Полынь – сухие слёзы - Туманова Анастасия (читать книги полные txt) 📗
В темноватой крохотной передней было очень тепло, пахло пирогами, мастикой для полов и донником. Пока Никита соображал, – то ли это духи, то ли в кухне у Иверзневых, как и в болотеевском имении, висят пучки сушёных трав, – Егоровна очень ловко освободила его от шинели, тут же убрала её куда-то, возвестила, что обед «сей же минут» будет подан, и умчалась в кухню. Миша потянул приятеля за рукав и повёл его через коридор в большую комнату с высокими, открытыми настежь дверями, откуда доносился голос Марии Андреевны.
– Маменька распекает Веру, – вздохнул Александр, прислушиваясь к негодующим раскатам. – Господи… в пятый раз по тому же кругу с самого утра… Выговор полкового командира, по-моему, легче перенести. Уж не в пример, по крайней мере, быстрее… По-моему, пора спасать сестрицу! Мишка, саблю наголо и в атаку! Закатов, вы будете резервным полком и принесёте нам победу, при вас маменька сразу утихомирится… Идите сзади с умным лицом!
– Вера, я, право, и не знаю, что с тобой делать! – голос госпожи Иверзневой приближался. – Это уже третье заведение и, судя по всему, последнее! Ты, я вижу, забываешь, как мы бедны! Почему у кузины Ирэн обе дочери на прекрасном счету в институте, она постоянно получает благодарственные письма от начальства, её Машеньке даже предложили остаться преподавать после выпуска, это будет такое подспорье для семьи, а ты… а ты… Я просто слов не нахожу! Понимаешь ли ты, что у меня нет средств для твоего обучения, что в каждое заведение тебя принимали на казённый счёт только из уважения к заслугам отца?!
– Это ничуть не повод для меня лебезить перед каждой классной дамой! – звонко и чётко ответил девчоночий голос. Остановившись вместе с братьями Иверзневыми в дверях, Никита увидел сидящую за столом девочку лет двенадцати – темноглазую, худенькую, с гладкими чёрными волосами, уложенными в тяжёлый пучок на затылке. Её смугловатое лицо было спокойным и насмешливым.
– Мама, я не понимаю вас, не по-ни-ма-ю! Я была бы виновата, если бы шалила на уроках, не выполняла заданного, была бы беспросветно тупа… Но у меня высшие баллы по всем предметам! Маман так тебе и пишет: «При блестящих способностях институтки Иверзневой…» Блестящих, мама! Я не виновата, что классная дама кидается в обморок, если я берусь рассуждать о прочитанном! Причём хотя бы она сама это прочла и знала, о чём идёт речь!.. Я не понимаю, почему у меня отбирают и прячут книги, будто это не Гоголь с Пушкиным, а что-то непристойное! Не могу я читать мадам Зонтаг, она пуста и глупа! И английские благонравные романы не могу! А покойный папенька говорил…
– Да, да, да! Всё ваш покойный папенька! – Марья Андреевна, нервно кутаясь в серую пуховую шаль, вышагивала взад и вперёд перед столом. – Сколько раз я с ним, покойником, бранилась: не учи ты её! Не давай девочке серьёзных книг, у неё от подобного чтения будут одни неприятности! Дамское дело – семья, дом, рукоделие! И, как видишь, я оказалась права!
– Мама, я отказываюсь в это верить, – твёрдо произнесла Вера, и у Никиты, который вообразить себе не мог, что можно подобным тоном говорить с родителями, захватило дух. Госпожа Иверзнева, видимо, тоже была возмущена.
– Вера, не смей мне дерзить! Ты должна слушаться старших! А тем более – своих родителей, которые…
– Воля ваша и папеньки для меня всегда была закон, – голос девочки слегка дрогнул, но тёмные глаза по-прежнему смотрели прямо и с вызовом. – И это папенька всегда говорил, что мы должны много читать, всем интересоваться, что только образование даёт человеку независимость…
– Тебе оно дало только несносный характер! И постоянное желание всё говорить наперекор, не считаясь ни с возрастом, ни с чином! А я – твоя мать, мне больно смотреть, во что ты превращаешься! Извольте видеть – классные дамы у нашей Веры глупы, начальство – тираны, однокурсницы – пошлы и тупы, одна она – столп творенья и венец мирозданья! Этак ты, милая моя, договоришься до того, что и мать твоя – глупа и вздорна, как индюшка!
– Мама, мама!.. – с горячим возмущением и горечью вырвалось у девочки, и она, вскочив, кинулась к опешившей матери на шею.
