Дикие розы (СИ) - "duchesse Durand" (книги .txt) 📗
— А как же прекрасная Жозефина де Лондор? — виконтесса Воле легко подняла брови.
— Ты полагаешь, что после всего произошедшего она захочет хотя бы взглянуть на меня? — усмехнулся Клод и в его голосе, хоть тон и был насмешливым, отчетливо проскользнула горечь.
— Мне казалось, ваши отношения несколько наладились. По крайней мере, я могу с уверенностью сказать, что она совершенно искренне пыталась поддержать тебя после смерти Жерома.
Клод задумчиво кивнул.
— Да. Я даже поверил в то, что когда-нибудь смогу стать небезразличным ей, — его губы снова тронула ироничная усмешка. Немного помолчав, он добавил:
— Маркиза де Лондор никогда не отдала бы мне руку своей дочери. Теперь же, после того, как я принял твою сторону, она не потерпит даже намека на подобную возможность.
— Как бы я хотела сделать что-то, чтобы исправить это, — вздохнула Ида, покачав головой и задумчиво глядя на портал церкви. — Ведь в этом немалая доля моей вины.
— Напротив, твоей вины здесь нет совершенно. Я бы никогда не смог стать мужем мадемуазель Лондор., — решительно ответил Клод, но, не без сожаления добавил: — Все это пустые надежды и мне их лучше навсегда оставить.
У Иды от этих слов почти непроизвольно сжалось сердце. Никто не мог бы назвать её слишком сентиментальной, но то, с какой силой её брат без малейшей надежды на взаимность любил Жозефину, всегда вызывало в ней почти что восхищение. Как бы высокомерно и порой даже грубо не общалась с ним юная маркиза Лондор, сколько бы ему не говорили, что его чувство не имеет будущего, Клод всегда был уверен в том, что рано или поздно он добьется права стоять у алтаря рядом с той, которую любил. И от этого было вдвойне страшно слышать, как он отрекается от всех своих надежд с такой холодной решительностью.
— Не смей говорить так, — негромко, почти шепотом, проговорила виконтесса Воле. Да, последние полгода ни для кого из них не прошли бесследно, но она не могла и не желала допустить, чтобы Клод, всегда веривший в лучшее, не смотря на привычку драматизировать, утратил эту веру.
— Ида, между мной и Жозефиной Лондор пропасть, которую мне не преодолеть никогда в жизни. У меня нет ни связей, ни имени, ни состояния, а она из знатной аристократической семьи, принятой в высшем обществе, — Клод понизил голос, продолжая разглядывать землю под ногами. — Не думаю, что она смогла бы отказаться от всего этого ради меня. А если бы и смогла… Что может сказать, что потом, когда ее чувства угаснут, она не возненавидит меня за то, что я лишил её той жизни, которую она любила.
— Значит, с этим безрассудным увлечением покончено? — усмехнулась Ида. — Какая жалость. Я только-только начала видеть в ней некоторые положительные черты.
— Нет, конечно же, нет, — торопливо отозвался Клод, поднимая на сестру глаза. — Я всегда буду любить её так же сильно, как люблю сейчас. Я просто устал говорить об этом.
— Неужели никому в нашей семье не суждена счастливая любовь? — вздохнула виконтесса Воле. Клод улыбнулся.
— Я счастлив уже от того, что могу любить такую девушку, как Жозефина.
— Пожалуй, на этом и закончим сей грустный разговор, — в голосе Иды отчетливо проскользнула деланная радость, выносить этот хоть и спокойный, но все же скорбный тон Ида больше не могла. — Не желаешь ли пообедать с нами на «Вилле Роз»? Возможно, в следующий раз за одним столом мы соберемся не скоро.
— С удовольствием составлю вам компанию, дорогая кузина, — ответил Клод и даже поклонился, подхватывая легкий тон Иды, который более подходил светской беседе. — Разве я могу отказать тебе в такой малости?
***
Обед прошел за каким-то почти бессмысленными, ничего не значащими разговорами. О предстоящем отъезде Ида больше не заговаривала и ни Клод, ни Жюли не собирались настаивать на этом разговоре. Маркиза Лондор, впрочем, твердо решила не упускать возможность, если, конечно, таковая ей представиться, поговорить с Клодом о побеге Моник. Говорить об этом при Иде ей не хотелось не только потому, что её сестре, скорее всего, этот разговор будет мало приятен, но и потому, что в присутствии средней кузины Клод не скажет ни одного лишнего слова. Но виконтесса Воле, словно угадав намерения сестры, не собиралась покидать столовую достаточно надолго, чтобы оставить Жюли и Клода наедине и дать им возможность поговорить. Клод, казалось, тоже чувствовал намерение Жюли, но понимал, что избежать разговора ему не удастся, особенно если Жюли желала, что бы он состоялся.
