Дикие розы (СИ) - "duchesse Durand" (книги .txt) 📗

— Но не могла же она просто уйти посреди ночи неизвестно куда и не имея ничего с собой! — воскликнула Ида, всплеснув руками.

— Она забрала некоторые из вещей и один из ваших дорожных саквояжей, — ещё тише проговорил Жак. Некоторое время Ида молчала, напряженно сведя брови к переносице и скрестив на груди руки. Наконец она, видимо, взяв себя в руки и вернув себе ровный и уверенный том, произнесла, обращаясь к дворецкому:

— Если она ушла, пока все спали, то вряд ли она ушла далеко. Немедленно отправляйтесь в Вилье-сен-Дени, в Вильводе, если нужно, даже в Париж, если придется. Расспросите всех, кого можно, особенно тщательно возчиков, и найдите мою сестру или того, кто её видел.

Жак коротко кивнул и уже сорвался, было с места, готовый выполнить поручение виконтессы Воле, как вдруг она схватила его за локоть, удерживая на месте, и неожиданно холодным голосом, прочти небрежно, сказала:

— А, впрочем, нет, не нужно. Пусть идет куда пожелает, так будет даже лучше для всех нас.

Жюли вздрогнула и открыла, было, рот, чтобы возразить и настоять на поисках, но так и не произнесла ни слова. Жак лишь поклонился и, как всегда учтиво и вежливо, ответил:

— Как пожелаете, госпожа. Если позволите, я вернусь к своим обязанностям.

— Разумеется, — кивнула Ида и, еще раз, оглядев комнату Моник, решительно вышла в коридор, кутаясь в пеньюар, словно её пробирал озноб, хотя в доме было почти жарко. Жюли молча вышла следом и плотно закрыла дверь. Так, с всеобщего молчаливого согласия, Моник де Воле была навсегда вычеркнута из их жизней.

Комментарий к Глава 58

И шестая сотня позади) Люблю такие моменты)

========== Глава 59 ==========

Прошло несколько дней, но новостей от Моник не было и, честно сказать, никто и не рассчитывал их получить. О её побеге даже не заговаривали, и Жюли так и не могла сказать, жалела ли Ида о том, что в последний момент остановила Жака, который, учитывая его исполнительность, нашел бы младшую Воле где угодно. Сама же Ида вела себя так, словно у неё никогда не было младшей сестры, и жалела лишь о том, что поначалу приказала Жаку разыскать её. С Моник их всегда мало, что связывало, а последние события и вовсе развели их по разные стороны. В первый день внутренний голос настойчиво требовал от Иды, чтобы она все же разыскала сбежавшую сестру или, хотя бы, создала видимость поисков для успокоения совести, но виконтесса Воле усилием воли заглушила его. Если Моник пожелала исчезнуть вот так, не сказав ни слова, то она позволит ей это сделать. О том, что она будет делать, если Моник внезапно вернется, Ида даже не думала, так как все тот же внутренний голос подсказывал ей, что никакого возвращения блудной сестры и торжественного воссоединения семьи со слезами раскаяния и словами прощения никогда не будет.

Даже Клод с его привычкой придавать трагизм любому значительному происшествию, воспринял известие о побеге Моник холодно и как нечто само собой разумеющиеся. Жюли, которая помнила о его желании поговорить с кузиной, терзалась смутными сомнениями, не стал ли этот разговор, если он состоялся одной из причин этого бегства. Но, понимая, что никто не скажет ей правды, так как ей, видимо, не положено её знать, не сказала ни слова об этом своем предположении, не смотря на то, что любопытство почти буквально разрывало её. В их семье, несомненно, имели место быть какие-то интриги, в которые Ида не посвящала, хоть и не раз оказывала ей исключительное доверие.

Так или иначе, все мосты были сожжены, а связи оборваны раз и навсегда. Ида даже испытывала странное облегчение, что Моник сама сделала это, и ей не пришлось подбирать приличествующие случаю и их отношениям слова, чтобы отказаться от сестры. В последнее время виконтессе Воле слишком часто приходилось принимать решения, от которых порой зависела не только её собственная жизнь, но и жизнь, и спокойствие ближайшего её окружения, что теперь ей не хотелось принимать решений даже самых незначительных. Но все же некоторые намерения оставались неисполненными и именно поэтому на третий день после исчезновения младшей Воле, Ида заговорила с Жюли о предстоящем переезде в Марсель.