– Кхм-м, маменька… – решился, наконец, обозначить своё присутствие Александр, за широкой спиной которого спрятались Миша и Никита. Мать и дочь, не выпуская друг дружку из объятий, одновременно повернулись к дверям, и Никите сразу же бросилась в глаза их схожесть: одинаковые смугловатые лица, тёмные густые волосы, чуть вьющиеся над высоким лбом, похожие на переспевшие вишни глаза, одинаковые родинки над губой… Но черты лица Веры были более неправильными, резковатыми, подбородок упрямо выдавался вперёд, не портя, впрочем, привлекательности юного лица. Прошло несколько мгновений, прежде чем Никита понял, что девочка в упор, удивлённо рассматривает его. В лицо ему бросилась кровь, закололо горячими иголками спину, и он позорно отступил ещё дальше за спину Александра.
– Ох, ну вы меня напугали, дети, – опомнилась наконец Марья Андреевна. – Что же это за манера – так подкрадываться! Мишенька, поди сюда… да ты весь холодный! Иди скорей, сядь к печке… Никита, здравствуйте, сердечно рада вас видеть! Ваш папенька прислал очень любезное письмо, сразу видно настоящего дворянина и воспитанного человека, теперь уж молодёжь не такова! Надеюсь, вы у нас хорошо проведёте каникулы и… Миша! Вера!!! Да что же это такое!!! Что о вас подумает господин Закатов?!!
Но материнское воззвание пропало втуне: брат и сестра, обнявшись и хохоча, как безумные, скакали по комнате в невообразимой мазурке. Паркет гудел и трещал, дрожали замёрзшие стёкла в окнах, трепетали бархатные синие портьеры, подпрыгивали стулья вокруг круглого стола…
– Вер-ка дезер-тир! Вер-ка дезер-тир! Снова сбежала! Генеральное сражение, надеюсь, успела дать?
– Пусть дезертир! Лучше смерть дома, чем медленные муки в институте! Ай, Мишка, ноги отдавишь! Чему вас только учат в вашем корпусе!
– Уж не танцам «шерочка с машерочкой»! А вот я тебя сейчас на комод посажу, тогда узнаешь! И не дам никому снять, даже Сашке!
– Вот и поди тут с ними, – безнадёжно махнув рукой, сказала Марья Андреевна. – Проходите, Никита, садитесь, сейчас будем обедать… Что делать, брат и сестра страшно любят друг друга. Они ведь у меня погодки, всегда вместе играли, то Вера у Миши – вражеское войско, то Миша у Вериных кукол – бонна… Не поверите, когда Мишу взяли в корпус, Вера месяц в институте рыдала беспрерывно, даже книжки свои забросила, а это уж о многом говорит! И писала ему такие длинные письма, что классные дамы отказывались верить, что она пишет брату! Действительно, глупы они там, как курицы, даже маленьких девочек готовы подозревать бог знает в чём… – вполголоса добавила она, убедившись, что Вера, которую брат повалил на диван и щекотал, не в состоянии её услышать. – Так что уж извините их родственные чувства, сейчас они придут в себя, покажут вам вашу комнату и… А, Петя, уже вернулся?
Она повернулась к двери, весь проём которой занимал широченными плечами Пётр Иверзнев. Мать пошла к нему, и Никита, страшно обрадованный тем, что ему не нужно далее поддерживать разговор, привычно поднялся со стула.
– Да сидите вы, Закатов, ей-богу! – несколько смущённым басом велел Геркулесыч. – Мы не в корпусе! Вот здорово, что Мишка вас привёз, веселее будет! Хотите пари – кто из нас первый разобьёт Сашку в шахматы? Он считает, что я играть не умею, как будто не… Маменька, ну что же вы всё сызнова-то?! В доме гости!
– И снова, и всегда, и покуда дух во мне держится! – сурово заявила Марья Андреевна, наклонив к себе стриженую макушку сына и с упоением покрывая её поцелуями. – А гостю нашему придётся привыкать к моей бестолковости. – И, прежде чем Никита сумел понять, что она намерена делать, госпожа Иверзнева подошла к нему и ласково поцеловала в голову – точно так же, как только что своих сыновей. Улыбнулась и отошла. Никита растерянно посмотрел ей вслед, попытался улыбнуться – и не смог. Незнакомое ощущение накрыло его с головой, как тёплая волна воздуха, когда входишь с мороза в натопленную комнату, стиснуло грудь, и он, оглушённый, долго старался перевести дух. С дивана за ним пристально, внимательно наблюдали тёмные глаза Веры, но Никита не замечал этого.