Уже после обеда, в холле, когда Клод собирался уходить, а Ида задержалась в столовой, давая какие-то указания Люси, маркиза Лондор, наконец, осуществила задуманное. Со всей решительностью, которую она напускала на себя в такие моменты, Жюли остановилась возле кузена и, почти вызывающе глядя ему прямо в глаза, произнесла:
— Клод, я хочу знать, что в этом нет твоей вины.
— В чем именно? — спокойно, даже холодно осведомился Клод, не отводя взгляда.
— Ты понимаешь, о чем я, — Жюли слегка вскинула голову. — О Моник. Сначала ты изъявляешь желание побеседовать с ней, а потом она исчезает, не оставив даже записки.
— В побеге Моник виновата лишь сама Моник, и никто больше, — все тем же ровным тоном ответил Клод, пожимая плечами.
— Клод, я не так глупа! — воскликнула маркиза Лондор, но тут же снова понизила голос, опасаясь, что Ида может услышать её. — Я вижу, что в нашей семье происходит что-то ужасное и меня не посвящают в подробности именно потому, что правда ужасна. Вы можете ничего не говорить мне, я признаю, что могу не выдержать откровенности, но не держите меня за легкомысленную дурочку.
Холодное выражение на лице Клода стало чуть мягче, и он покачал головой, словно говоря тем самым, что, не смотря на всю любовь к кузине, не может сделать ей подобного одолжения.
— Жюли, ты же знаешь, я не люблю лгать, но и всей правды я не могу тебе сказать, — вздохнул он. — Если бы дело касалось только одного меня…
— Я не прошу открывать мне страшные тайны, — не унималась Жюли, — я лишь прошу сказать, имеешь ли ты отношение к побегу Моник.
Лицо Клода изменилось, снова превратившись в неподвижную, безжизненную маску.
— Имею, — спокойно, почти с вызовом ответил он. Жюли кивнула и отвела, наконец, взгляд от лица брата.
— Я так и думала, — прошептала она. Полученное знание не принесло ей облегчения и только лишь породило ещё большее количество вопросов, но вид Клода ясно говорил, что больше ничего от него не получиться добиться, как бы она не пыталась сделать это.
— Но я хотел не этого, — спокойно пояснил он, выдержав паузу. — Я, признаться, даже не думал, что мои слова могут повлиять на нее так.
— Что ж, тогда помолись, чтобы этот её поступок не обернулся для нас новыми и еще большими неприятностями.
Клод собирался ответить, что теперь любая малозначимая мелочь может сулить им ещё большие неприятности, но в этот момент в холл вошла Ида, и ему оставалось лишь с теплой улыбкой проститься с обеими кузинами, надеясь на то, что Жюли будет благоразумна и не станет расспрашивать Иду. Он не мог сказать наверняка, догадывается ли виконтесса Воле о том, что он говорил с Моник, но совершенно точно знал, что хочет, чтобы ей это стало известно от него. Разумеется, не сейчас, когда Ида занята приготовлениями к отъезду и тревожными мыслями о собственном будущем, но тогда, когда вся эта история частично будет позади.
***
Была только середина августа и до назначенной Идой даты отъезда оставалась ещё неделя, но виконтесса Воле-Берг испытывала непреодолимое желание покинуть это место как можно скорее. Дело было совсем не в том, что она внезапно перестала любить «Виллу Роз», нет. Дело было в том, что она по-прежнему любила это место больше всего на свете и боялась, что не сможет оставить его, если не покинет немедленно. Было даже странно, что она столь привязана к месту, с которым у неё было связано так мало приятных воспоминаний. В этом, безусловно, была своя ирония, которую, несомненно, оценил бы герцог Дюран, но Ида старалась не вспоминать даже его имя. Впрочем, это было, разумеется, бесполезно, так как даже если она не вспоминала о нем на протяжении целого дня, воспоминания наваливались ночью, ближе к полуночи, одной большой волной, с которой невозможно было бороться. Вытравить из своего сердца и мыслей Дюрана Ида не могла, как ни пыталась. Она понимала, что отъезд тем более не сможет помочь ей в этом, но продолжала несколько наивно надеяться, что если уедет из мест, где сами стены дома напоминают ей об Эдмоне, то сможет куда быстрее выбросить мысли о нем из головы.