— Знаешь, мне кажется, мы тоже здесь несколько задержались, — она произнесла это помешивая чай серебряной ложечкой и таким тоном, словно говорила о готовящейся увеселительной прогулке. Кроме того, это было первое косвенное упоминание Моник.

— И в самом деле, — Жюли попыталась улыбнуться, но, поняв, что не может этого сделать опустила голову. — Осень у моря весьма приятна.

— Не думаю, что для меня она будет приятнее любого времени года на «Вилле Роз», — покачала головой Ида. — Но, думаю, я смогу прожить некоторое время вдали от этого места. В конце концов, «Вилла Роз» останется нашей.

У Жюли, впрочем, и в мыслях не было думать, что Ида сможет навсегда отказаться от места, которое любила больше всего на свете, тем более, после всего, через что она прошла, чтобы сохранить свое право владеть им.

— Ты видела этот дом, в котором нам придется жить? — спросила маркиза Лондор. Не то что бы ей было и в самом деле интересно, каково будет их пристанище на ближайший год, ей это было, пожалуй, даже безразлично, но в минуты молчания Ида всегда уходила в свои мысли, от которых её лицо становилось все мрачнее и мрачнее.

— Нет, — покачала головой Ида, продолжая внимательно разглядывать стоявшую перед ней чашку. — Должно быть, ничем не отличается от прочих домов в Провансе.

— Я слышала, что в Провансе много лаванды. Целые поля одной только лаванды, — Жюли улыбнулась. — Жаль, что там не будет таких чудесных роз.

— К счастью, что их там не будет, — отозвалась Ида. — Не хочу, чтобы там мне хоть что-то напоминало о «Вилле Роз».

— Почему же? — непонимающе спросила Жюли, поднимая на сестру удивленные глаза. — Ты ведь любишь это место, наверное, сильнее всего на свете.

Ида подняла на сестру потемневшие глаза, которые придавали её лицу мрачное, почти зловещее выражение.

— В этом все и дело, Жюли, — глухо произнесла она. — И эта любовь, как и любая другая, принесла нам всем одни только страдания. Порой мне кажется, что я готова возненавидеть это место за мою любовь к нему, но в тоже время я понимаю, что вряд ли смогу существовать без «Виллы Роз».

— Ты просто устала, — Жюли как можно мягче улыбнулась и, протянув руку, легко сжала пальцы сестры. — Вот увидишь, когда мы приедем в Марсель, это пройдет. Морской воздух всегда освежает и исцеляет все болезни.

Ида криво и несколько нервно усмехнулась, но не отняла руки. Никакому воздуху, пусть и целительному морскому, не под силу вернуть прежнюю красоту их изувеченным душам. Даже время будет бессильно что-либо сделать.

— Мы все очень устали, — отозвалась она, следя взглядом за вошедшим в столовую Жаком, который с крайне невозмутимым видом, так, словно был частью интерьера, собирал на поднос посуду после завтрака. Жюли вздохнула и убрала руку, покачав головой. Она не хуже Иды знала, что никто и ничто не станет прежним, что был пройден слишком долгий путь, а они сами и условия их жизни претерпели необратимые изменения. Возврата к прошлому не было и не могло быть, но в допущении этой возможности Жюли находила некоторое спокойствие, которого ей так отчаянно не хватало.

— Жак, — уверенно, почти повелительным тоном, произнесла Ида и дворецкий, отвлекшись от подноса, взглянул на свою госпожу, ожидая распоряжений, — я хочу, что бы в ближайшие дни мои вещи и вещи госпожи маркизы были собраны и уложены для долгого путешествия.

— Мы отправляемся куда-то? — позволил себе вопрос Жак, но Ида пресекла его любопытство на корню, холодно ответив:

— Я непременно посвящу всех в детали, когда наступит время отправиться в путь. Пока просто приступите к сбору вещей.

— Как скоро мы должно подготовить все к отъезду? — Жак аккуратно, одной рукой, подхватил поднос так, словно не весил почти ничего и взял в другую руку салфетки с вышитыми в углах маленькими розами.

— К концу следующей недели все должно быть готово, — все тем же тоном, ясно говорившим о том, что любые вопросы, не касающиеся непосредственно выданного задания, недопустимы, продолжала Ида. — Соберите только те вещи, которые могут потребоваться нам осенью и зимой.