думать и постоянно злиться на меня вне зависимости от причин, которые сподвигают тебя это делать.
Чувствую, как властно он берёт мою руку в свою ладонь, переплетая наши пальцы, и бесследно растворяюсь, словно сахар в кипятке. Нет, вовсе не от мощного прилива возбуждения. Тут что-то другое. В это невинное соединение наших рук Адам не вкладывает ни грамма сексуального подтекста, лишь проявляет откровенное стремление хоть немного потушить мой накопившийся огонь из всевозможных страхов.
Я настолько парализована его простым, но столь интимным для меня прикосновением, что даже не нахожу в себе сил вырвать от него свою руку.
— Что касается вечера — сегодняшнее торжество организовано в честь открытия благотворительного фонда помощи бездомным детям, и хоть я уже и говорил, но повторю ещё раз: у тебя нет причин так сильно волноваться. Могу заверить, что весомая часть элегантно одетых людей с изысканными манерами, которых ты сегодня увидишь, способны вести себя в разы вульгарнее дешевых шлюх и драться похлеще многих бандитов твоего района, — произносит он умиротворительным, даже немного нежным голосом, а его глаза меняют цвет с устрашающего чёрного на оттенок шоколада, в сладости которого я утопаю с головой.
— А если я что-нибудь натворю? — мой голос звучит слабо, глухо, надтреснуто, а сердце, наоборот, бешено и громко колотится мне в рёбра.
Его губы изгибаются в чуть ироничной, но, как всегда, обворожительной улыбке, что разбавляет его мрачную красоту мальчишеским задором.
— Поверь мне, даже если ты по случайности убьёшь человека или спалишь весь дом дотла, я сумею это уладить, — он бросает слова в воздух так твёрдо и уверенно, что я вновь впадаю в ступор.
— Ты сейчас шутишь? — я потрясённо округляю глаза, и, наверное, моё лицо выглядит настолько нелепо и глупо, что Адаму не удаётся сдержать свой мелодичный смех, который уже не раз сотрясал подо мной всю землю. Как и сейчас: жаром обдаёт моментально, соски затвердевают, губы пересыхают, а то, что внизу давно его хочет, лишь сильнее увлажняется.
— А ты что, в самом деле планируешь устроить нечто подобное? — смеётся он, откидывая голову назад, а я на мгновенье зависаю, любуясь им и понимая, что теперь его смех действует не только сокрушительно для тела, но и завораживающе для разума. Не просто обхватывает в заразительные объятья веселья, как это происходит с Остином, а, будто загораясь в самом центре естества, пробивает сознание золотым светом счастья.
— Нет… конечно, нет… — от переизбытка магии Адама в крови даже не замечаю, как начинаю улыбаться, но тут же поджимаю губы в попытке это исправить.
— Я всё видел, — сияя белоснежной улыбкой, он наклоняется ко мне ближе, сокращая расстояние между нашими лицами до нескольких сантиметров.
— Что? — я опускаю ресницы, вновь покрываясь румянцем с головы до ног. Это смешно, но с ним я не могу это никак контролировать. Полуголые танцы на коленях у клиентов не вызывают во мне и доли того смятения, что одна секунда его сумрачного взора.
— Ты наконец улыбнулась мне, — его довольный голос будто доносится со всех углов моего сознания, пока я, оторопев, наблюдаю, как он плавно перемещает пальцы с моей ладони к чувствительной коже запястья.
Вены наливаются кровью, а его вибрирующая сила обвивает каждую косточку тела палящим огнём, но неожиданно для самой себя я осознаю, что за всё время нашего общения с Адамом мой внутренний аварийный сигнал впервые хранит абсолютное молчание.
Мне нечего бояться? Я в самом деле могу ему доверять?
Но почему тогда я по-прежнему полна сомнений?
Была бы я наивной девушкой, как Эми, повелась бы на обаяние и сегодняшнее гостеприимство Адама без всяких колебаний, но я-то знаю, что просто так ничего не бывает, и мне остаётся лишь гадать: что же на самом деле побуждает его быть со мной таким любезным и милым?
Всё ради того, чтобы переспать с той, кто ему отказала? Так это он мог сделать ещё вчера без всяких проблем и каких-либо моих сопротивлений.
Я просто ему нравлюсь, и таким способом он хочет сменить мой гнев на милость? Возможно, и так, но мне всё равно что-то мешает до конца в это поверить.
Из-за странного ощущения какого-то подвоха я не могу отпустить себя с ним окончательно, даже несмотря на то, что мои чувства к нему кардинально изменили свой характер.
Не знаю, что это? Откуда? Как? Почему? Адам взрывает мой мозг тысячей различных вопросов, среди которых нет ни одного внятного ответа и есть лишь одна твёрдая, непоколебимая ясность — я по-прежнему безмерно, всем сердцем люблю Остина. И это не сможет изменить ни мистическое воздействие Адама, ни моё явное влечение к нему, что выводит все мои системные программы из строя.
— Посмотри на меня, — он выдыхает короткий приказ в опасной близости от моего рта, и я послушно выполняю, но лишь потому, что сама желаю установить с ним зрительный контакт. Зачем? По плану — хочу убедить себя, что ничего, кроме возбуждения, к нему не испытываю. На деле — только усугубляю своё положение, тая под пылким прицелом его тёмных бездн, как лёд под воздействием солнца.
— Что тебя постоянно так смущает, Николина? — бархатным шёпотом интересуется Адам, ежесекундно переводя свой пламенный взор с моих глаз на губы и обратно.
— Ты меня смущаешь, — честно признаюсь я, не находя других вариантов ответа.
— И что же я делаю такого непристойного, к чему не привыкла опытная стриптизёрша? — слегка склонив голову набок, томно произносит он, и я практически перестаю дышать в момент, когда он притрагивается к моей щеке, убирает светлую прядь с лица за ухо и зарывается рукой в мои волосы, проводя сквозь пальцы всю длину идеально уложенных волн. Нежно. Трепетно. Осторожно. Будто не хочет спугнуть или сделать мне больно. Совсем не в духе опытного, требовательного и даже немного жёсткого любовника, которым Адам явно является, учитывая, какие отпечатки на моём теле он оставил после нашего эпизода в клубе.
Но сейчас он не такой, и всего одним этим ласковым движением, как по мановению волшебной палочки, Адам превращает весь мой благоразумный настрой в пыль.
— Ты вынуждаешь моё тело жить отдельной жизнью, с которой я категорически не согласна, — тихо отвечаю я, хотя буря неизвестных чувств к нему истошно воет об обратном.
— Этого я никак понять и не могу, — задумчиво протягивает Адам. — Что тебе мешает согласиться со своим телом? Я не вижу ни одной причины, которые обычно заставляют женщин проявлять сопротивление.
— Ты же говорил, что тебе ни одна не отказывала, — отмечаю максимально сдержанно, хотя мысль о его «богатом жизненном опыте» сдавливает мне грудь, как под металлическим прессом.
— Да, это так, но на некоторых женщин, бывало, приходилось потратить пару минут, чтобы убедить в том, что все преграды, мешающие им получить желаемое, существуют исключительно в их сознании. Но в твоём случае — я не нахожу этих преград. Ты определённо традиционной ориентации и, учитывая твою работу, явно не приверженка строгих нравственных устоев. Ты не замужем, не находишься в отношениях и даже среди клиентов «Атриума» не имеешь любовников. Тогда что тебя останавливает? Или правильнее спрашивать — кто? Возможно, я упустил из внимания кого-то ещё, к кому ты неровно дышишь?
